Герцогиня облачного города
Шрифт:
У него не прибавилось ни ума, ни друзей, зато и терять ему было нечего – и потому Эжен так и не узнал, что такое страх от людей или страх потерь.
– Я не об этом, – Вержиль усмехнулся и легонько толкнул его в плечо, в очередной раз за вечер нарушая этикет, будто силился доказать самому себе, что пропасти, пролёгшей между ними – нет. – Я об этой северной пташке.
Эжен взмахнул напоследок шпагой и провёл кончиком пальца по лезвию, проверяя, не затупилось ли оно. Затем тоже бросил оружие на стойку для мечей и подошёл к окну, из которого открывался
– Скажу, что вы ещё намучаетесь с ней, монсеньор. Девчонка не так проста, как хотели бы того вы или Рудольф. Она доставит много проблем.
– Опять не то, – поморщился Гарон, – я спрашиваю, что лично ты думаешь о ней. Как думаешь… В постели она так хороша, как шуршат языки придворных дам?
Эжен надломил бровь и насмешливо посмотрел на него.
– Очень странный вопрос, монсеньор. Уж не влюбились ли вы в неё?
– Я – нет, – твёрдо ответил Гарон, – а ты? – с тенью надежды в голосе спросил он.
– Помилуйте, да что тут любить? Я пока не так далеко зашёл в искусстве любви, чтобы возбуждаться при виде мертвяков.
Гарон прокашлялся и отошёл в сторону. Взял со стойки одну из шпаг и покрутил в руках, разглядывая эфес.
– А скажи мне вот что, мой дорогой друг… – задумчиво произнёс он, – не знаешь ли ты, как потерял руку наш дражайший граф де Флери?
Теперь уже Эжен прокашлялся и покраснел.
– Вы знаете, мессир, я не люблю лишних жертв.
– Зато вы любите чужих жён, месье де Лебель.
Эжен склонил голову.
– Прошу меня простить, монсеньор, но вы же не собираетесь ставить мне это в вину?
– Допустим, что нет. Но как быть с маркизом де Лонгли?
– Простите, мессир, но тут уж точно я ни при чём! Он набросился на меня, даже не разобрав, что я делал у него…
– В спальне у его младшей сестры, месье.
Эжен промолчал. Отвернувшись к окну, он побарабанил пальцами по краешку рамы.
– У меня такое чувство, – сказал он медленно и задумчиво, – что вы, мессир, пытаетесь мне угрожать.
– Разумеется, нет. Я лишь хочу дать вам возможность оплатить ваши долги.
– Долги?
– И не думайте, что я не знаю о них.
– Простите, мессир, если вы желаете дать мне возможность оплатить долги, вам лучше выписать мне из вашей казны полмиллиона лир. Этого хватит с лихвой – да к тому же окупит моё содержание на год вперёд.
– Сомневаюсь, что это может вам помочь. Вы наделаете ещё.
– Да полноте, сир! – Эжен ударил кулаком по подоконнику. – Что вы хотите от меня?
– То, что должен был сделать давно. Я хочу вас женить.
– Вержиль…
– Не забывайте, Лебель, что говорите с августом.
– Ваше величество… – укоризненно произнёс Эжен и покачал головой, – вы же не удалите меня от двора. Я нужен вам здесь, скоро начнётся новая война…
– Вы не будете командовать моей армией на войне, месье де Лебель. Мне нужно, чтобы вы решили мои северные дела.
– Но Вер… мессир!
– У вас есть богатый выбор, граф, герцогиня Облачного города – или мадемуазель Лермон.
Эжен замолк, опасливо
поглядывая на своего августа. Лицо мадемуазель де Лермон, покрытое оспинами, стояло перед его глазами.– Это не смешно, – заметил он.
– Вы видите улыбку на моём лице?
– Но почему я?
– Потому что я знаю, что вам будет легче смириться с необычным происхождением вашей супруги, чем кому-нибудь ещё.
Эжен не нашёлся, чем возразить. В самом деле, если многие в Августии относились к северянам как к дикарям, то он не только хорошо знал этот народ, но и испытывал некоторую тягу к женщинам северных кровей – впрочех, как и западных, южных, восточных и любых других.
– Меня смущает сама идея брака! – выпалил наконец он. – Независимо от того, из какого народа происходит возможная жена!
Гарон взял его за оба плеча и развернул к двери.
– Идите. Церемония начнётся завтра в двенадцать часов. У вас есть ещё ночь, чтобы обдумать всё… или сбежать. Но последнее я бы вам не рекомендовал.
Эжен без всякой радости брёл по коридорам дворца. Возвращаться в свои апартаменты он не хотел: во-первых, его ждала там пустота. Во-вторых, оттуда сбежать было не так уж легко. А Эжен ещё не расстался с этой мыслью до конца.
– Брак… – пробормотал он и потёр безымянный палец, на который на самом деле однажды надевал кольцо… Снять его на следующий день и выбросить в пруд удалось с трудом, и потому де Лебель не горел желанием повторять этот эксперимент.
Он с тоской огляделся кругом и заметил, что забрёл совсем не в то крыло, в которое шёл.
В коридоре было пусто, не слышалось шума голосов, и только вдали виднелось несколько кирасиров, охранявших проход.
Пытаясь сориентироваться, Эжен выглянул в окно и увидел там такой же пустынный двор, который явно давно уже не посещал даже садовник.
«Восточное крыло», – догадался он. Хотел было развернуться и направиться к себе, но затем снова взглянул на кирасиров и передумал.
Эжен догадался, кого охраняет конвой, и в груди его затрепыхалось знакомое чувство, какое он обычно испытывал в бою или на дуэли – перед тем как выхватить клинок. Страх и предвкушение будоражили кровь.
«А почему бы и нет?» – спросил он себя, не найдя других причин для того, чтобы совершить то, что хотел. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он решительно направился туда, где стоял конвой.
– С дороги! – бросил Эжен, равнодушно раздвигая в стороны их копья, и бросил уже через плечо: – Я поверенный августа.
Никто не посмел преследовать его, и Эжен спокойно пересёк коридор, отделявший его от спальни пленницы.
Второй конвой он тоже миновал без проблем, и, только ступив в комнату, замер, оглядываясь кругом. Некогда богато отделанная по моде прошлых десятилетий, она теперь так же запустела, как и всё крыло. Никто не собирался церемониться с супругой предателя, и Эжен тоже не испытывал сочувствия к ней. «Война есть война, – твёрдо усвоил он уже давно, – здесь или ты, или тебя».