Гептамерон
Шрифт:
– О, горе мне! Господи, сжалься над несчастной грешницей!
Герцогиня захотела узнать, что с ней такое; она подошла к ней совсем близко и спросила:
– Милая моя, что с тобой и откуда ты?
Несчастная монахиня, не зная, кто с ней говорит, ответила:
– Увы, дорогая, горе мое так велико, что я уповаю только на Господа и молю его,
– Милая моя, – сказала герцогиня, – ты можешь говорить со мною, как с герцогиней, ибо это моя близкая подруга.
– Не обижайтесь на меня, – сказала монахиня, – но своей тайны я, кроме герцогини, никому не доверю.
Тогда герцогиня заверила ее, что она может говорить со всей откровенностью, ибо перед нею та, кого она ищет. Несчастная бросилась к ее ногам и, заливаясь слезами и рыдая, рассказала ей свою печальную историю, которую вы уже знаете. Герцогиня сумела ее утешить и успокоить. Она не стала заглушать в ее душе раскаяние, но уговорила не ездить в Рим и отправила ее обратно в монастырь, снабдив письмом к местному епископу, в котором она приказывала изгнать оттуда нечестивца-монаха.
Рассказ этот мне довелось слышать от самой герцогини.
Теперь вы видите, благородные дамы, что бывают случаи, опровергающие то, что утверждала Номерфида. Оба они прикасались к покойнику и завертывали его в саван, но и это не избавило их от соблазна.
– Вот уж это действительно никому в голову прийти не могло, – сказал Иркан, – говорить о смерти и творить в это время жизнь.
– Грешить отнюдь не значит творить жизнь, – возразила Уазиль, – хорошо известно, что грех творит только смерть.
– Поверьте, – сказал Сафредан, – что эта несчастная даже не помышляла о вашей теологии. Вспомните о дочерях Лота, которые напоили своего отца, чтобы не прекратился род
человеческий [208] . Так и эти несчастные хотели возместить разрушения, которые смерть учинила в бренном теле, тем, что сотворили в тот же час новое живое существо. И в этом, вообще-то говоря, не было бы никакого зла, если бы не слезы бедной монахини, которая не переставала плакать и никак не могла забыть о постигшей ее беде.208
В Библии (Книга Бытия) рассказывается об истреблении Богом нечестивых городов Содома и Гоморры, откуда Бог вывел только Лота с его семьей.
– Мне не раз приходилось встречать таких женщин, – сказал Иркан, – они плачут, замаливая свои грехи, и смеются, вспоминая о радостях, которые эти грехи им доставили.
– Я догадываюсь, кого вы имеете в виду, – сказала Парламанта, – женщина эта немало уже посмеялась, пора бы ей и поплакать.
– Молчите, – сказал Иркан, – трагедия, которая началась со смеха, еще не окончилась.
– Давайте-ка поговорим о чем-нибудь другом, – предложила Парламанта, – сдается мне, Дагусен нарушил наш уговор рассказывать только веселые истории, – его рассказ возбуждает жалость.
– Вы обещали, – сказал Дагусен, – что будете рассказывать только о безумствах, и мне кажется, что так оно и было. Но, чтобы выслушать рассказ позабавнее, я хочу предоставить слово Номерфиде – и, надеюсь, она исправит мою ошибку.
– Да, я знаю одну историю, – ответила она, – которую стоит рассказать после вашей, потому что речь в ней также идет о монахе и о мертвеце. Не угодно ли вам ее выслушать?