Героический Режим. Злая Игра. Дилогия

— Сможешь снять меня? Каши много в детстве ела?

— Смогу, — деловито отозвалась Судья. — Что делать?

— Подсунь руки под меня. Одну под живот, вторую под грудь. И тащи вверх, только старайся не дёргать.

Что может быть проще? Восемнадцатилетней девушке ростом метр шестьдесят и весом килограммов в сорок пять, ну, пятьдесят от силы нужно поднять меня (метр восемьдесят и килограммов семьдесят) на вытянутые руки на высоту в полтора метра. Была бы она обычным человеком, мне не жить. Впрочем, был бы я обычным, тоже вряд ли пережил бы такое.

Судья подсунула под меня руки, как я попросил, и замерла.

— Резкий рывок? — спросила она.

— Если хочешь меня помучить, можешь снимать меня медленно. — Я едва ворочал языком, а в голове воцарился настоящий бардак — прямо перед собой я видел то Топлюшу, то Корума, то разлагающегося прямо на глазах Гниющего, и каждый из них покрывался тёмно-серыми пятнами, а после исчезал, чтобы появиться снова. Комок истерично верещал, запрещая мне спать.

— Заманчивая идея. На счёт "три"?

Я невнятно застонал в ответ. Мой живот пронзила резкая вспышка боли, и я вырубился.

...Я видел неясную фигуру. Она приближалась ко мне сквозь абсолютный мрак, поглощающий любой свет. Странно, что я вообще заметил какие-то очертания подходящего ко мне существа — оно тоже отличалось антрацитовой чернотой. Через какое-то время я понял, что ко мне идёт — или, вернее, вышагивает, будто на подиуме — невысокая женщина.

— Где я? — спросил я, тяжело дыша. Странно, когда я успел запыхаться? По моему лицу струился пот, руки мелко дрожали, подгибались ноги. А в животе будто завелась крыса, пытающаяся прогрызть себе путь наружу.

— Там же, где и был, — прозвучал леденящий женский голос. — Я пришла к тебе не в своём физическом состоянии. Да и ты сейчас витаешь в других сферах.

Я огляделся и внезапно понял, что мы здесь не вдвоём. У моих ног копошился какой-то уродливый карлик. Он неуклюже пытался встать, словно был ребёнком... Да он и был ребёнком.

— Комок?

— Комок, — подтвердила женщина, и я почувствовал, как меня пронизывает могильный холод от одного звука его голоса. — Видишь, что ты с ним сделал?

— Что я сделал с ним?

— Ты его убил. Или дал жизнь, смотря с какой точки зрения судить.

— Не понимаю.

— Поймёшь.

Женщина приблизилась ко мне на расстояние вытянутой руки и остановилась. Я с трудом различал её фигуру, но мне почудилось что-то знакомое в ней. Будто я уже видел её где-то.

— Это последнее, что я могу для тебя сделать, человек, — сказала женщина. — Тебе нужно поторопиться, или я умру. Или перерожусь, если смотреть с другой точки. Но тогда мне придётся возложить свои надежды на него.

— На кого?

— Ты знаешь. Ты уже сам всё видел.

Сказав это, женщина шагнула вперёд и резким движением проткнула мой живот насквозь. Я даже не мог шевельнуться, пока она копалась в моих кишках. Это продолжалось долго, боль всё усиливалась, но, наконец, она выдернула руку. В зажатом кулаке я увидел ворох клубок червей, исходящих густой черной жидкостью. Женщина улыбнулась, показывая едва поблёскивающие от слюны чёрные клыки, и чавканьем затолкала червей в рот.

— Тень появляется, когда Свет рассеивает Тьму, или Тьма прокрадывается в царство Света. Если ты хочешь, чтобы всё встало на свои места, в тебе должен остаться Свет. Или я сделаю его своим избранником.

Женщина развернулась и так же чинно ушла, оставив нас с Комком вдвоём.

— Ма-ма... — простонал Комок. — Ма... ма...

...Лил дождь. Тяжёлые капли падали мне на лицо прямо с чёрного беззвёздного неба. Через пару секунд я понял — это тучи настолько чёрные и плотные, что стали абсолютно однотонными. К тому же, наступила ночь. Я попробовал пошевелиться, но мои руки оказались спутанными.

Я что-то невнятно просипел — в горле пересохло так, что даже это шипение причиняло мне боль.

Надо мной зависла размытая фигура, но я быстро узнал в ней Судью.

— Очнулся?

— Аххааа...

Ораю села рядом со мной и принялась распутывать ремни, стягивающие мои конечности. Когда мои руки были освобождены, я в первую очередь потрогал живот. Рана затянулась, но прикосновение вызвало боль, значит, кишки ещё не срослись. Мне бы отлежаться, а не растрясать требуху по дороге. Но... мы ещё днём говорили об отсутствии выбора.

— Зачем ты меня связала?

— Ты дёргался. И орал. Мне пришлось связать тебя.

Я сел и, найдя на поясе предпоследнее зелье выносливости, вылакал его.

— Где мы?

— Километрах в пяти от того подземного замка костей, дальше уйти у меня не получилось — моя энергия истощается. Я волокла тебя за собой на одеяле, так что у тебя может быть пара синяков на затылке и заднице.

Я потрогал саднящий затылок. Главное, волосы на месте, а синяки пройдут быстро.

— Нужно было меня бросить и идти одной. Я бы выжил.

Судья поднялась на ноги и кивнула в сторону возвышающихся невдалеке развалин.

— Нужно идти к храму Корда, возможно, там удастся укрыться от дождя.

— Почему ты меня не бросила? — спросил я, так же игнорируя последнюю её фразу.

— Потому что мы должны прийти в указанное место вдвоём, иначе ничего не получится, в противном случае Алая отправила бы кого-то одного.

Правильные слова, сказанные правильным тоном. Мы — союзники, соратники, друзья по несчастью (или вынуждению), не более. То, что я поначалу принял за жалость, лишь стремление к выгоде. Так и должно быть.

— Что там было? — спросил я. — В замке?

— Кости, — пожала плечами Судья. — Стены из костей, перегородки, подпорки. А на нижних уровнях тысячи мумий, которые были когда-то жрецами и проклятыми. Мы угодили в ловушку, которую расставили на дороге специально. Нашу армию ждут.

— Ждёт. Это один человек, Некромант.

— Тот, что бросил Гниющего после поражения?

— Да. И теперь я знаю, зачем он здесь.

Я замолчал, задумавшись. Впрочем, всё складывалось в стройную картину. Неужели всем сильным мира сего нельзя говорить в открытую, прямым текстом? Только и слышишь — догадайся, ты уже знаешь, подумай. Будто им лень сказать лишнюю пару слов.