Герои на все времена

Рычащий осторожно посмотрел сквозь полуопущенные ресницы. Ослепившее его сияние на поверку оказалось неярким светом пасмурного дня, льющимся через открытые ставни в комнату. Рядом с его ложем топилась кирпичная печка, пламя внутри ровно гудело, обдавая Рычащего приятным теплом. Подальше, у окна, стоял деревянный стол с резными ножками и пара скамей. На ближней сидел, забравшись с ногами, белобрысый мальчишка лет двенадцати, насвистывал под нос и строгал ножом сосновую плашку. Весь пол вокруг был покрыт тонкими завитками стружки.

Рычащий шевельнулся. Мальчишка оторвался от своего занятия.

— Э, да ты проснулся! — Паренек бросил нож и плашку на скамью и подошел к лежанке. — Здорово, а то мы уж думали, ты никогда не оклемаешься. Такая горячка была, избави Творец! Но ничего, теперь точно на поправку пойдешь.

«Я же сменил обличье, — вспомнил Рычащий. — Мальчик думает, что я человек. Но где я? И кто такие «мы»?»

— Звать-то тебя как? — спросил мальчишка. Лицо у него было круглое, усеянное темными пятнышками — веснушками.

Рычащий напрягся, вызывая в памяти людские имена.

— Жа-а-к, — выдавил он. Голос звучал слабо, язык еле ворочался во рту.

— Жак?! — переспросил парень. Рычащий мотнул головой. — Слушай, Жак, а как ты в лес попал? Да еще и без одежи?

Где-то вне комнаты послышался странный звук, будто кто-то размеренно стучал молотком по доске. Заскрипела дверь.

— Отец Кристоф, идите сюда скорее! — звонко сказал мальчишка. — Он проснулся!

— Вот как, Реми? — откликнулся низкий голос. — Ну что ж, посмотрим.

Тупой стук о дерево раздался снова, и над Рычащим склонился человек. Взрослый, даже пожилой. Рычащий увидел худое лицо, крючковатый, как у ястреба, нос. Темные, глубоко запавшие глаза внимательно смотрели на распластанного на лежанке Рычащего, тот ощутил неясное беспокойство и отвел взгляд в сторону. И наконец сообразил, откуда доносился непонятный звук.

Незнакомец опирался на костыль. Длинные пальцы крепко сжимали отполированную перекладину, запястье несколько раз обвивала прочная нить с черными овальными бусинами то ли из дерева, то ли из кости. Что-то царапнуло память Рычащего, что-то означали и эта нить, и эти бусины, и темная, странного покроя одежда.

Незнакомец неловко присел на край постели, прислонив костыль к спинке кровати. Узкая ладонь легла на лоб Рычащего.

— Да, лихорадка прошла, — произнес человек. — Ты выздоровеешь, парень.

— Его кличут Жаком, — встрял мальчишка. — Он сам сказал.

— А вот говорить ему сейчас ни к чему, — ответил человек. — Принеси суп, Реми.

Мальчишка метнулся за печь.

— Ну, Жак, — проговорил человек. — Благодарение Творцу, ты очнулся. Пока молчи, береги силы. Когда окрепнешь достаточно, расскажешь, что за беда с тобой стряслась. И ничего не бойся. Я отец Кристоф, кюре прихода Ланже, а этот босоногий сорванец — Реми, мой воспитанник. Мы нашли тебя на опушке…

Дальнейшие слова доносились до Рычащего будто сквозь туман. Священник! Ты мог попасться венаторам, Рычащий. Мог укрыться в чащобе и добраться до дома. Мог просто сдохнуть от потери крови и холода. Но нет! Тебя угораздило оказаться раненым в доме у священника!

Наверно, смятение Рычащего не укрылось от отца Кристофа. Он еще раз повторил:

— Ты здесь в полной безопасности. Слышишь меня?

Рычащий сделал знак, что понял. Реми возник у лежанки с глиняной миской, от которой плыл неприятный аромат. Человек зачерпнул варево ложкой и поднес к губам Рычащего. Тот осторожно проглотил.

О Луна, что же это за гадость! Жидкий отвар из мяса какой-то дурно воняющей птицы да еще с разваренной крупой! Будь Рычащий здоровым и свободным, он бы это в рот не взял!

Но раненый Жак только скривился и внезапно с удивлением понял, что желудок требует добавки, пусть даже и этой пакости.

— Еще? — спросил кюре. И Рычащий торопливо кивнул.

Он глотал проклятую похлебку и повторял про себя: в безопасности, в безопасности… В безопасности…

Когда-то, задолго до появления на свет родителей Рычащего, клан луньеров Жельвэ считался самым сильным и зажиточным в Предгорном краю. По всей округе они славились как лучшие охотники и следопыты, не боявшиеся ни дикого тура, ни медведя, ни лесной нежити, таящейся по трясинам.

В большое селение, стоявшее на высоком берегу реки Стэр, приходили не только луньеры других кланов, но наведывались и люди. Обменивали зерно и овечью шерсть на целебные травы и мягкие меха, нанимали проводников через перевалы. Конечно, ночевать в селении они не оставались, но уж днем бродили без опаски. Пожалуй, дивились только, что местные почти не возделывают землю (так, полоски ячменя вдоль берега), не заводят никакой живности — не считать же за домашнюю скотину белок! — и не молятся, как заведено, богу Света и радости Фро, а почитают Белую богиню.

Так рассказывал маленькому Рычащему отец, вождь клана Жельвэ. А щенок-луньер и верил — как же, отец говорит! — и не верил. Уж больно трудно представить, что жили те, давние, луньеры не в деревушке, затерянной в чащобе, а на просторе и свободно могли бродить, где вздумается.

— И не боялся никто? — выспрашивал Рычащий. — И не грозился?

— И не боялся, — задумчиво отвечал отец. — И не угрожал. И даже не косился.

— Ну уж, — с сомнением говорил Рычащий.

В то лето отец впервые взял его с собой в людской город. Рычащий с достоинством топал за вождем и двумя воинами по мощеной улице, с любопытством глазея на высокие — не то что луньерские землянки — дома, когда из-за плетеной ограды на него выскалился здоровущий пес. Он просто-таки захлебывался лаем, а выскочивший на крыльцо хозяин, вместо того чтобы унять животину, начал вопить про зверье, которое шляется по улицам. Отец молча подошел и увел Рычащего. А когда тот поинтересовался, что значат слова, которые им кричали в спину, отец ничего не объяснил, сказал только: они некрасивые, и не нужно такое повторять.

Отец вообще часто бывал в людских селениях, покупал пшеницу и разные разности для деревни. Другие луньеры из чащобы почти не выбирались, да и мать часто пеняла: зачем таскает сына куда не надо? Но Говорящий с Луной (так звали отца) отвечал твердо: будущий вождь должен знать и видеть многое.

Рычащий видел. Запоминал, как косо смотрят люди, как торопливо осеняют себя Святым знаком, когда луньеры рядом. Как однажды вечером к воротам купца, у которого они остановились, подвалила кучка народу с дубинками и вилами. Люди требовали, чтоб клятые Жельвэ убирались с улицы.

— Пущай проваливают! А то смотри, Венсан, красный петух летает-то низко, да завсегда близко! Возьмет и сядет к тебе на двор.

И Венсан, упитанный человек с гладкой лысиной, лишь развел руками и умоляюще посмотрел на Говорящего с Луной, а жена купца стояла, притянув к себе за плечи детей, и зло щурилась на луньеров. Рычащему было очень не по себе.

— А почему так? — обиженно допрашивал он отца.

Тот неохотно бросил:

— Мал ты еще. Подрастешь, поймешь.

Рычащий тогда обиделся. Маленьким он себя не считал ни на полкогтя, ведь прошел уже посвящение, получил оберег и три луны как менял обличье.