Героиня мира
Шрифт:
В зале стало очень жарко, гигантская луна наполнила светом тишайшую ночь и сад. Кто-то предложил выйти прогуляться по берегу моего озера.
— Что случилось, красавица? — тихонько, даже с нежностью спросил меня Вильс, — а я должна схитрить и ответить ложью, ведь ему тоже нельзя доверять, он не друг мне и не союзник, а лишь живая тень, отгородившая меня от войска теней, которые отбрасывает нечто более темное и правдивое.
— Мне кое-что вспомнилось.
— Так значит, вы его любили? — медленно произнес он.
Мне нет нужды отвечать. Само молчание послужит необходимой ложью.
Он
Озеро превратилось в белую луну.
Луна заполнила его целиком.
— Какая ночь! — воскликнул Вильс. Он с восхищением заговорил о ее поэтичности и рассказал, как однажды ночью во время военного похода видел отражение такой же луны в мраморной глади покрытого льдом озера. Затем он спросил, хороша ли охота в поместье, и повел речь об охоте на волков, как когда-то Гурц. Но в отличие от наделенного живостью и красотой Вильса Гурц не вызывал у меня интереса, что уже нехорошо и постыдно. И будь поосторожней, Аара, это развлечение для взрослых, и ты только-только начинаешь постигать его правила.
Карулан сопровождал Воллюс и одну из принцесс, они гуляли на изрядном от нас расстоянии. Вторая принцесса с Лорнетом вели спор насчет черной гробницы, явно досадуя друг на друга. Госпожа и Желудочный принц не присоединились к нам.
Среди сосен светился храм Вульмардры. Вильс не заметил его.
От прогулки, от белого мерцания в воздухе на него напала меланхолия. Может быть, он немного перепил — мне стало слышно, как он дышит, а я замечала, что такое случается, когда мужчины больны или пьяны.
Через некоторое время мы подошли к берегу. Камышинки словно остекленели от холода. Вильс сломал одну, послышался резкий щелчок, а он заговорил о том, что неплохо бы сделать панфлейту и выманить нимф из леса. Впрочем, зачем ему эти несчастные нимфы, а мне следует проявлять осторожность: как бы лесные богини не прониклись завистью ко мне.
Не успела я догадаться о его намерениях, как он уже взял меня за руку.
— Все увольнения отменяются. Но благодаря вам мысль о смерти кажется мне невообразимой, — сказал он. — И это славно.
А мне вдруг померещился голос другого молодого человека, доносившийся сверху, с лестничной площадки: «Завтра мне надлежит отправиться обратно. Тебе известно, какая нам грозит опасность». А она в ответ: «Если ты рассчитывал, что я положу тебя к себе в постель потому, что назавтра ты можешь погибнуть… ты потерял всякий ум, Фенсер».
И по необъяснимому совпадению Вильс проговорил:
— Вы помните тот поединок? И южанина по имени Фенсер Завион?
Я высвободила руку. Я не сводила глаз с озера.
— Я не хотел вас оскорбить, — сказал он.
— Достаточно одного упоминания о южанине.
Вильс спохватился.
— Но ведь вы…
— Выйдя замуж, я стала считать своей отчизной родину
супруга. — Кто же произнес эти слова? Говорила женщина, и голос женский.— Принцесса, — сказал Вильс, — неужто вы, подобно всем этим безмозглым тварям… этим… станете меня винить? Раз слухи уже дошли до вас, выслушайте, по крайней мере, и меня тоже…
Он снова завладел моей рукой. Растерявшись, я посмотрела ему прямо в лицо, перехватив темный, блуждающий, исполненный боли взгляд.
— Фенсер Завион, — проговорил он, — связал свою судьбу с Севером… подобно вам, Аара, да простятся мне эти слова, моя прекрасная отважная богиня. Он тоже принес своего рода брачный обет верности. Императору и его легионам. И Завион держал свое слово. Что же до него самого… ах, такой человек… — лицо Вильса прояснилось, что-то припомнилось ему, и он рассмеялся. А затем снова перевел на меня встревоженный взгляд. — Верно, я доверял ему, но то же случилось и с другими людьми, занимавшими, право, куда более высокие и почетные должности. — (Доверься… мне… ведь я же знаю, ты не мог…) — И если он действительно предал нас…
— Предал, — повторила я. Или не я, она, женщина с голосом моей тетушки Илайивы.
— Урткина булда, — сказал Вильс. Потом извинился передо мной и снова выругался, еще крепче. — Он исчез вместе со своим батальоном из тысячи человек, подчинявшихся ему как унитарку. Может, он действует в интересах Севера, а может, отправился в края Чавро, неся на блюдечке с голубой каемочкой все сколько-нибудь важные рецепты блюд, о которых проведал у нас.
— Фенсер, — повторила я.
— При этом, мадам, позор пал на головы всех, кто с ним дружил. Пока что мы отмалчиваемся и отделываемся свирепыми взглядами. Я дважды бросал вызов обидчикам, и меня тоже вызывали на поединок. До крови дело не дошло ни разу. Пока что. У нас есть дела поважнее, на юге и на востоке. — Он отвернулся, по-прежнему сжимая мою руку в своей. — Я наговорил лишнего.
И конечно же, навеял на вас скуку. Милая, вы сохраните мои слова в тайне?
Теперь мне показалось, что отдергивать руку не стоит, он примет это за жест пренебрежения. Я ощутила такую же грусть, как и он. Сказать было нечего.
Остальная публика находилась на расстоянии в четверть мили от нас, мостки пристани скрывали нас от взглядов. Он тут же оценил положение, привлек меня к себе и поцеловал в губы.
Я ничего не ощутила. Я надеялась на какое-то чувство, искала его в себе. Только тепло натянутого как струна мужского тела, соприкоснувшегося со мной. Меня объяла страшная тоска по чему-то несуществующему. От боли я закрыла глаза, и он снова прижал меня к себе. А теперь я в свою очередь должна высвободиться из его объятий.
Мне по-детски хотелось провалиться сквозь землю, убежать от него. Но Илайива и Воллюс удержали меня, и я тихо сказала ему:
— Сударь, накануне сражения подобное…
— Простите меня, — ответил он, — и не казните. Или покарайте. — В голосе его опять зазвучали радостные нотки. Вот и все, что нужно было сделать, и он уже пришел в себя.
Мне хотелось одного: спрятаться, схорониться, но я повела его по окаймлявшему луну берегу туда, где гуляли Воллюс, ее приятельницы и нецелованный Карулан.