Герои космодесанта

Рикхель пересек помещение и выбрал один из лазганов, входящих в боевое снаряжение гвардейца. Ствол был мгновенно смят стальным захватом аутентической кисти космодесантника.

— Совершенно для нас бесполезны, — заявил Рикхель, пренебрежительно отбросив в сторону то, что осталось от лазгана. — Они просто не прослужат нам долго. Даже свои кулаки мы могли бы использовать с б о льшим успехом!

— Значит, используем! — воскликнул Хердейн, и его шлем в виде черепа стал медленно поворачиваться, когда капеллан озирал собравшихся космодесантников. — Мы будем сражаться до последнего вздоха!

Гессарт ничего не сказал, хоть у него были совсем иные идеи по этому поводу. Вместо этого его взгляд устремился на Закериса. Тот уже стянул с себя шлем, но мокрые от пота черные пряди волос будто приклеились к его лицу. Он привалился к стене, и кирпичи за его спиной вдруг стали трескаться, словно им передалось напряжение, которое сейчас испытывал изнуренный своей внутренней борьбой псайкер.

— Ты чувствуешь приближение подмоги? — спросил Гессарт. — Какое-нибудь видение или послание?

Библиарий лишь молча покачал головой.

— Что, вообще ничего? — продолжал свои расспросы Гессарт. — Никакой вибрации в варпе? Никаких следов корабля?

— Ничего, — каким-то странным, надтреснутым голосом прошептал Закерис. — Хельмабад застилает пелена, которую я не могу прорвать. Я ничего не могу разглядеть по ту сторону этой кровавой завесы.

— Все, отдыхай, — сказал Гессарт и, перейдя на другую сторону комнаты, положил свою ладонь на лоб библиария. — Тебе надо восстановить силы.

Закерис кивнул и, оторвавшись от стены, выпрямил спину.

— Я не хочу накликать беду, но все это не сулит нам ничего доброго, — прохрипел библиарий.

Остальные молча наблюдали, как расправивший плечи псайкер, силясь выглядеть максимально достойно, отошел от сводчатой стены подземелья.

— Его скрытность беспокоит меня, — произнес Хердейн, как только Закерис оказался вне зоны слышимости.

— Я никому не доверяю так, как Закерису, — сказал Гессарт. — Сейчас он — наше спасение. Я верю, он еще выведет нас на верную дорогу.

— Как это было на Архимедоне? — спросил Никз. — Тогда мы прислушались к его пророчеству — и что получили? Искупительное патрулирование привело нас на эту забытую Императором войну.

— Я же велел вам не упоминать это место! Твое пренебрежение дисциплиной граничит с нарушением субординации!

— Если у меня есть сомнения, было бы не очень умно держать их при себе, — ответил Никз, взглянув на Хердейна. — Разве не истинно, что спрятанное в себе сомнение провоцирует зарождение ереси, а, брат-капеллан?

— Для обсуждения подобных вопросов должно быть соответствующее время и место. У нас сейчас нет ни того ни другого. Уважай мнение своего командира или будь готов принять последствия нарушения субординации!

— Все, что я хотел сказать — мы не были готовы к такой войне, — стал оправдываться Никз. — Вы привели нас сюда, чтобы мы подавили… Как же это называлось?.. А! «Незначительный мятеж» — не так ли? Но этот мир уже восемь лет как раздираем гражданской войной! Нам вообще не следовало тут оставаться!

— Орден откликнется! — убежденно сказал Хердейн. — Придут другие. Они помогут или же отомстят за нас.

— Похоже, что Закерис не слишком в этом уверен, — заметил Хейнке. — О чем он говорил, так это о «кровавой пелене», которая накрыла это проклятое место. Его ментальные послания ушли в никуда!

— Тогда здесь будет наш последний рубеж! — заявил Хердейн. — Мы рождены для сражений и умрем во время сражения!

— За победу мы положим наши жизни, — сказал Гессарт. — Но я не уверен, что победа здесь в принципе возможна.

Гессарт сидел один в одной из многочисленных комнат священной гробницы, прилежно исполняя ритуалы поддержания в порядке своего штурмового болтера. Капитан прислонился спиной к поверхности древней, крошащейся стены, в то время как его болтер мирно покоился на коленях. Чтобы лучше видеть детали оружия, капитан снял шлем, и его резкие черты лица тут же осветило мерцание свечей, расставленных в небольших нишах по периметру комнаты. В тусклом сиянии свечей Гессарт осторожно протер куском ткани составные части своего оружия, заботливо осматривая каждую деталь, прежде чем установить ее на положенное место.

Время от времени где-то наверху раздавались мощные взрывы, сотрясающие подземелья, после чего со стен и потолков дождем сыпалась штукатурка. Мятежники продолжали артобстрел, стремясь пробить брешь в стенах подземелья — сразу после того, как космодесантники отступили с верхних этажей здания. Хоть защита ворот и казалась крепкой, люди, оборонявшие катакомбы, были измучены и, похоже, совсем потеряли веру в победу. Как только ворота будут разрушены — а это случится через два-три, от силы четыре дня, — на пути неудержимой армии мятежников не останется ничего, кроме последнего, весьма хлипкого рубежа обороны.

— Капитан! — неожиданно из дверей донесся голос Виллуша.

Он уже освободился от шлема, тяжелого заплечного ранца и массивных наплечников, из-за чего стал выглядеть необычно тощим и изнуренным — что, Гессарт знал точно, абсолютно не соответствовало действительности.

— Могу я с вами поговорить?

Гессарт поднял голову и, отложив в сторону штурмовой болтер, жестом пригласил космодесантника сесть. Однако Виллуш отказался.

— У меня есть сомнения, капитан, — сказал Виллуш.

— Наш брат-капеллан всегда готов тебя выслушать, — заметил Гессарт.

— Мои сомнения касаются как раз Хердейна, — ответил Виллуш и, так и не найдя места своим рукам, положил их себе на пояс.

— Это как же? — недоуменно спросил Гессарт.

— Я знаю, что вы запрещаете нам говорить об Архимедоне, капитан, но сейчас я должен…

— Говори, раз должен, брат, — тяжело выдохнул Гессарт.

— Спасибо, капитан, — отозвался Виллуш.