Герцог

— Все равно это несправедливо.

— Жизнь не всегда дает нам то, чего мы ожидаем. Это прописная истина. Ты прожила здесь шестнадцать лет и большую часть из них провела под одной крышей со старым Ангусом. Поэтому умеешь сносить обиды.

— Но почему Брэнди поедет в Лондон, а я за свою жизнь ни разу не была даже в Эдинбурге?

Он не винил ее за это совершенно справедливое требование.

— Брэнди старше тебя, Конни. Не думаю, что она хочет поехать в Лондон. Скорее, этого хочет герцог. Мне кажется, леди Фелисити не захочет видеть там вас обеих, после того как выйдет замуж за Яна.

— Да, она сущая ведьма, Бертран. Бедняга Ян, зачем он женится на ней? Ведь ему не нужны деньги.

— Не знаю. Может быть, в Лондоне все леди такие и она — лучшая. Я вижу, ты чувствуешь себя не в своей тарелке, когда говоришь с ней. Но в Эдибурге все по-другому. Это красивый город. Я надеюсь, ты сможешь побыть там вволю. Ян говорил, что в нашей столице магазины не хуже, чем в Лондоне, а пыли и грязи значительно меньше.

Конни не совсем верила в это. Она поднялась с софы и одернула платье.

— Ты такой добрый, Берти, никому не скажешь, что я плакала?

Она подняла на него блестящие глаза. Он взял платок из ее рук и вытер слезы с нежных девичьих щечек.

— Я никому не скажу. Пусть все подумают, что у тебя просто разболелась голова.

— Спасибо, Берти.

Когда они вернулись в столовую, никто не осмелился комментировать поступок Констанции. Только Ян, несмотря на то, что леди Аделла глядела на него в упор, подмигнул Клоду.

Брэнди посмотрела на сестру, зная, что причина переживаний — Перси. И все равно надеялась, что когда-нибудь Констанция увидит настоящее лицо этого подлеца. Она выглядела очень мило и была спокойна. Что Бертран сказал ей?

После обеда Брэнди хотела поговорить с Джилзом. Возможность представилась, когда Фелисити, очарованная Перси, села за фортепьяно и довольно неплохо сыграла сонату Моцарта. Джилз покачал головой и сказал:

— Моя бедная Брэнди, ты же ничего не знала о Марианне?

— Нет.

— Тогда я желаю нашему герцогу удачи. Первая его жена умерла на гильотине. Он не смог спасти ее.

— Марианна была француженкой по фамилии де Во?

— У вас отличная память, моя дорогая. Его первая жена — хрупкое, нежное создание, которой поклонялись все ее родственники и наш драгоценный герцог в их числе. — Ясно.

Джилз слегка улыбнулся, увидев грусть в ее глазах. Черт, похоже, в этой девочке Ян пробудил настоящую страсть. Он философски пожал плечами.

«В конце концов, молодые сердца не разбиваются, а лишь становятся тверже».

Джилз вспомнил время, когда сам впервые испытал это. Господи, он не помнил даже ее имени.

Глава 23

Утро герцог провел в делах, путешествуя с Бертраном по поместью и пересчитывая овец. Ян почувствовал все прелести своего настоящего положения и понял, что с него хватит. Он не мог позволить себе срывать злость на ком-то из домашних, а тем более на Фелисити или Джилзе, и поэтому решил удалиться к морю, чтобы соленой водой смыть все горести.

Герцог посмотрел, не лепит ли Фиона где-нибудь поблизости свои замки, но не увидел ничего, кроме деревьев и огромных валунов. Сняв одежду, он положил ее на теплый сухой камень и вошел в воду.

Ян покрылся мурашками от прикосновения холодной морской воды к ногам, но, преодолев дрожь, вошел глубоко и быстро поплыл прочь от берега.

Рядом плыл дельфин. «Должно быть, дельфин Фионы», — подумал герцог. Но, несмотря на холод, Яну не хотелось вылезать. Он перевернулся на спину и стал смотреть в безоблачное синее небо.

«Что за чудное место, — думал его светлость. — А что, если совсем не возвращаться в Лондон?»

Да, он немного бы потерял, если б не вернулся туда, ко всем этим приемам, светским сплетникам, к Фелисити, которая не любила его, а желала лишь овладеть титулом и деньгами и не хотела от него детей. Черт побери, он сделал ошибку, за которую теперь придется расплачиваться всю оставшуюся жизнь. И как можно было так торопиться?

Ян вздохнул и закрыл глаза от яркого солнечного света, желая забыть все и не думать вообще.

По берегу шагала Брэнди, не замечая, что платье под ее любимой накидкой прилипло к спине от жары. Девушка думала о маленькой Фионе, которая теперь обязана была проводить еженедельно три часа с леди Аделлой — учиться правилам хорошего тона. Брэнди казалось, что традиции не изменились нисколько за последние пятьдесят лет. Теперь маленькая девочка должна будет сидеть на подушечке в ногах у старухи и слушать ее наставления.

Она осторожно спустилась на пляж и сначала не заметила ворох мужской одежды на камнях. Прикрыв глаза рукой, посмотрела вдаль.

Брэнди узнала Яна прежде, чем он увидел ее. Она глядела на него во все глаза, и ничто не могло заставить ее отвести взгляд. Его волосы намокли, и он стал похож на мальчика. Девушка смотрела на черные вьющиеся волосы на груди, широкий подтянутый живот, середину которого прорезала линия черных волос, тянущаяся ниже, к лобку. Она разглядывала его, как тогда вечером, в спальне. О, как он был красив. Сильные ноги, ступней еще не видно, но Брэнди была готова поклясться своей накидкой, что и они были красивее всего на земле. Наконец-то герцог вышел из воды и остановился, приглаживая волосы на голове.

Она думала, что прокусит себе язык. С Брэнди творилось что-то невообразимое. Господи, неужели все это будет принадлежать другой женщине? Девушка понимала, что скоро прекрасное видение растает, исчезнет самый прекрасный сон из всех, что ей приходилось видеть.

Безусловно, если она поедет в Лондон, то поссорится с Фелисити. И теперь девушка понимала, что Эдинбург не может идти ни в какое сравнение со столицей Англии. Какая разница? Брэнди уже представляла себе, как посмотрит многозначительно на герцогиню Портмэйн, повернется на каблуках и оставит соперницу посреди пустой гостиной.

Брэнди все еще не могла отвести взгляд от герцога и, хотя понимала, что нельзя пялиться на голого мужчину, все равно была не в силах заставить себя повернуться и уйти.

«Нет, — твердо решила она, — я останусь здесь и буду смотреть».

Брэнди словно опьянела от увиденного. И это тепло внизу живота, такое волнующее, такое странное… Она вспомнила, как герцог поцеловал ее в заброшенной хижине и прижал к себе. Ей захотелось оказаться перед ним обнаженной, чтобы плотью почувствовать эти черные вьющиеся волосы, чтобы его большие сильные руки скользили по ее спине и ниже, ниже… Господи, к чему все это.