Герои. Другая реальность (сборник)

– Александр, тебе не хватит? – обеспокоено осведомился Соболевский.

– Отвали, халдей! – злобно огрызнулся Пушкин.

С этими словами он опрокинул рюмку в себя, практически не промахнувшись.

– О, горе, – вздохнул Соболевский и от греха подальше отправился в туалет.

– День такой, – обратился Пушкин к Вяземскому, который, широко раскинувшись за столом, устало обмахивался иллюстрированным рекламным проспектом. – Весь день такой. С утра. Дерьмо. Петр, для чего мы тут? Мы, два орла...

Вяземский фыркнул, расчищая на столе место, дабы утвердить локоть, но ничего не ответил.

– А хочешь, я тебе анекдот р... расскажу? – Прижав ладонь ко рту, редактор «Нашего современника» едва подавил рвотный спазм. – Сегодня придумал. Ну, смотри... Идут три быка: молодой, постарше и матерый... И типа видят в долине стадо коров...

– Знаю я этот анекдот.

– Нет, ни хрена ты не знаешь! И вот смотри: молодой говорит – давайте, мол, сейчас бегом спустимся с холма и отымеем всех телок...

– Да-да, а господин постарше возражает: нет, давайте лучше неторопливо спустимся с холма и покроем всех стельных коров.

– Не перебивать, скотина! Короче, господин постарше ему возражает: нет, давайте лучше неторопливо спустимся с холма и покроем всех стельных коров... А старик снисходительно смотрит на них обоих и говорит: значит так, сейчас мы ме-е-е-едленно спустимся с холма и накроем все стадо...

– Ну, всё? Знаю я этот анекдот.

– Нет, не всё еще.

– Как не всё? Ну и чем же сия оказия закончилась, любопытно знать?

– Когда они ме-е-е-едленно спустились с холма, в долине уже никого не было.

Пушкин неуклюже потянулся за оставшейся от Соболевского водкой, попутно сворачивая на бок не в добрый час подвернувшиеся под руку стаканы и бутылки.

– Вона что, попрыгунья-стрекоза, – насмешливо произнес Вяземский, отдуваясь. – Да ты, никак, лето красное пропела?..

– И ты туда же, – безнадежно махнул рукой Пушкин. – А еще друг... С французским прононсом в мундире, мать его ети!.. А вот нарочно позвоню сейчас Наташке!

Он схватил мобильник и начал тыкать непослушными пальцами в клавиши, пытаясь найти в адресной книге телефон жены. Это удалось ему не сразу. Минуло не менее восьми гудков, пока на том конце линии сняли трубку.

– Наташка, ты где?.. – Пушкин пьяно улыбнулся, хотя конфидент и не мог его видеть. – Наташенька... Наташик, ты знаешь, я... – Язык у него заплетался. – Нажрался?.. Нет... Наташк, подожди... Ну чего ты...

Он умолк, некоторое время слушал, а затем широко размахнулся и яростно швырнул мобильником об стену. Миниатюрный телефонный аппарат в противоударном корпусе радостно заскакал по мраморным плитам пола.

– Дерьмо! – страшным голосом прохрипел Пушкин, карабкаясь на стол. – Весь мир – дерьмо, и люди в нем – актеры! – Брызнули во все стороны столовые приборы, хрупнула тарелка с канапе под подошвою великого отечественного литератора. – Колька, хватит дрыхнуть! Поехали к блядям! Давай вызванивай Ксю!

– Извините пожалуйста, сударь, – деликатно произнес метрдотель, коснувшись локтя Батюшкова, который с умилением любовался беснующимся приятелем, – вы не могли бы попросить своего товарища иметь себя в виду?

– Он памятник себе воздвиг нерукотворный! – гордо возгласил Батюшков, тыча пальцем в лихо отплясывающего на столе Пушкина. – К нему не зарастет звериная тропа!

Метрдотель вздохнул – он страшно не любил пьяные скандалы, которые в его работе были печальной неизбежностью, – и дал знак рослым официантам.

Черный «БМВ» остановился возле крытого ржавым кровельным железом двухэтажного особняка княгини Болконской на набережной Мойки, где Пушкин с женой снимали квартиру.

Наталья Николаевна Гончарова тихонько проскользнула в дверь и зажгла свет в прихожей. Густой сивушный запах, плававший в воздухе, и болезненный храп, доносившийся из кухни, безошибочно подсказали ей, что муж дома. Быстро скинув туфли и плащ, Наталья Николаевна прошла в гостиную, на ходу раскладывая мобильник и не глядя набирая хорошо знакомый ей номер.

Абонент отозвался после второго гудка.

– Да, – тихо проговорила Натали в телефон, прикрывая трубку рукой. – Да. Доехала. Да. Ну что ты меня мучаешь?.. Да. Нет. Нормально. Да. Спит... Когда?.. – Закусив губу, она некоторое время молча слушала. – Поскорее бы, Жора... Да, понимаю... Но я... Я измучилась. Да. Ничего, на мой век хватит. По новому закону об авторском праве наследники получают гонорары еще семьдесят лет после того, как... Нет... А если он тебя?! Жорж, давай не будем... Да... Нет... Черт, я совсем запуталась... Да, хочу. Да. С тобой. Да, завтра. В «Черной речке»?.. Хорошо. Да, буду. Хорошо. Согласна. Да. Тоже. Пока.

Она сложила телефон, бросила его на диван. Закусив губу, повернула голову в сторону кухни. Прислушалась.

Нет, показалось.

Неслышно ступая, Наталья Николаевна двинулась в кухню.

Пушкин сидел за столом, уронив голову на руки. Он был в ботинках – значит, доехал сам, друзья непременно сняли бы с него обувь, уложили на кушетку и покрыли бы покрывалом. Если только сами не упились до положения риз. Но тогда в гостиной непременно обнаружилось бы еще от одного до пяти болезненно храпящих бесчувственных бревен.

Поморщившись, Гончарова аккуратно высвободила из-под локтя спящего Пушкина работающий палм и активизировала экран. По экрану побежали строки:

– Мне скушно, бес.

– Что делать, Фауст?

Такой уж выпал вам удел (все-таки предел, может быть? подумать; предел не может выпадать).

Его ж никто не преступает (удела нельзя преступить! думай, как поменять, скотина!!!),

Вся тварь разумная скучает:

Иной от лени, тот от дел (и это правильно);

Кто верит, кто утратил веру;

Тот насладиться не успел,

Тот насладился через меру,

И всяк зевает да живет —

И ВСЕХ ВАС ГРОБ, ЗЕВАЯ, ЖДЕТ (вот это воистину хорошо! ай да П-н, ай да с-ин с-н!)

КЮХЛЯ

КХЛЯ

ЮХЛЯ

И Я БЫ МОГ

В своем лэптопе запиши:

Fastidium est quies – скука,

Отдохновение души.

Tru-la-la-la – о, вот наука!.. (Психоанализ? подумать)

Скажи, когда ты не скучал?

Подумай, поищи. Тогда ли,

Как над Виргилием дремал,

А розги ум твой возбуждали? (А на тебя весь день орали? Нет, все скверно; подумать)

Тогда ль, как розами венчал

Ты благосклонных дев веселья

И в буйстве шумном посвящал

Им пыл la-la-la-la похмелья?

A l’instant, si vous le d'esirez, venez avec un t'emoin.

Распреканальство.

Тогда ль, как погрузился ты

В (честолюбивые) мечты,

В пучину темную науки?

Но, помнится, тогда со скуки

Как (саламандру) из огня

Ты вызвал наконец меня.

АФФТАР ЖЖОТ!!! ЖЖОТ!!!

Я мелким бесом извивался,

Развеселить тебя старался,

Возил и к ведьмам и к ... (к кому? читатель ждет уж рифмы «розы»!!!)

И что же? всё по пустякам.

Желал ты славы – и добился,

Хотел влюбиться – и влюбился.

Ты с жизни взял tra-la-la дань,

А был ли счастлив?..

– ПОШОЛ НАХ, ПРИДУРОК!!!!!!!!!!!!!!!!!

ТРАЛЯЛЯ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Mauvais sujet que vous ^etes, Alexandre, d'avoir repr'esent'e de la sorte l'idiot!

Je connais l’homme des lettres anonymes et dans huit jours vous entendrez parler d’une vengeance unique en son genre; elle sera pleine, compl'ete; elle jettera, l’homme dans la boueeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeee

pssssssssssssssssssssssst

. . . . .

. . . . .

– Сокройся, адское творенье!

Беги от взора моего!

– Изволь. Задай лишь мне задачу:

Без дела, знаешь, от тебя

Не смею отлучаться я —

Я даром времени не трачу.

– Что там белеет? Говори, сцуко!

– Корабль испанский трехмачтовый,

Пристать (в Голландию?) готовый (отчего же в Голландию?а, собственно, отчего бы и не в Голландию?):

На нем мерзавцев сотни три,

(Две обезьяны), бочки злата,

Да груз богатый шоколата,

Да модная болезнь: она

Недавно вам подарена...

После тройной отбивки внизу электронной страницы крупным полужирным шрифтом была набита последняя строчка, выделенная подчеркиванием:

ВСЁ УТОПИТЬ

Наталья Николаевна сохранила файл, выключила записную книжку, погасила свет и на цыпочках вышла из кухни.