Герои умирают

– А теперь не двигайся. Прошу, не обижайся, но твой вид может все испортить.

– Я не дура, – отвечает она.

Великий Тишалл, пусть это будет так на самом деле! Я выхожу в коридор и ровным шагом направляюсь к стражникам. Когда их головы поворачиваются на звук моих шагов по известняку, я произношу властным голосом:

– С каких это пор стражники на посту сидят на своих толстых задницах?

Один из них встает, второй отклеивает спину от стены. Оба превращаются в слух и буквально едят меня глазами, однако тусклый свет не позволяет разглядеть меня как следует.

– И нечего таращиться на меня, недоумки хреновы, – вкрадчиво добавляю я.

Теперь мне видна дверь между ними: она закрыта, и на ней нет даже глазка. Хорошо. Ни на одном из стражников нет шлема – человеку в броне бывает жарко даже в холодном Донжоне. Шлемы лежат у их ног. Мне нужно только подойти поближе и размахнуться дубинкой. Один быстрый горизонтальный взмах по голове первого… потом развернуться и ударить второго прежде, чем он успеет что-либо понять…

Один из них снимает с плеча арбалет и натягивает его.

У меня перехватывает горло, однако я продолжаю идти вперед.

– И что ты делаешь?

Стражник кладет в желобок стрелу.

– Третий общий приказ, сэр, – извиняющимся тоном говорит он. – Вы не на посту.

Я продолжаю шагать. Арбалет поднимается. Второй стражник неуверенно возится со своим оружием. Ну, давай же; дерзость, только дерзость!

– А ты что, заснул? – рычу я. – Почему у тебя не натянут арбалет? Где стрелы?

– Прошу прощения, сэр, – бормочет он, покрываясь мурашками.

Мне нужно всего десять шагов.

– Я прибыл для проверки.

Это почти срабатывает – стражник-недотепа совсем опускает арбалет, но зато его напарник поворачивается и направляет на меня свое оружие плавным движением, свидетельствующим о долгой практике.

– Вы не в форме, сэр. Откуда мне знать, что вы не сбежавший заключенный? Еще пять шагов.

– Я что сказал насчет таращиться?

Теперь арбалет поднимает и второй стражник.

– Да, – хрюкает он, – откуда нам знать? Вот дьявол! Какая будет глупая смерть! Они ожидают, что я начну браниться или отступлю; пройти дальше мне не дадут.

– Назад, или я стреляю! – говорит стражник.

Но тут я подхожу к нему и отвожу арбалет вниз и в сторону ладонью левой руки. Оружие срабатывает – стрела с громким «спанг» ударяется в пол. Я быстро отступаю влево, чтобы защищенное броней тело оказалось между мною и арбалетом недотепы, и в то же время обрушиваю ему на голову дубинку. Делаю поворот на левой ноге и пинаю его согнувшееся тело к недотепе, однако тот отпрыгивает, не выпуская арбалет. Я знаю с точностью до тошноты, что ему хватит одного удара сердца, дабы прокричать тревогу, а еще через один удар стрела со стальным наконечником сорвется с его арбалета и ударит в меня. На таком расстоянии она пробьет меня насквозь, а добраться до противника раньше я не успею.

Я швыряю в него дубинку в надежде испортить ему выстрел, однако тот пригибается, и она пролетает мимо. Я взвиваюсь в прыжке с боковым ударом, предполагая позже вытащить стрелу из мякоти ноги и молясь, чтоб она не попала мне в пах, но не успеваю толком подпрыгнуть, как что-то шелестит в воздухе мимо моей головы, задевает волосы, а между ключицами стражника торчит рукоять ножа.

Его глаза широко открыты, брови сдвинуты; он роняет арбалет, и мой удар едва не сносит ему голову еще до того, как оружие достигает земли. Из арбалета выпадает стрела, и он делает холостой выстрел с хлопающим звуком. Затылок стражника тяжело падает на пол.

На мгновение я замираю, пораженный тем, что еще жив.

Я достаю свой нож из горла стражника и вытираю его о штаны, Таланн легко бежит ко мне. Края раны пузырятся и слегка подрагивают в такт свистящему дыханию раненого. Возле обнаженного хряща появляются фонтанчики крови. Немного крови брызгает мне на лицо, щекочет щеку и исчезает в бороде. Я переворачиваю тело, чтобы его кровь стекала на пол – возможно, он еще не задохнется.

Когда Таланн подбегает ко мне, я молча возвращаю ей нож. Она метает намного лучше, чем когда-либо буду метать я.

– Я же говорила, что могу сделать много чего интересного, – улыбается она,

– Никогда не видел ничего подобного, – честно говорю я ей, умалчивая о том, что нож едва не отрезал мне ухо. – Бросок был замечательный. Ты спасла мне жизнь.

– Давай не будем считать это чем-то особенным, а?

Я дружески сжимаю ее руку и смотрю в светящиеся глаза.

– Ладно, давай не будем.

Она кашляет и отворачивается, потом слегка краснеет и смотрит на тела стражников.

– Перерезать им горло? Я качаю головой.

– Думаю, они не придут в себя раньше, чем мы смоемся. Если же у них разбиты головы, они вообще могут не прийти в себя, так что ладно уж – дадим им шанс. Они ведь не какие-нибудь сволочи, у них просто такая работа.

Она искоса бросает на меня задумчивый взгляд.

– А ты не совсем такой, как я представляла.

– Ты не первая, кто говорит мне это. Ты можешь стрелять так же хорошо, как метать нож? Она пожимает плечами.

– Наверное.

– Тогда бери оружие и пошли.

Пока она подбирает арбалеты, взводит их и заряжает, я не могу помочь ей, зато получаю возможность оценить весьма примечательные изгибы ее тела под робой заключенного. Я вспоминаю, как Таланн выглядела в глазах Пэллес, однако Пэллес не смогла сделать ее настолько манящей, какой она кажется сейчас, – существует, знаете ли, немного вещей, столь же притягательных, как чистое обожание.

Я отворачиваюсь и снимаю с крюка лампу.

– Готова?

– Я всегда готова.

Она держит в каждой руке по арбалету, а ее улыбка очень похожа на мою.

– Тебе нравится, правда?

– Поверишь, если я скажу, что это воплощение моей многолетней мечты?

Надеюсь, это риторический вопрос. Я молча задуваю лампу, и коридор темнеет. Ставлю лампу на пол, чуть-чуть приоткрываю дверь и заглядываю в чашеобразный Театр правды.

На самом дне этой чаши возвышается платформа, на которой лежит привязанный к столу Ламорак. Вокруг горит нечто вроде прожекторов. Высокий мужчина в какой-то странной хламиде и маске ножом режет пах Ламорака. На правом бедре актера красуется еще одна рана, уродливый I-образный разрез, зашитый грубой черной нитью. Левое бедро вздуто, словно там чудовищных размеров опухоль.

Десять человек сидят на скамьях внизу, спиной ко мне, и ловят каждое слово мужчины в маске – должно быть, это и есть Аркадейл.

Он говорит:

– Теперь, обнажив брюшную стенку, мы вновь стоим перед выбором. Здесь можно и даже нужно использовать яйца насекомых, в том случае если у вас нет постоянной хирургической практики. Открыть здесь брюшную стенку очень трудно – легкий надрез в кишке позволит желудочному соку проникнуть в брюшную полость. Смерть такого рода крайне болезненна, однако она может наступить слишком быстро и помешать эффективному допросу. Таким образом, мы снова оказываемся в опасной близости от нашего главного врага – шока. С другой стороны, если вы чувствуете себя достаточно уверенно, чтобы вскрыть брюшную стенку, следует помнить о существовании различных ос, личинки которых особенно хороши для применения в этом месте. Детальное описание сбора. этих личинок содержится у вас в записях. Просмотрите их, пока я открываю мускул,