Герцогиня с Османского берега

– Ты кто такая, красотка? – непринуждённо спросил он.

На удивление самой себе, бывшая калфа быстро вспомнила, что нужно сказать, если к ней будут лезть.

– Я невеста капитана Дойла. – быстро произнесла она по-английски.

– Уууу, значит, я опоздал. – иронично ответил мужчина, отвесив, как ему казалось, доброжелательную улыбку. – А из каких краёв ты родом? Уж не из Испании ли?

– Он надерёт тебе задницу. – уверенно сказала Нигяр.

– Тогда мне лучше не связываться с вами, Леди Оторва, - промолвил тот, и поспешно удалился. Нигяр, разумеется, не поняла ни слова из того, что он сказал ей на прощание, но ей было приятно одержать маленькую победу. Однако, её радость долго не продлилась – в трактире находилось много желающих завязать знакомство с таинственной незнакомкой. Османка то и дело ловила на себе голодные взгляды. Чтобы немного отвлечься, она развязала узелок с вещами, которые передала ей Хюррем Султан, в надежде найти какие – нибудь приспособления и материалы для рукоделия, однако, всё тщетно. Френсис до сих пор не вернулся, и молодая женщина забеспокоилась.

Между тем, к ней подошёл очередной желающий познакомиться, на этот раз, гораздо пьянее предыдущего.

– Мне кажется, ты скучаешь, детка, - произнес он, едва выговаривая слова и икая, - пойдём наверх.

– Я невеста капитана Дойла. – ответила Нигяр уже привычным заклинанием.

– И что? – не смущаясь парировал наглец – Такой, как ты, у меня ещё не было.

– Он надерёт тебе задницу.

– Ты что, цыпа, угрожаешь мне?

Грязная волосатая рука потянулась к лицу Нигяр. Девушка стала пятиться назад, когда пристававшего к ней мужчину одёрнул его приятель.

– Слушай, Джеймс, эта дамочка слишком хороша для тебя, - сказал он и повернулся к испуганной османке – Пойдём лучше со мной.

Понимая, что фраза, которой её обучил Френсис, больше не поможет, Нигяр отчаянно соображала, что делать. Наконец калфа вскочила с места и схватила со стола кувшин, грозя швырнуть его в любого, кто подойдёт к ней ближе, чем на пять шагов.

– Не трогай меня! – крикнула она по-турецки, но этим лишь вызвала взрыв пьяного хохота среди собравшихся.

– Ай! Красотка ругается! – шутливо заметил один из выпивох.

– А может, она только что наслала на нас всех жуткое проклятье? – предположил его собутыльник.

Тот, который пытался схватить Нигяр за лицо, решил действовать. Он решительно двинулся к ней, намереваясь взять её силой. Молодая женщина не нашла ничего лучше, чем кинуть кувшин ему в лицо. И она не промахнулась! Старый пропойца завопил от боли, пытаясь остановить ладонями кровь.

– Вот мерзавка! – кричал он, - Ведьма! Будь ты проклята!

– Ты почто, сукина дочь, чужую посуду бьёшь? – бушевал хозяин трактира, уже надвигаясь грозными шагами на Нигяр.

Позабыв обо всё на свете, молодая женщина второпях подхватила свой узелок и, ценой неимоверных усилий прорвавшись сквозь улюлюкающую толпу, выскочила на улицу. Она решила дождаться возвращения Френсиса не внутри, а около трактира, даже начала произносить молитву. Однако взбешённый хозяин горел желанием выбить дух из несчастной за то, что та разбила грошовый кувшин.

– Ведьма! Бусурманка! – орал он во всё горло.

Нигяр сорвалась с места и помчалась в неведомом направлении. Она не разбирала дороги и не запоминала ориентиров; расталкивая всех на своём пути, бывшая калфа думала лишь об одном – как бы унести ноги подальше от этих зверей. Проходившие мимо лондонцы выкрикивали в её адрес ругань и проклятия, кое-кто даже швырял в неё камни. Пару раз османка едва не угодила под копыта лошадям, чем только провоцировала всадников на грубость. Все людские лица смешались для молодой женщины в одну уродливую гримасу.

Наконец, после продолжительной пробежки, Нигяр остановилась и отдышалась. Теперь у неё появилась возможность сообразить, где она находится. Внимательно оглядевшись по сторонам, девушка поняла, что заблудилась. Нигяр тяжело далось это решение, но она решила попробовать вернуться к тому трактиру, из которого её прогнали агрессивные пьяницы. Дома в квартале, в котором очутилась молодая османка, были похожи один на другой, улочки оказались очень узкими, повсюду слышались непонятные вопли и собачий лай. Некстати налетел сильный ветер и зарядил дождь. Бывшая калфа брела по серым улочкам, постепенно погружающимся в темень, надеясь вспомнить хоть какую-нибудь деталь, которая помола бы ей отыскать дорогу в то место, где её оставил Френсис. Более того, она вглядывалась в лица проходивших мимо мужчин, надеясь, что встретит среди них капитана Дойла, но в силу воспитания, не могла задержать взгляда на ком-то дольше пары секунд. Какая-то женщина выплеснула на улицу содержимое ночного горшка буквально в двух шагах от Нигяр. Пораженная подобным поведением, османка замерла на месте, ужасаясь европейскому быту и перебирая в голове мусульманские молитвы.

Между тем дождь усиливался. Обошедшая пол-города Нигяр поняла, что связь с Френсисом она потеряла, вероятно, навсегда, и что дальше продолжать поиски нет смысла. Нужно было позаботится о ночлеге. Порывшись в чудом уцелевшем узелке, молодая женщина обнаружила, что потеряла маленький мешочек с монетами, которым её снабдила Роксолана. Но это было не так уж и страшно, ведь у неё сохранился кошелёк с золотом, который ей дал Сюмбюль. Однако, переступив порог первого же постоялого двора, Нигяр поняла, что золотые монеты Османской Империи в Англии не в ходу. Хозяйка таверны, внимательно изучив монету, протянутую ей калфой, решила, что имеет дело с фальшивомонетчицей, раз на золотом кругляше не отчеканен лик короля Генриха. Несчастной изгнаннице пришлось с позором снова спасаться бегством от свирепых горожан.

Кутаясь в промокший до ниточки плащ, Нигяр брела по ночному Лондону, погружённая в печальные мысли. Лучше бы ей сейчас лежать в могиле с отрубленной головой, нежели медленно погибать от голода и холода в незнакомом краю. Зайти в другую таверну девушка просто – напросто боялась, ведь её там могли убить за «неправильное» золото. Единственным выходом было залезть в сарай, где хозяева заведения держали скот и переждать там ночь, а потом уйти ранним утром, до того, как её обнаружат. Мероприятие обещало быть довольно рискованным, но у Нигяр не было другого выхода. Отыскав расщелину в досках, османка пролезла внутрь, отодвинув пару досок. Уснувшие куры переполошились, однако, убедившись в том, что ввалившаяся к ним женщина не представляет для них опасности, вернулись по своим гнёздам.

Нигяр осторожно улеглась на солому в углу сарая и подложила под голову узелок. Девушке было страшно засыпать, ведь в любую минуту её могли обнаружить. Но за прошедший день она выбилась из сил. Глаза закрывались сами. Сопротивляясь велению внутреннего голоса, Нигяр отказывалась расслабляться. Однако усталость и страшнейшая головная боль взяли своё. Молодая османка поняла, что больше не может сопротивляться самой себе. Больше она не предпринимала попыток открыть глаза.

========== Глава 4. Королевская карета ==========

Солнце, прогревающее землю Албании, скрылось за горизонтом. Лиственный лес, обрамляющий бескрайнюю балканскую степь, походил на витиеватую прическу молодой модницы, и придавал пейзажу удивительный колорит. Через этот лесок пролегала дорога из города, знакомая жителям близлежащих деревень. По этой дороге, покрытой толстым слоем пыли, на старой телеге, запряженной единственной лошадью, ехал местный крестьянин, возвращавшийся домой с ярмарки. Возле него сидела дочь, черноволосая девочка шести лет от роду, и сжимала в руках самодельную куклу. У малышки закрывались глаза, её клонило в сон - день выдался долгим трудным, ведь она помогала отцу продавать молоко и яйца. Мать девочки умерла в родильной горячке, а бабушка не могла поехать на ярмарку, так что девчушка оказалась единственной помощницей своему отцу.

– Папа, я очень устала. – пролепетала малышка.

– Потерпи, Нигяр, мы скоро будем дома.

– Папа, но у меня сильно болит спина, и спать ужасно хочется.

– Ну хорошо. – крестьянин не мог пропустить мимо ушей жалобу дочери. – Сейчас я тебя уложу.

Он остановился, раскрыл телегу от покрывала и помог маленькой Нигяр поудобнее лечь в углубление. Девочка почувствовала облегчение, когда добилась своего. Теперь можно было спокойно засыпать, тем более, что лошадь снова тронулась с места, и покачивание лишь заставляло побыстрее это сделать.