Георгий Жуков: Последний довод короля
Шрифт:
Дивизия полковника Гуртьева формировалась по штату № 04/200 от 18 марта 1942 г. От предыдущих штатов (№04/600 июля 1941 г. и №04/750 декабря 1941 г.) он отличался введением третьего дивизиона в артиллерийский полк и возвращением в стрелковую [364] дивизию отдельного противотанкового дивизиона 45-мм пушек. Некоторые дивизии принявших участие в наступлении Сталинградского фронта экс-резервных армий успели пройти переформирование по штату №04/600 от 29 июля 1942 г. Новые штаты дивизий 1942 г. знаменовали восполнение потерь вооружения в 1941 г. и восстановление работоспособности эвакуированной промышленности. Личным составом дивизия была укомплектована на 86,5%. Из 13 532 человек по штату налицо было 11 573 человека{176}. Дивизия большей частью состояла из русских и украинцев (7461 и 1963 человека [365] соответственно). Соответственно, проблема языкового барьера, характерная для многих других соединений Красной армии, была едва обозначена. Кошмара «национальных дивизий» Крымского фронта Д. Т. Козлову на этот раз удалось избежать.
Вооружением 308-я стрелковая дивизия была укомплектована почти на 100%. Винтовками дивизия была укомплектована на 96,3%, а пистолетами-пулеметами ППШ – на 113%, то есть их было даже больше, чем полагалось по штату (711 вместо 640). Вместе с тем ручных и станковых пулеметов было около 60% от штата. Артиллерией калибров 45
Но, несмотря на хорошую комплектность, 308-я стрелковая дивизия, так же как и другие соединения 1-й гв., 24-й и 66-й армий, не смогла пробить позиционный фронт северного фланга 6-й армии Ф. Паулюса. Основная причина была в том, что пехота ожидала решения задачи прорыва от артиллерии, авиации и танков. Точно так же французские пехотинцы Первой мировой ожидали решения от артиллерии, руководствуясь принципом [366] «артиллерия разрушает, пехота занимает». Причем принцип воспроизводился практически буквально. Офицер Генштаба Красной армии при штабе Сталинградского фронта полковник Громов писал: «Пехота все свои надежды возлагает на танки, PC и авиацию, ожидая, когда они подавят все до одной <огневые> точки»{177}. В оперативных документах Сталинградского фронта рефреном звучат слова о недостаточном использовании оружия пехоты. Доходило до абсурда: в 607-м стрелковом полку было шесть 82-мм минометов, но все они были без плит, которые были попросту… потеряны. Минометы сами по себе не были мощным оружием, однако они могли сыграть важную роль в наступлении. Так, в ходе штурма высоты 129,6 в начале сентября [367] 1942 г. замаскированная немецкая противотанковая пушка вывела из строя несколько танков. Потребовался совет офицера Генштаба выделить стрелковые подразделения с минометами для уничтожения этой пушки, что было успешно сделано.
Думаю, Г. К. Жукова, наблюдавшего за действиями дивизий 1-й гв. армии в сентябре 1942 г., не покидало чувство дежа-вю. Проблемы были те же самые, с которыми он сталкивался под Ельней в августе 1941 г. Тогда Георгию Константиновичу тоже приходилось исправлять организационными методами промахи свежесформированных, почти необстрелянных войск. Сталинград был, пожалуй, последним сражением, в котором использовались вновь созданные соединения.
Недостатки в действиях войск означали большие потери. С 15 по 30 сентября 1942 г. 1-я гв. армия потеряла 10 376 человек убитыми, 32 615 человек ранеными и 7661 человек пропавшими без вести. Судя по оперативным сводкам противника, последний пункт в большинстве случаев означал плен – немцами утверждается, что в ходе отражения советских наступлений было захвачено много пленных. Фактически армия К. С. Москаленко была ополовинена в ходе второго наступления. В некоторых соединениях это произошло уже в первые дни операции. Так, 316-я стрелковая дивизия за два дня потеряла убитыми и ранеными 5073 человека, 292-я стрелковая дивизия – 5038 человек (1611 убитыми и 3427 ранеными). Соседняя 24-я армия Д. Т. Козлова в период с 10 по 20 сентября 1942 г. потеряла 17 439 человек (3645 убитыми, 902 пропавшими без вести и 12868 ранеными и заболевшими). Нельзя не согласиться с авторами «Сборника материалов по изучению опыта войны», вышедшего весной 1943 г., которые характеризовали результат операций следующим образом: [368] «Этот оперативный, в конечном счете, успех был достигнут ценой большой крови»{178}.
Решение проблемы взлома позиционного фронта лежало в штурмовых действиях пехоты. Когда батальон 639-го стрелкового полка был задержан немецким «автоматчиком» (так в документе, скорее всего «пулеметчиком»), по совету офицера ГШ Красной армии были высланы четыре бойца для его разведки и уничтожения, после чего батальон получил продвижение.
Сплошное обучение штурмовым действиям было почти непосильной задачей. К тому же способность наступать в такой стилистике зависела от морального состояния, возрастного состава подразделения. Решение было найдено в плоскости выборочной подготовки батальонов для штурмовых действий. Такой батальон как бы становился иголкой, за которой как нитка двигались остальные. Пример наступления «нитка за иголкой» мы находим в операции «Марс». В действовавшем в районе Молодого Туда 879-м стрелковом полку 158-й стрелковой дивизии была проведена дифференцированная подготовка подразделений с формированием батальона-лидера: «Командир полка решил 1-й стрелковый батальон подготовить как штурмовой. Количество коммунистов и комсомольцев в батальоне было доведено до 35% по отношению ко всему личному составу. Взамен больных и пожилых солдат поступило 40 человек молодежи из других подразделений. Батальон был выведен с переднего края обороны и сосредоточен в тылу, где он приступил к напряженной боевой подготовке. Основной упор в процессе боевой подготовки был сделан на освоение боевого порядка в наступлении в соответствии с требованиями приказа Народного [369] Комиссара Обороны № 306 от 8 октября 1942 г. и на отработку вопросов организации взаимодействия с артиллерией и танками. С этой целью было проведено несколько тактических учений, причем в течение трех дней в этих учениях принимал участие взвод танков Т-34»{179}. Несмотря на общий неуспех операции «Марс», 879-й стрелковый полк добился хороших результатов в наступлении и продвигался быстрее, чем соседний 881-й стрелковый полк той же дивизии, не использовавший тактики штурмовых действий.
В 1943 г. подготовка пехоты по опыту «верденов» 1942 г. стала приносить ощутимые результаты. Была, наконец, прорвана прочная оборона немецких войск на южном берегу Ладоги и восстановлено сухопутное сообщение страны с Ленинградом. Летом 1943 г. вновь потребовалось применение стратегии нажима на фланги противника во имя успеха обороны. Чтобы обезопасить оборонительную операцию на Курской дуге от возможных неожиданностей, была разработана наступательная операция Западного и Брянского фронтов. До этого пропущенные наступления вермахта заканчивались пыльными колоннами пленных, быстрым смещением линии фронта и перемалываемыми без видимого эффекта воздействия на противника танковыми соединениями. Поэтому было решено подстраховаться, накопив ударные группировки двух фронтов, которые должны были ударить во фланг и тыл немецкой 9-й армии на северном фасе дуги. Для решения этой задачи Брянскому
и Западному фронтам предстояло прорвать хорошо подготовленную оборону противника. Подготовка к прорыву велась уже на качественно новом уровне: [370]«В период подготовки операции войска и штабы проходили систематическую учебу. Главное внимание обращалось на отработку вопросов взаимодействия родов войск при прорыве глубоко эшелонированной обороны противника. Важное место отводилось подготовке штурмовых групп. К 12 июля только в 11-й гвардейской армии были подготовлены 404 штурмовые группы по 8-10 человек в каждой»{180}.
Штурмовые группы стали средством, которое учитывали наравне с танками. Люди в этих группах оказывались в наступлении сильнее танков, на которые надеялись ранее. Действиями Западного и Брянского фронтов советскому командованию удалось обеспечить решение оборонительных задач на Курской дуге вне зависимости от локальных катастроф и промахов. Так, в ходе контрудара под Прохоровкой 12 июля 1943 г. 5-я гв. танковая армия в течение одного дня утратила свою наступательную мощь, и оборонительная операция Воронежского фронта вновь повисла на волоске. Однако в тот же день, 12 июля, началась операция «Кутузов», заставившая немецкое командование демонтировать ударную группировку 9-й армии на отражение ударов по северному фасу орловского выступа. Жуков в этот период координировал действия Центрального, Западного и Брянского фронтов. Бои за орловский выступ завершились его эвакуацией немцами, отошедшими на так называемую «линию Хаген».
Аналогичным образом строилась подготовка пехоты 11-й гв. армии к прорыву обороны противника в ходе штурма Кенигсберга. И. Х. Баграмян вспоминает: «23 марта В. В. Курасов доложил о завершении работы по созданию штурмовых отрядов и групп в 11-й гвардейской, [371] 43-й и 50-й армиях. В каждом стрелковом полку был подготовлен один штурмовой отряд, в состав которого, как правило, включались стрелковый батальон, саперная рота, огнеметный взвод, танковая рота, взвод 76-миллиметровых орудий, батарея 120-миллиметровых минометов, орудия крупного калибра либо самоходки. В батальонах штурмовые группы состояли из стрелковой роты, саперного взвода, отделения огнеметов, отделения химиков, двух противотанковых орудий, двух орудий дивизионной артиллерии и двух-трех танков. Стрелковые взводы штурмовых отрядов и групп имели на вооружении противотанковые гранаты, дымовые шашки, «кошки» с веревками для подрыва мин натяжного действия, ножницы, топоры, термические шары с [372] горючей смесью. Каждый боец группы имел шесть гранат. Словом, воины были обеспечены всем, что нужно для ведения боя в укрепленном районе и в городе»{181}. Мы видим ту же схему, что и под Ржевом, – один батальон полка из трех готовится как штурмовой. Действия штурмовыми группами позволили советским войскам успешно наступать даже в насыщенной инженерными сооружениями и прочными постройками Восточной Пруссии и самой Германии.
Помимо штурмовых действий в течение войны наращивался артиллерийский удар наступления. Под Ржевом в августе 1942 г. общая плотность артиллерии в 20-й армии была 136 стволов артиллерии и пусковых машин РСов на километр фронта (122 ствола 76-мм и выше, 86 стволов без реактивной артиллерии). В контрнаступлении под Сталинградом общая плотность составляла 107 стволов артиллерии (103 ствола калибром 76-мм и выше, 64 – без РА). В Белоруссии летом 1944 г. плотность артиллерии составляла уже 197 стволов на километр фронта (185 стволов 76-мм и выше и 140 без РА). Повышение плотностей было достигнуто как за счет наращивания численности артиллерийских орудий в наступающих армиях, так и за счет сужения полосы прорыва. Практикой было доказано, что фланговый обстрел не так опасен, как стрельба противотанковой артиллерии и стрелкового оружия навстречу прорывающимся частям и соединениям. Поэтому при общем числе орудий и боевых машин РА в полосе наступления в Белоруссии в 1944 г., почти равного Погорело-Городищенской операции 1942 г. – 2146 против 2007, – плотность артиллерийского огня была существенно большей. [373]
Критиковать «вердены» 1942 г. нетрудно. Большие потери, незначительное продвижение вперед – во все эти очевидные факты легко метать стрелы благородного гнева. Но как только критикам задается вопрос: «А что, собственно, надо было делать? Альтернативы-то какие у неправильных действий под Ржевом кровавого Жукова?» – они теряются и начинают нести несусветную чушь. Суть их предложений сводится к тому, что наступление – это бесовское занятие и ничего делать не нужно. Что было бы в случае реализации этого мощного [374] предложения, очевидно: немецкое командование задействует под Сталинградом те подвижные соединения, которые в действительности были использованы для отражения ударов «Марса» и наступления под Великими Луками. В этом случае Манштейну не придется останавливать «Зимнюю грозу» во имя отражения «Малого Сатурна». Под Тацинскую поедет не стоявшая в декабре 1942 г. в 30 км от внутреннего кольца окружения 6-я танковая дивизия, а 2-я или 9-я танковая дивизии, которые в реальности истекали кровью под Сычевкой. Накачивать войсками сталинградское направление советское командование не могло в силу слабой сети коммуникаций в южном секторе фронта – адекватно снабжать увеличившуюся в численности группировку было бы просто нереально. Обеспечить нормальный подвоз боеприпасов можно было для войск, стоящих в европейской части страны. Проблема была только в том, что они стояли перед опутанными колючей проволокой и прикрытыми минными полями позициями группы армий «Центр». Дело было не в какой-то особой антипатии Жукова или Сталина к группе армий противника на московском направлении, а в куда более прозаических вещах. Конечно, Красная армия 1942 г. еще не была тем совершенным инструментом, которым можно было бы фехтовать, нанося удары на разных участках фронта. Но обстановка требовала наступления, и у Жукова был только один вариант действий: добиваться максимума возможного теми войсками и в тех условиях, которые были у него в распоряжении. [375]
Куда вели Зееловские высоты?
Берлинскую операцию не назовешь примером какого-то там маневрирования, в общем-то, или что эта операция такая настолько красивая, которую можно изучать как пример какого-то полководческого искусства. Примитивный лобовой штурм…
Когда заходит речь о роли Г. К. Жукова в битве за Берлин, то автоматически всплывает словосочетание «Зееловские высоты», вспоминается бег к Рейхстагу наперегонки с И. С. Коневым и грозное слово «фаустники». Легенда о соревновании командующих двумя фронтами за то, кто первый возьмет Берлин, стала базой для отрицательной оценки высшего руководства Красной армии и страны в целом. Имя самого Георгия Константиновича оказалось прочно связано со штурмом укрепленных позиций немцев на Зееловских высотах под Берлином и использованием танков в городе, где их страшным противником были немцы с фаустпатронами. Видимо, причина в том, что появилась эта легенда еще в советское время, когда была возможность тиражировать ее через книги и газеты, издававшиеся сотнями тысяч экземпляров.