Герои не умирают
Шрифт:
— Одна труба взорвалась, — тихо и устало заговорила служанка. — Мастера Горату убило на месте. Меня обожгло. Пока мы поняли, что старику ничем не поможешь — барзоанцы опамятовались, в нашу сторону побежали. А я даже весла взять не могу… Хорошо, что про речку-вонючку вспомнилось. Похватали из запасов, что успели — и сюда…
— А пираты, увидев мертвого, лодку и остатки припасов, решили, что он был один — и не стали больше никого искать, — медленно закончил Фалько и, опустив глаза, поднял по эрегорскому обычаю ладони вверх: — Да примет Святой Радетель душу мастера Горату в свои длани.
— Да примет… — эхом повторили
Некоторое время в подземелье висела тишина, такая же темная и тяжелая, как мрак вокруг них. Первой нарушила ее девочка. Освободившись от объятий Илады, она повернулась к спутникам:
— Я… Спасибо… Уже всё в порядке.
Голос ее звучал глухо и безжизненно.
— Мы все соболезнуем тебе, Эмирабель, — мягко тронул ее за руку Фалько. — Но ты можешь по праву гордиться твоими мужчинами: они были настоящими героями и умерли так, как многие могут только мечтать — защищая других. Они ушли победителями.
Белка, конвульсивно всхлипнув, снова уткнулась в плечо Иладе, обхватила ее и замерла — лишь вздрагивали плечи.
— Девочка… бедная моя девочка… ну же… ну… Белочка… милая… nbsp; Фалько говорил ровным отсутствующим голосом, как будто рассказывал про кого-то другого или выдуманную историю из книжки. Будто ему и в самом деле было всё равно, что с ним случилось двадцать лет назад — или он старательно в этом кого-то убеждал. хорошая… славная… девочка моя… ласточка… маленькая девочка… — мягко, нараспев зашептала служанка, гладя ее по голове, и Эмирабель постепенно стала затихать.
Найз прикусил губу и опустил глаза: не зная, что говорить в таких случаях и что делать, он чувствовал себя необъяснимо виноватым — одним своим присутствием, тем, что был жив, цел — и ничего не мог исправить…
— Куда мы дальше? — шепотом спросил он Фалько, но Илада услышала.
— Прятаться тут будем, пока пиратов не перебьют! — горячо заговорила она, и неожиданно весь страх и боль, скопившиеся за ночь, заплескались в ее словах подступающими слезами. — Здесь мы в безопасности! Никто из барзоанцев про тоннели не знает! Искать они нас больше не ищут, вы же сами сказали! Значит, надо просто сидеть и ждать! Здесь они нас никогда не найдут! Даже не догадаются! Не надо отсюда никуда уходить! Пожалуйста!..
Гардекор немного помолчал, задумчиво хмурясь и, наконец, поднял взгляд на товарищей:
— Это — самый разумный вариант. Но чтобы просидеть здесь день, может, несколько, нам понадобятся припасы не только алхимические. И еще нужны мази и чистые тряпки Иладе на перевязку.
Взгляд его остановился на служанке.
— Отсюда можно попасть на кухню?
— Конечно, можно! — с видимым облегчением закивала она. — Надо найти колодец. Там даже лестница есть. Скобы большие. Можно подняться осторожно, и…
— Так и поступим. И самое главное — осторожно.
Губы гардекора покривились в неуловимой ухмылке, заставившей сердце Найза подпрыгнуть в ожидании неведомо чего, но не пряток длиной в неделю.
— Знаешь, где это? — продолжил он.
— Да, я провожу! — радостно воскликнула Илада, но тут же скривилась от боли.
— И не бойся, самое главное, — Фалько встретился в ней глазами и ободряюще улыбнулся. — Всё будет хорошо.
* * *
До колодца, служившего поварам и прислуге для слива помоев, оказалось далековато — не менее получаса медленного пути на перегруженной плоскодонке.
Позади то и дело оставались боковые тоннели, большие и маленькие: похоже, весь холм был изрыт ходами, как гельтанский сыр. Когда мальчику уже начинало казаться, что плывут они бесконечно, что Илада заблудилась, и что холм скоро кончится вместе с каналом и они окажутся снаружи, лодка остановилась. Найз глянул вверх и увидел в своде отверстие диаметром с клоз. Из одного его бока торчала широкая ржавая скоба — ступенька обещанной лестницы.Фалько встал осторожно, чтобы не перевернуть неустойчивую лодчонку — и голова его оказалась внутри колодца. Он сдвинул пояс
а
с мечами за спину, поднял руки, подтянулся, нашел ногами нижнюю скобу — и пропал из виду.
— А если там пираты? — обеспокоенно подняла голову Эмирабель.
Найз пренебрежительно выпятил нижнюю губу и повторил слова Фалько, слышанные давно — кажется, в прошлой жизни:
— Это их проблемы.
Девочка невольно улыбнулась, кривясь от боли в разбитых губах и лице:
— Ты в нем так уверен?
— Он самый лучший, — констатируя факт, гордо проговорил Найз.
— Ты давно его знаешь? — спросила Илада.
Мальчик помолчал несколько секунд и твердо ответил:
— С семи лет.
И, не понимая, какая нелегкая дергает его за язык, добавил:
— Это мой отец.
— У тебя очень хороший отец, Найз, — проговорила служанка, с чувством стискивая руку мальчика. — И он очень хорошо тебя воспитывает.
— Лучше всех, — расплылся в довольной улыбке мальчишка и встал. — Ждите здесь. Мы скоро вернемся.
И под встревоженное женское «постой, ты куда?!» встал на банку, ухватился за нижнюю скобу, подтянулся, перехватился — и пополз по каменной трубе вверх.
Когда он был где-то на середине, сверху донесся голос Фалько:
— Эй, там, на корабле! Отгребите в сторону! Считаю до пяти! Раз…
Мальчик услышал внизу обеспокоенные голоса, плеск воды, и на счет «шесть», едва не сбрасывая его с лестницы, мимо пролетело что-то большое, и с грузным плеском рухнуло в канал. И сразу же — еще одно, слегка задев его по макушке.
Найз, как можно плотнее прижимаясь к скобам и каждую секунду ожидая третьего, с удвоенной скоростью принялся карабкаться вверх, к замаячившему в проеме тусклому свету. Но самое главное — к запаху. Головокружительному аромату свежеиспеченного хлеба, жареного мяса и еще чего-то такого, чему он и названия-то не знал, но чем, наверняка, только Святой Радетель угощал души праведников.
Когда его голова показалась над уровнем пола, первое, что он увидел — откинутую решетку, воронкообразное углубление в полу, и на краю — поджарую мускулистую фигуру с мечом в руке, стоявшую спиной к нему.
Заслышав шорох позади, Фалько мгновенно обернулся — и мученически закатив глаза, протянул руку:
— Вылезай…
— Их было двое? — Найз настороженно зыркнул по сторонам, но взгляд его натыкался лишь на потерянно застывших поваров и слуг.
— Двое, — рассеянно кивнул гардекор и повернулся к столпившимся людям. — Значит, около трех сотен, говорите…
— Около трех, да, вчера, — толстяк в белой куртке нервно прижал руки к груди. — Пленных кормить распоряжения не было, только пиратов, поэтому я точно знаю.