Герои Смуты

Как некогда ордынские цари не считались с родовыми связями русских князей и действовали по своему усмотрению, так и великие московские князья, а потом цари самостоятельно решали, кого приблизить или, наоборот, отдалить из поступавших к ним на службу вассалов. Помогал им в этом и местнический счет внутри самих родов, согласно которому преимущество переходило не от отца к сыну, а от одного брата к другому Универсальным принципом было «всякий сын от отца своего четвертое место». Другими словами, дяди были выше своих племянников и сыну первого брата приходился «в версту» только четвертый дядя. У старших сыновей в роду, как видим, оставались особые права, но они всё равно уступали поколению своих отцов [291] . Особенным образом на старшинство влияла служба в боярских чинах и во Дворе московского великого князя. Еще в 1460—1470-х годах суверенные права на родовое гнездо сохраняли князья Ряполовские, они даже выдавали жалованные грамоты на земли. Не случайно самым заметным из стародубских Рюриковичей на службе великого князя Ивана III оказался боярин князь Семен Иванович Ряполовский. Правда, его боярская карьера оборвалась казнью в 1499 году, тогда же закончилась и история частично сохранявшегося стародубского суверенитета. Впрочем, земли Стародуба Ряполовского еще долгое время, даже в начале XVII века, оставались во владении князей этого дома [292] .

291

См. подробнее: Эскин Ю.М.Очерки истории местничества в России XVI-XVII вв. М., 2009. с. 154-155.

292

См.: Кобрин В.Б.Власть и собственность в средневековой России (XV-XVI вв.) М., 1985. с. 56-58.

Князья Пожарские, несмотря на их принадлежность к старшей ветви рода князей Стародубских, всё время находились в тени более ярких представителей рода — князей Ряполовских, Хилковых, Татевых и Ромодановских. До середины XVI века их имена скорее можно найти в актах Суздальского Спасоевфимиева монастыря [293] , в котором была родовая усыпальница князей Пожарских, чем на листах разрядных книг, фиксировавших воеводские службы и принадлежность к Государеву двору. Это, видимо, до поры позволяло роду князей Пожарских расти и сохранять единство. Очень рано, еще в середине XV века, один из предков князя Дмитрия Михайловича Пожарского, князь Данила Васильевич, променял своему родственнику князю Дмитрию Ивановичу Ряполовскому родовую вотчину в волости Пожар на другую волость — Мугреево и соседние земли (Коченгир) [294] . В дальнейшем именно Мугреево стало центром владений князей Пожарских.

293

См.: Известия о роде князей Пожарских, заключающиеся в актах XVI столетия // Тихонравов КВладимирский сборник. М., 1857; Акты Суздальского Спасоевфимьева монастыря 1506—1608 гг. / Сост. С.Н. Кистерев, Л.А. Тимошина. М., 1998.

294

Назаров В.Д.Акты XV века из архива Суздальского Спасоевфимьева монастыря // Русский дипломатарий. М., 1998. Вып. 4. с. 15—16; Эскин Ю.М.Опыт жизнеописания боярина князя Козьмы-Дмитрия Михайловича Пожарского // День народного единства. Биография праздника. М., 2009. с. 121-122.

Сам князь Дмитрий Михайлович выводил свое родство от князя Ивана Федоровича Третьякова Пожарского (младшего из пяти внуков князя Данила Васильевича Пожарского) [295] . О нем нет почти никаких сведений, кроме упоминания в родословных и прозвища Третьяков, которое перешло на его детей. Даже в документе о разделе вотчины князя Федора Даниловича его сыновьями, датированном 1490 годом, Иван Третьяк не упомянут, так как, скорее всего, еще был мал, чтобы совершать или удостоверять сделки [296] .

295

Дети единственного сына князя Данилы Васильевича — князя Федора: князья Иван, Федор, Семен, Василий, Иван Третьяк. См.: Родословная книга князей и дворян российских… с. 59; Разрядная книга 1475-1605. т. 4.4. 2. с. 49.

296

См.: Назаров В.Д.Акты XV века из архива Суздальского Спасоевфимьева монастыря… с. 20—21.

Появление князей Пожарских на общерусской арене связано с эпохой Ивана Грозного. К началу «тысячной» реформы русского войска в 1550 году, связанной с испомещением «лутчих» слуг под Москвой, стародубские князья сохраняли привилегии служилых князей. Они упоминались в документах отдельно и выходили на службу всем родом вместе. Тысячная книга 1550 года зафиксировала иерархию стародубских князей: в первую статью тысячников попал представитель ветви князей Хилковых, во вторую — представители князей Татевых, Гундоровых и Ромодановских; они же, а еще князья Ковровы и Пожарские, были записаны в третьей статье. Среди тысячников третьей статьи упомянут и дед князя Дмитрия Михайловича Пожарского, князь Федор Иванович Третьяков Пожарский (вместе с братом Иваном они замыкали список тысячников по Стародубу) [297] . В обмен на новый привилегированный статус государевых слуг-тысячников они должны были подчиниться указам царя, изменявшим их права на владение землями Стародубского уезда.

297

Тысячная книга 1550 г. и Дворцовая тетрадь 50-х годов XVI в. / Подг. к печати А. А Зимин. М.; Л., 1950. с. 56, 59, 64.

В начальный момент реформ Ивана Грозного 1550-х годов можно было еще видеть шаги по сохранению родовых корпораций служилых князей. Указом 11 мая 1551 года для некоторых княжеских родов (в том числе стародубских князей) вводился запрет на передачу вотчин в монастыри и принимались другие меры, чтобы сохранить там, где это было возможно, общеродовое владение прежними удельными землями [298] . Изменения в характере распоряжения вотчинами князей-Рюриковичей коснулись и князей Пожарских, у которых установились давние и прочные связи с Суздальским Спасоевфимиевым монастырем. Они давно делали земельные вклады в этот монастырь и не отказались от подобной практики, несмотря на запреты, и позже, в середине 1550-х годов [299] . Указом 15 января 1562 года были еще раз изменены правила наследования земель в княжеских родах, сохранявших связи со своими бывшими уделами. Право распоряжения родовыми вотчинами тогда было еще раз стеснено, с тем чтобы без царского ведома земля не уходила в руки чуждых, пришлых для уезда родов. А потом вся удельная «старина», гарантии которой Иван Грозный пытался соблюдать под влиянием своих советников из Избранной рады, была им же и отменена при введении опричнины. Стародубский уезд не попал в число опричных земель [300] , но 11 марта 1566 года царь самостоятельно распорядился землями в Стародубе Ряполовском, променяв их вместе со Звенигородом на Верею своему двоюродному брату князю Владимиру Андреевичу Старицкому [301] . Земли родового села Волосинино (Волосынино), ставшего впоследствии называться «Мугреево тож», и другие деревни, принадлежавшие князьям Федору Ивановичу и Ивану Ивановичу Пожарским, оказались по соседству с землей князя Владимира Андреевича [302] . По воле царя на территории Стародубского уезда появился еще один могущественный владелец — служилый князь Михаил Иванович Воротынский. Судя по завещанию 1572 года, Иван Грозный сохранял верховные права на ряд вотчин стародубских князей (в том числе князей Пожарских) и передавал их сыну царевичу Ивану [303] .

298

См.: Кобрин В.Б.Власть и собственность в средневековой России… с. 80-83.

299

См., например, данную на вотчинную пустошь Клестовскую, выданную князьями Пожарскими (в том числе дедом князя Д.М. Пожарского) в 1556/57 году, и другие аналогичные документы, в которых князь Федор Иванович Третьяков выступал послухом: Акты Суздальского Спасоевфимьева монастыря… № 94. с. 216—217; № 101. с. 228.

300

Веселовский С.Б.Монастырское землевладение в Московской Руси во второй половине XVI века // Исторические записки. 1941. т. 10. с. 95— 116.

301

Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв. М.; Л., 1950. с. 423-425.

302

См. разъезжую грамоту 1566/67 года на земли в Стародубском уезде: Акты Суздальского Спасоевфимьева монастыря… № 147. с. 296, 297, 300,301.

303

Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей… с. 434—435; Юрганов А.Л.О стародубском «уделе» М.И. Воротынского и стародубских вотчинах в завещании Ивана Грозного // Архив русской истории. М., 1992. Вып. 2. с. 34—70; Беликов В. Ю., Колычева Е. И.Документы о землевладении князей Воротынских во второй половине XVI— начале XVII в. // Там же. с. 97-98.

Предков князя Дмитрия Михайловича Пожарского события царствования Ивана Грозного, конечно, затронули напрямую, как затронули они представителей многих родов, переживших тогда опалы и казни. В роду князей Пожарских существовало устойчивое представление об опале, которой подвергся их род. Возможно, в этом можно услышать отголоски дела о большом пожаре в Москве 17 июля 1560 года, в котором, по печальной иронии судьбы, был виноват князь Федор Пожарский [304] . В известном местническом деле 1602 года с князем Борисом Михайловичем Лыковым князь Дмитрий Михайлович Пожарский ссылался на то, что его «родители» были «много лет в государеве опале». И хотя он признавал, что его дед князь Федор Иванович и дядя (видимо, Иван Иванович) «по городом… на городовых службах… во многих местех бывали», но оговаривался, что при этом их никогда не назначали на службу с теми, с кем было «невмесно» служить по местническим понятиям: «потерки, государь, нигде не бывало» [305] . На самом деле о службе князя Федора Ивановича Пожарского известно лишь то, что он был назначен «в городничих в приказе» в Свияжск в 1556/57 году; его младший брат князь Иван Иванович тоже служил в этой должности в Казани в 1557/58 году [306] . Считать эти назначения намеренным понижением служебного статуса князей Пожарских было бы преувеличением, хотя князь Дмитрий Михайлович настаивал в пылу местнического спора: «…дед мой князь Федор Иванович Пожарской сослан в Казань в вашей государьской опале» [307] . Время службы братьев Пожарских в Казанской земле было одним из самых сложных. Почти весь период после взятия Казани, с 1552 по 1557 год, продолжалась война, сопровождавшаяся восстаниями «казанских людей» [308] . Князя Федора Ивановича Пожарского по разряду назначили быть «в приказе» у одного из главных воевод русской армии боярина Ивана Петровича Федорова. Свияжским воеводой был его однородец — князь Иван Борисович Ромодановский [309] . Это впоследствии «городничие» превратились в заурядную должность по наблюдению за осадными гарнизонами (не путать с чиновниками гоголевских времен). В чрезвычайных же условиях «казанской войны» круг обязанностей городничих и их ответственность были неизмеримо выше. На этом основании, кстати, выстраивал свою защиту в местническом споре 1602 года и князь Дмитрий Михайлович Пожарский: «…в тех годех городничество было не безчесно, и посыпаны, государь, бывали в городы за осадных мест воевод» [310] . Должность свияжского городничего оказалась в итоге самой заметной службой князя Федора Ивановича. Об этом же, в своих видах, говорили местники князей Пожарских, сравнивая службы их предков с назначениями своих «розрядных родителей», чьи службы часто упоминались в разрядных книгах: «…и лутчая их находка Пожарских князей, что в Казани и в Свияжском городе были деды их» [311] . Как заметил новейший биограф князя Д.М. Пожарского историк Юрий Моисеевич Эскин, князя Федора Ивановича действительно больше не упоминали с именными назначениями в разрядах, «поэтому объяснения Д.М. Пожарского и его родственников спустя 50 лет своей "захудалости" опалой были натяжкой» [312] .

304

В одном из продолжений Никоновской летописи говорилось, что именно со двора этого князя (уж не деда ли князя Пожарского?) начался большой пожар, из-за которого выгорел весь Арбат. Двор князя Федора Пожарского располагался рядом с церковью Ризоположения на Арбате. Сам царь Иван Грозный тушил пожар в Москве со своими дворянами и стрельцами. (См.: ПСР Л.Т. 13. Ч. 2. СПб., 1906. с. 327-328.)

305

Разрядная книга 1475-1605. т. 4. Ч. 2. с. 42.

306

Разрядные книги 1475-1598 гг. М., 1966. с. 160, 172.

307

Разрядная книга 1475-1605. т. 4. Ч. 2. с. 39.

308

См.: Ермолаев И.П.Среднее Поволжье во второй половине XVI—XVII вв. (Управление Казанским краем). Казань, 1982. с. 16—28.

309

Князь Дмитрий Михайлович вспоминал о службе в Свияжске других воевод: в «63 году» (1555-м) князя Михаила Ивановича Воротынского, а в «64 году» — князя Василия Семеновича Серебряного, но свияжским городничим был тогда не его дед, а князь Тимофей Федорович Пожарский. См.: Разрядная книга 1550—1636 гг. М., 1975. т. 1. с. 46.

310

Разрядная книга 1475-1605. т. 4. Ч. 2. с. 40.

311

Дворцовые разряды (далее — ДР). СПб., 1851. т. 2. Стб. 30.

312

Эскин Ю.М.Опыт жизнеописания… с. 123.

Князь Федор Иванович Третьяков Пожарский, как и его брат Иван Иванович, входил в Государев двор. Их имена были записаны в Дворовой тетради 1550-х годов среди помещиков, служивших по Ярославлю [313] . Наряду с ярославскими поместьями, у них имелись владения и в других уездах — Ржевском [314] и Мещовском. Князь Федор Иванович Пожарский (упомянутый как мещовский помещик) поручился в 1565 году за боярина Ивана Петровича Яковля. Возможно, он и раньше входил в число князей и детей боярских — поручителей по опальным боярам, которых царь подозревал в измене [315] . То, что его имя встречается среди «печальников», бравших «на поруки» опальных, — небольшая, но характерная черта для понятий о лучших личных качествах, переданных им своему внуку. И пусть с местнической точки зрения дед князя Дмитрия Михайловича Пожарского не продвинулся высоко по лествице рода, но совсем незаметным на службе царя Ивана Грозного его назвать нельзя. Не исключено, что его прозвище — «Немой» — одно из объяснений относительной неудачи его карьеры.

313

Тысячная книга 1550 г. и Дворцовая тетрадь 50-х годов XVI в…. с. 124.

314

См.: Павлов А.П.Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове. с. 12, 24.

315

Князь Федор Иванович выступал поручителем в 1562 году по князю Ивану Дмитриевичу Вельскому. Л.М. Савелов считал, что в числе поручиков упомянут дед князя Д.М. Пожарского, хотя и оговаривался, что в тот момент служило несколько человек — полных тезок князя Федора Ивановича. См.: Савелов Л.М.Князья Пожарские. с. 12, 18; Государственное древлехранилище хартий и рукописей. Опись документальных материалов фонда № 135 / Сост. В.Н. Шумилов. М., 1971. с. ПО; Антонов А.В.Поручные записи 1527—1571 годов // Русский дипломатарий. М., 2004. Вып. 10. с. 8, 19, 21, 49, 51.

Еще меньше сведений сохранилось о службе отца князя Дмитрия Михайловича, князя Михаила Федоровича Пожарского, названного в родословцах «Глухим». Это прозвище может быть показательно для передачи в роду некоего природного изъяна. Дело в том, что иногда прозвища действительно подчеркивали физические особенности, раны и увечья людей. Часто в них очень точно и беспощадно обыгрывались личные качества, присущие тому или иному человеку, то, как он выглядел или вел себя. Но не обязательно трактовать каждое прозвище буквально — не исключалась и возможность прозвища «от противного». Порой прозвище лишь намекает на что-то понятное современникам и неопределенное для историков. Откуда появилось прозвище князя Михаила Федоровича Пожарского, точно сказать нельзя, но, возможно, оно также объясняет причины, по которым и отцу князя Дмитрия Пожарского трудно было сделать ратную карьеру.

Около 1570/71 года князь Михаил Федорович женился на Евфросинье (Марии), дочери записанного в Дворовой тетради сына боярского по Коломне Федора Берсенева Беклемишева [316] . Свадьба пришлась на разгар опричнины, но князья Пожарские не побоялись вступить в родство с потомками знаменитого «Берсеня» — Ивана Никитича Беклемишева, казненного в 1525 году, — возможно, потому что царь Иван Грозный уже связал круговой порукой князей Пожарских и Беклемишевых, заставив их вместе выступить «печальниками» за опальных бояр в 1560-х годах [317] . Собеседник Максима Грека, человек весьма образованный, по отзывам современников, дед невесты Берсень Беклемишев входил в круг советников великого князя Василия III (хотя и не был членом Боярской думы). В оправдание своего «колючего» имени (означавшего колючий кустарник или крыжовник) он говорил «встречу» самому великому князю Василию Ивановичу [318] . Именно Берсеню Беклемишеву принадлежат часто цитирующиеся слова о государе, который «запершыся, сам третей у постели всякие дела делает» [319] . Так прадед князя Дмитрия Михайловича Пожарского по материнской линии характеризовал московское самодержавство, явственно проявившееся уже в начале XVI века. Породнившись с Беклемишевыми, род которых, впрочем, при Иване Грозном уже не включили даже в Государев родословец, князья Пожарские наследовали и этот ореол опалы, наложенной за слова правды, пусть консервативной, но дорогой не одному Берсеню. Однако впоследствии окажется, что это родство поможет проложить князьям Пожарским дорогу в «Верх» (так тогда называли кремлевские покои царей и цариц). Считалось, что Берсень Беклемишев защищал отправленную великим князем Василием III в монастырь великую княгиню Евдокию Сабурову, а она была родственницей Годуновых.

316

Тысячная книга 1550 г. и Дворцовая тетрадь 50-х годов XVI в. с. 160. Сохранилось упоминание о рядной записи 1570/71 г. на приданую вотчину матери князя Д.М. Пожарского сельцо Берсенево с пустошами Клинского уезда. См.: Антонов А.В.Частные архивы русских феодалов XV — начала XVII века // Русский дипломатарий. М., 2002. Вып. 8. с. 317.

317

См. поручную запись 1562 года по князю Ивану Дмитриевичу Вельскому. Оба они должны были оплатить по 100 рублей, однако имя князя Федора Ивановича Пожарского стоит в списке поручиков выше имени Федора Иванова сына Берсенева: Антонов А.В.Поручные записи 1527— 1571 годов. с. 19, 21.

318

Ключевский В.О.Курс русской истории. Ч. 2 // Ключевский В.О.Сочинения: В 9т. М., 1987. т. 2. с. 151.

319

ААЭ. СПб., 1836. т. 1. № 172. с. 142.

У рода Беклемишевых всегда были особые отношения с Троицесергиевым монастырем, по соседству с которым издревле располагались их земли [320] . Федор Иванович Берсенев Беклемишев участвовал в заседаниях земского собора, решавшего вопрос «о Литовском деле и о ливонских городах» и о продолжении войны с польским королем в 1566 году [321] . Показательно, что князю Михаилу Федоровичу Пожарскому выпало исполнить последнюю волю своего свекра князя Федора Берсенева и сделать вклад в Троицесергиев монастырь — передать вотчину сельцо Калмань в Юрьев-Польском уезде в 1572/73 году. Распорядились берсеневским наследством оба князя Пожарских — князь Федор Иванович и князь Михаил Федорович, написав ее за монастырем, как сказано во вкладной книге, «по себе, да по Федоре Берсеневе, и по своих родителех» [322] . Для князя Федора Ивановича, сохранявшего старшинство в роду, исполнение воли своего богатого свойственника оказалось достаточно прибыльным делом, хотя, скорее всего, эта была компенсация за приданные земли. За вотчину Федора Берсенева князь Федор Иванович Пожарский получил из Троицесергиева монастыря огромную сумму денег — 400 рублей (для сравнения: царь Иван Грозный в 1571 году сделал вклад по своей царице Марфе в 700 рублей) [323] . Считается, что князь Федор Иванович Пожарский умер 2 июля 1581 года и был похоронен в Троицесергиевом монастыре. Однако недавно был обнаружен документ, в котором дед князя Дмитрия Михайловича упоминается еще осенью 1582 года [324] . Исследователи-генеалоги спутали двоюродных братьев и полных тезок. Мало кто обращал внимания на то, что захоронения князей Хворостининых и князей Пожарских расположены рядом [325] . А это было совсем не случайно, так как старшая ветвь князей Пожарских породнилась с известными опричниками князьями Хворостиниными [326] . Не этим ли, кстати, объясняется то, что бурная эпоха опричнины была пройдена Пожарскими почти без потерь?

320

Веселовский С Б.Исследования по истории класса служилых земле владельцев. с. 455—457.

321

См.: Черепнин Л.В.Земские соборы Русского государства в XVI— XVII вв. М., 1978. с. 106—115; Антонов А.В.Приговорная грамота 1566 года// Русский дипломатарий. М., 2004. Вып. 10. с. 177.

322

Вкладная книга Троицесергиева монастыря… с. 100.

323

Там же. с. 27.

324

В явочной челобитной о побеге разбойника, пойманного в Пурехской волости Луховского уезда, датированной октябрем 1582 года, упоминаются люди князя Михаила Федоровича Пожарского и князя Федора Ивановича Пожарского. См.: Маштафаров А.В.Явочные челобитные 1568—1612 годов из архива Суздальского Покровского девичьего монастыря// Русский дипломатарий. М., 2003. Вып. 9. с. 286.

325

См.: Савелов Л.М.Князья Пожарские… с. 18. Ундольский В.М.Новые разыскания о месте погребения Прокопия Ляпунова… с. 33—46. Рукопись Списка надгробий, опубликованная в 1846 году В.М. Ундольским, в настоящее время представлена в оцифрованном виде в Интернете на сайте Троицесергиевой лавры. См.:book.php?col= 1 &manuscript=820.

326

Публикаторы актов Спасоевфимиева монастыря в 1998 году впер вые издали один примечательный документ: данную княгини Анастасии Ивановны — жены князя Федора Ивановича Пожарского, передавшую в монастырь село Могучее с деревнями в 7095 (1586/1587) году. По данной 1586/87 года Спасоевфимиеву монастырю княгиня Анастасия Ивановна передала «вотчину свою в Стародубе Ряполовском село Могучее с деревнями». Она объяснила свое право распоряжения этой вотчиной необычно: тем, что «ту мне вотчину село Могучее з деревнями дал князь мой княж Федор Иванович за приданое за триста рублей». Распорядилась она ею как вкладом «по своей душе» и для поминания исключительно своих родителей: «князя инока Иосифа, княгиню иноку Софью, князя инока Деонисья, князя Петра, князя инока Афонасья, иноку Маремьяну». На выкуп вотчины был наложен запрет: «а нет дела до тое вотчины ни роду моему, ни племяни». Словом, создается впечатление какого-то семейного раздела, хотя речь не об этом. Удается восстановить, что княгиня Анастасия Ивановна Пожарская происходила из заметного рода ярославских князей Хворостининых. Инок Иосиф — это ее отец князь Иван Михайлович Хворостинин — тысячник по Коломне в 1550 году, носивший высокий думный чин окольничего. Он умер в 1571 году и принял постриг в Ростовском Борисоглебском монастыре. Упомянутый в списке для поминания «князь Петр», возможно, князь Петр Иванович Хворостинин (другой брат Дмитрий Иванович в монашестве действительно носил имя Дионисий). И, наконец, в составленном В.Б. Кобриным родословии ярославских князей находится указание на сохранившуюся духовную князя Федора Ивановича Хворостинина, составленную в октябре 1602 года. Одним из душеприказчиков князя Ф.И. Хворостинина выступала его сестра «княгиня Настасья княж Федорова княгиня Пожарскаго». См.: Ундольский В.М.Новые разыскания… с. 37; Духовное завещание князя Ф.И. Хворостинина / Публ. с. Шереметева // Русский архив. № 4. 1896. с. 572; Веселовский С.Б.Исследования по истории опричнины. М., 1963. с. 235; Кобрин В.Б.Материалы генеалогии княжеско-боярской аристократии XV—XVI вв. М., 1995. с. 63; Акты Суздальского Спасоевфимьева монастыря… № 225. с. 424—426.

К сожалению, этими сведениями исчерпывается то немногое, что мы знаем о прямых предках князя Дмитрия Михайловича Пожарского по мужской линии. Пока был жив дед, князь Федор Иванович Пожарский, дела семьи должны были держаться на нем, так как его сыну князю Михаилу Федоровичу не удалось получить сколько-нибудь заметного чина в службе и войти во двор царя Федора Ивановича.

Первым ребенком в семье княжны Евфросиньи Федоровны и князя Михаила Федоровича Пожарского была дочь Дарья, родившаяся в самом начале 1570-х годов. Несколько лет спустя появился на свет старший сын Дмитрий, которому и суждено было на века прославить свой род. Считается, что он родился 1 ноября 1578 года. Однако точный день, месяц и год его рождения вычисляются лишь по косвенным признакам, а значит, существует вероятность ошибки.