Герберт Уэллс

* * *

В Лондон Уэллс вернулся в начале сентября — к публикации «Бритлинга» издательством «Кассел»; еще до рождества роман выдержал 13 переизданий. Успех книги был громадный, необыкновенный. Восторженные письма прислали Черчилль, Голсуорси, даже Конан Дойл, который Уэллса терпеть не мог; Хэмфри Уорд, насмешливо замечавшая, что Уэллс пишет, «словно обращаясь к скопищу идиотов, которых он один может наставить и научить», заявила, что «во всей современной литературе нет ничего более прекрасного, чем некоторые сцены из „Бритлинга“». Книгу перевели на французский, немецкий [66] и русский языки; ею восхищался Роллан. Горький опубликовал русский перевод в основанном им журнале «Летопись» — правда, цензура вырезала фрагменты, где содержались пророчества касательно будущих революций.

66

Продавалось немецкое издание преимущественно в Швейцарии и Турции.

«Несомненно, это лучшая, наиболее смелая, правдивая и гуманная книга, написанная в Европе во время этой проклятой войны! — писал Горький Уэллсу в конце 1916 года. — Я уверен, что впоследствии, когда мы станем снова более человечными, Англия будет гордиться тем, что первый голос протеста, да еще такого энергичного протеста против жестокостей войны, раздался в Англии, и все честные и интеллигентные люди будут с благодарностью произносить Ваше имя. Вы — большой и прекрасный человек, Уэллс, и я так счастлив, что видел Вас, что могу вспоминать Ваше лицо, Ваши великолепные глаза». За комплиментами следовала просьба «написать книгу для детей об Эдисоне, об его жизни и трудах». Это была одна из идей Горького — издавать полезные книги для детей. Уэллс на словах ратовал за то же самое, но книгу об Эдисоне написать поленился.

«Мистера Бритлинга» прочел один из его персонажей — Карл Бютов. На должность гувернера он не вернулся, но сохранил добрые отношения с Уэллсом на всю жизнь. До 1935 года они вели регулярную переписку. Когда в послевоенной Германии началась инфляция, Уэллс послал Бютову значительную сумму; педантичный немец составил план погашения долга (хотя Эйч Джи эти деньги долгом не считал) и возвращал в течение многих лет. Из Америки писал Уолтер Липпман — благодарил за «потрясающую» книгу и обещал, что США вступят в войну после президентских выборов осени 1916-го (это произойдет на полгода позднее). Огромное количество писем присылали так называемые «простые читатели», особенно те, кто потерял сыновей на войне.

Одобрительную рецензию написала даже Ребекка Уэст. Сама она еще в начале года не вынесла жизни в Олдингтоне и перебралась поближе к цивилизации — в городок Мейденхед на Темзе, час езды от Паддингтонского вокзала. Она не желала больше снимать дом и поселилась в отеле с Энтони и няней, жила в комфорте, но Уэллсу эта затея не нравилась — в отель он приходить не хотел. Летом Ребекка снова переехала — на островок Манки-Айленд, в миле от Мейденхеда, — и было то же самое: она жила с сыном в гостинице, Эйч Джи приезжать к ним не мог. Осенью он наконец-то снял квартиру в Лондоне, на Клавертон-стрит — там они и встречались. Через несколько месяцев, в марте 1917-го, состоится переезд Ребекки в очередной маленький городок — Саузенд-он-Си в графстве Эссекс; будет снят благоустроенный коттедж, и Ребекка с Энтони проживут там больше двух лет.

«Мистер Бритлинг» вызвал не только похвалы. Когда человек объявляет себя пророком, призванным объявить миру о пришествии Бога, это не может остаться незамеченным. Журналист Рэндольф Берн обсуждал богостроительство Уэллса в журнале «Дайел»: «Поначалу при чтении „Бритлинга“ мы находим ту пленительную ясность ума, которому всегда удавалось обрести устойчивость и передать эмоциональные сложности, не разрушая их. Но привычное волшебство Уэллса сохраняется недолго — по нему проходится грубая рука. Слишком быстрый скачок к религии, открытие хлябей небесных письмом родителей убитого Генриха, падение героя в бездну эмоций, из которой он не может вырваться, — все это вызывает у нас вздох разочарования». Недоумение по поводу «обращения» Уэллса в печати выразили богословы Леонард Элиот Биннс и Джозеф Ллойд Томас, а критик Уильям Арчер написал о богостроительстве Бритлинга целую книгу — «Бог и мистер Уэллс». «Уэллс претендует на то, чтобы в качестве апостола новой веры занять место святого Павла и Магомета».

Наибольшее недоумение у свободомыслящего Арчера, как и у теологов, вызвало утверждение Уэллса о слабости и смертности Бога. Арчер полагает, что уэллсовский Бог — «порождение фантазии, проекция ума, которая творит Бога по своему образу и подобию», однако Уэллс пытается доказать, что его Бог — это «нечто фактическое и объективное», «не фигура речи, а индивидуум, реальное лицо, вроде Кайзера или президента Вильсона». «Что этот Бог делает? Чем он занимается? К чему он стремится? Ответ — в материальном отношении он не делает ничего. Он трудится исключительно в уме человека и посредством его ума, но даже через посредство этого ума он никак не влияет на внешние события. Где он был в июле 1914-го? И чем вообще занимался с июля 1870-го? По-видимому, он размышлял, или спал, или находился в отъезде». Слова Арчера остроумны — вот только те же самые замечания он мог сделать в адрес любого Бога, а не только того, которого придумал Уэллс.

Арчер требовал, чтоб Уэллс привел доказательства бытия своего Бога: «Уэллс не предлагает ни одного свидетельства тому, что его „Невидимый Король“ существует, за исключением того, что гипотеза о его существовании очень удобна. Гордая душа м-ра Уэллса может предпочесть Бога, который не представляет никаких доказательств, не совершает чудес. Я же, как более скромный человек, с удовольствием принял бы из рук Бога что-нибудь полезное, пусть даже чудеса; и я не могу расценить как достоинство Бога то, что он не предпринимает ни малейшей попытки сделать в мире что-нибудь хорошее или хотя бы продемонстрировать какие-нибудь доказательства своего существования». А вот заключительная претензия Арчера: Бог Уэллса малоутешительный, ибо его создатель отрицает бессмертие и отделывается фразами о том, что Бог всегда с вами, даже когда вы умираете в муках. Зачем нужен такой бесполезный Бог? Вроде бы незачем — однако читатели «Бритлинга», чьи родные погибли, благодарили Уэллса. Они приняли его Бога, а значит, он принес какую-то пользу Уэллсу, помимо проповедей, хотелось послужить своей стране чем-нибудь практическим. После возвращения с фронта он сделал техническое изобретение: он видел, как солдаты в горах тащат на себе боеприпасы и продукты, и придумал подвесную канатную дорогу на электрической тяге, мобильную, состоящую из складных опор, между которыми натягивалась проволока, а к проволоке подвешивались ящики с грузом. Он поделился своей идеей с Черчиллем — тот одобрил и выделил куратора из военного министерства. В ход пошла бюрократия, проект был в конце концов реализован, но почти не использовался. Уэллса это сильно угнетало, и он пуще прежнего возненавидел военных: «Короны, звезды, ленты, эполеты, ремни, какие-то очень важные перевязи украшали их. Война была делом всей их жизни, для нее они и наряжались. Они уселись с таким видом, словно долго думали о том, как лучше сесть. Они вещали, а не проговаривали, как мы, штатские, свои довольно смутные мысли. Если слушать только звук их голосов, можно было подумать, что они простые, трезво мыслящие люди, говорящие здраво и решительно, но изрекали они, по моим понятиям, невероятные глупости».

Военные обидели Уэллса еще и тем, что подвергли цензуре его фронтовые очерки, а также «Войну и будущее»: «Получалось так, что главное — это спасти авторитет военных властей, а не страну; ведь если таким, как я, нельзя бранить эти власти, рассказывать о них правду, то кто может это сделать?» Уэллс был в своем раздражении не одинок, Конан Дойл со своими многочисленными изобретениями прошел через то же самое, и даже всесильный Черчилль в мемуарах с горечью писал о непрошибаемых военных бюрократах.

5 декабря Асквит ушел в отставку. Его место занял Ллойд Джордж, ставший премьер-министром нового коалиционного правительства; образованный им военный комитет добился ускорения принятия оперативных решений. Нельзя сказать, что все пошло как по маслу, но сила генеральской бюрократии уменьшилась. В войне наступил перелом: инициатива перешла к Антанте, а Германия была вынуждена обороняться. Начинается 1917 год: скоро Эйч Джи увидит все, о чем мечтал, — и планирование, и социализм.

Глава вторая ЕРЕТИК

Если такой человек, как Уэллс, узрел Бога, он не станет молчать об этом; в марте 1917 года он опубликовал трактат «Бог — невидимый король» (God the Invisible King), а в сентябре — роман «Душа епископа» (The Soul of a Bishop). Оба этих произведения разобраны в специальных исследованиях, биографы же предпочитают проскакивать их на всех парах. Но поскольку нашему читателю специальные исследования недоступны, попытаемся разложить трактат «Бог — невидимый король» по полочкам, как в учебниках, без цитат — одна голая суть. Итак:

1. Идея триединого Бога ошибочна: Бог един.

2. Бог живет в наших сердцах, но он — не метафора, а реально существующий, хотя и бестелесный, индивидуум. То, что атеисты ошибочно называют нашей «доброй волей», или «мужеством», или «совестью», — это на самом деле Бог.

3. Бог не вечен: он когда-то откуда-то взялся и, надо полагать (хотя Уэллс об этом умалчивает), когда-нибудь куда-нибудь денется.

4. Цель Бога — установить на Земле свое царство, оно же Всемирное Государство.