Герои чужой войны
Шрифт:
— Спасибо, что отметили мои способности, — со всей скромностью сказал я.
За окном комнаты, где мы расположились, раздался какой-то шорох, мы схватились за оружие и приготовились к встрече с посетителем, имевшим наглость заглянуть на огонек. Кто-то, тяжело дыша, осторожно ступал по каменной крошке. Я расслабился, да и Кели опустила лук и ослабила натяжение тетивы.
— Хват, паразит, топай домой! — крикнул я, усмехаясь.
Глэйв зашел в комнату как-то странно, осторожно переступая лапами, словно боялся подойти к нам. Кели завизжала. Фарин выругался, замахнувшись своим топором:
— Munsog agak orcos [16] !
Было
16
(паршивая задница орка — гном.)
Из всех нас, застывших от созерцания, только Грэм не потерял бдительности. Вжикнул меч, покидая ножны. Широкая полоска клинка приняла на себя отсветы костра, заиграв оранжевыми бликами на наших лицах.
— Хват, брось на землю! — ни малейшей дрожи в голосе командира.
Хват с готовностью разинул пасть, тварь шлепнулась и неожиданно зашевелилась, задергалась, пробуя встать на лапы, и одновременно глядя на нас, пробуя гипнотизировать белесыми зрачками глаз. Почуяв занесенную над ней сталь, она завизжала, переходя на ультразвук. Все заткнули уши, а Грэм взмахнул клинком, после чего визг сразу оборвался. Голова животного отлетела в сторону, разбрызгивая сгустки крови из перерубленных артерий по земле.
— Что за гадость? — сглотнул слюну Томак.
— Васпус, мерзость иномирья, — ответил Грэм, вытирая с брезгливым выражением лица замаранный кровью клинок. — Однажды я встретил такую тварь, чуть не погиб. Под ее взгляд лучше не попадать. Сразу уснешь, и тут-то она выпьет всю кровь и выест внутренности. Если человек не поддается ее чарам — поднимает визг. Пять ударов сердца — и глаза полопаются.
— Уберите ее! — Кели с отвращением смотрела на тушку. — Хват, ты глупая собака! Зачем сюда притащил?
Хват и сам понимал, что крупно накосячил. Уши у него обвисли, морда с редкими щетинками усов опустилась, а сам он глазами старался прожечь дыру в каменном полу.
— Я не буду здесь спать! — эльфийка начала взбрыкивать, и я недоуменно пожал плечами. Ну, подумаешь, неприятная тварь, малосимпатичная, но не настолько, чтобы устраивать истерику.
— Прекрати! — Мавару тоже не понравилось поведение Кели. — Ты позоришь Дом Тэлери! Не понимаю тебя! Все живы, никто не пострадал!
Кели покраснела, резким движением руки закинула лук за спину, после чего вышла из комнаты. Томак вздохнул, взял за хвост мертвое животное и выкинул его в окно. С головой он поступил проще. Пнул с такой силой, что она удачно взмыла вверх и вылетела в проем.
— Гол! — захлопал я в ладоши. — Хорошо зафитилил!
Грэму, видимо, надоело незапланированное собрание, и он напомнил о том, что пора ложиться спать. Выйти он рассчитывал еще до восхода солнца, поэтому разогнал всех по углам, точнее, мы сами расположились возле костра. Так было теплее. Я расчистил место, бросил под голову рюкзак и постарался уснуть. Кели не появлялась, но я полностью поддерживал Мавара, что ее стоит немного поучить дисциплине. Во взгляде эльфа я прочитал одобрение, что не стал дергаться в поисках девушки. Эльфийка пришла сама, тихо проскользнула мимо неподвижно сидящего возле костра командира, даже не удосужившего ее взглядом, нашла свой мешок, бросила его рядом
со мной и пристроилась под мой бок, закутавшись в плащ.— Кос, я дура, каких свет не видывал, — прошептала она, — сама не знаю, что нашло на меня. Какой-то ужасный морок накатил.
— Ментальная атака, — ответил я, чувствуя тепло тела эльфийки. — Я сам испугался. Так что не грызи себя. А вот насчет истерики — Мавар прав. Надо учиться держать себя в руках. Да и не похоже это было на тебя.
— Я же говорю — сама не своя была, — горячий шепот Кели обжигал ухо. — Как думаешь, Мавар до сих пор сердится на меня?
— Думаю, он дал тебе урок… черт!
На мои ноги обрушилась темная масса килограммов в семьдесят, вся шерстяная и с прерывистым дыханием.
— Хват, чтоб тебя! — возмутился я шепотом, отпихивая тяжелое тело собаки, но все попытки окончились тем, что глэйв развалился на моих нижних конечностях и довольный засопел носом. Спать он пришел, половик блохастый! Кели захихикала, положила голову мне на грудь и тоже замолчала. А я… я оторопело задумался о превратностях судьбы и женской логике. Меня мучил лишь один вопрос: что эльфийка нашла во мне, человеке из чужого мира, стремящегося любыми путями вернуться обратно, и не скрывающего этого? Только ли неопытность в отношениях заставляет Кели совершать необдуманный поступок? Какое-то странное стремление быть постоянно рядом со мной…. И как вообще эльфы относятся к связи представителей своей расы, неузаконенной и, значит, опасной, с людьми? Чтобы бы там не утверждала Иримэ по поводу терпимости, мое мнение оставалось другим: старая аристократия, будь ее воля, никогда бы не допустила сближения эльфов с расой, к которой принадлежу я.
Кели уже тихонько посапывала, а я вдыхал запах ее волос, и мне чудилось лето с цветением душистых трав, с тягучим жужжанием толстых шмелей и тонким писком комарья. А где-то свистит коса, срезая густое разнотравье, и заваливая его в валки. Мне было хорошо и тепло, и я постепенно провалился в зыбкую трясину сна, где мой дед размашисто шел широкой полосой прокоса. Литовка [17] сверкала на солнце и с ужасающей скоростью приближалась ко мне. Я вел первую полосу, и с тревогой прислушивался к голосу деда:
17
Литовка — коса
— Шевелись, Костян! Пятки обрежу!
Я бы и рад был увеличить скорость, но непонятная тяжесть сковала мне ноги, из-за чего я просто-напросто не мог сдвинуться с места.
— Вставай, Кос, — казалось, не прошло и двух минут, как я уснул, и голос Томака выдернул меня в реальность. — Стонешь как болотная выпь!
Вокруг нас сгустилась темнота. Костер еще не погас, но языков пламени не было видно, а от углей шел жар, согревая тех, кто расположился вокруг него. Я пошевелил ногами. Хвата на коленях не было. Убежал, чудовище сказочное!
— Проснулся? — лица Томака в темноте было не различить.
Я до боли в скулах зевнул, повернул голову. Кели рядом не было.
— А где…? — спросил было я.
— Кели уже возле окна притаилась, — Томак дождался, когда я поднимусь с нагретого места и сам завалился спать. Я ему позавидовал. Парень теперь до утра дрыхнуть будет.
Эльфийку я застал там, где и сказал Томак. Девушка прижалась к стене и напряженно всматривалась на улицу. Я тоже выглянул наружу. Оказывается, на небе светил ущербный месяц, едва-едва освещая верхушки замерших в безветрии деревьев. Тишина стояла мертвая, действительно мертвая. Ни одна ночная зверушка не пискнет, не прошуршит лапками по земле, даже пресловутое уханье филина не раздается в округе. В ушах нестерпимо зазвенело, тонко так, нудно и навязчиво.