Но он был так силен, что мог, раз согнув ноги, заставить отступить лошадь, которая была к нему привязана.
Наконец палач, видя, что
все его члены были вывернуты, поломаны, скомканы, что он был в агонии и что лошади уже ничего не могли, сжалился (возможно, и над лошадьми) и хотел было четвертовать преступника. Но толпа, угадав его намерение, захлестнула эшафот и вырвала тело из его рук. Лакеи нанесли ему сотни ударов шпагами, каждый рвал свой кусок плоти, так что вместо четвертования он был разорван на сотню кусков. Женщина рвала его ногтями, но увидев, что так она ничего не добьется, впилась в него своими красивыми зубками. Его растащили по кускам, так что, когда палач хотел исполнить ту часть приговора, где говорилось, что останки убийцы должны быть брошены в огонь,
от убийцы оставалась только его рубаха. Тело было сожжено по частям на всех площадях и во всех кварталах Парижа.
Еще и сегодня, два с половиной века спустя, убийство остается тайной, известной лишь виновным да Богу.
Подозревают, доказательства моральные есть. Но доказательства материальные отсутствуют. И, воспользовавшись дворцовыми определениями, история вынесла предписание о прекращении уголовного дела.
Но взгляните на королеву, оскорбленную, презренную, ненавистную.
Посмотрите на Кончини, вырытого из могилы, расчлененного, растерзанного, повешенного.
Все это сделано народом.
Почему?
Потому что народ остался убежден, что настоящие убийцы были флорентиец и флорентийка — Кончини и королева.