Герой ее мечты
Шрифт:
— Готовы? — хрипло спросил Ноубл.
— Да.
Венис выглядела счастливой, восторженной и только слегка смущенной. Ноубл успокоился и, когда повар «Золотой жилы» заиграл пронзительно-сладостную испанскую мелодию, с улыбкой увлек Венис в толпу.
Она была изящной, грациозной, элегантной и, несомненно, научилась великолепно танцевать. Слава Богу, виски Кейти помогло Ноублу избавиться от скованности, иначе он, несомненно, отдавил бы партнерше ноги. А так, когда он делал неправильный шаг, то просто подхватывал легкое тело Венис и прижимал к себе, вместо того чтобы споткнуться. Венис, по-видимому,
— Сдаетесь?
— Да, — серьезно ответил Ноубл.
— Значит, я сделала успехи? — задиристо спросила она.
— Да.
— Но и вы совсем не так плохи.
— Ха, я просто поднимаю и бросаю вас.
— Да, но не каждый мужчина «бросает» так, как это делаете вы.
Ноубл засмеялся, Венис присоединилась к нему и крепче сжала его плечо. Он еще раз закружил ее, приподняв и прижав к груди, а потом с последними нотами незабываемой испанской мелодии опустил вниз.
От свечей, горевших в раскачивающихся китайских фонариках, на щеках Венис и на ее слегка приоткрытых губах, на ее шее и мягких округлостях груди мелькали свет и тень. Ноубл почувствовал, что его захлестывают эмоции, что он балансирует на грани чего-то опасного, волшебного и опьяняющего гораздо сильнее, чем чистый спирт.
Он потянул Венис вверх.
Она обхватила его за шею, чтобы не упасть, и Ноубл поднял ее на руки и зашагал из толпы, от пляшущего света свечей, под покров ночи, за границу света, веселья и безопасности.
Не говоря ни слова, он опустил Венис. Над ними была бездонная темнота затянутого облаками ночного неба, и сгущающиеся сумерки гасили последний скудный свет. Венис сглотнула.
— Ноубл…
— Ш-ш-ш… — Слышно было, что он тяжело дышит. — Я ничего не буду делать.
— Вот как? — Ноублу хотелось верить, что в ее хриплом вопросе он услышал разочарование.
— Всего на минуту. Я всего на минуту хочу обнять вас, ни с кем не делясь.
— Я не понимаю. — Венис не сделала ни малейшей попытки отойти от него и сама казалась задыхающейся, смущенной и немного пьяной.
— И я тоже. — Он коснулся ее щеки, скользнул кончиками пальцев вдоль изящной линии подбородка, обвел невероятно нежные, пухлые губы. — Я просто хочу побыть с вами.
— Но вы можете быть со мной сколько угодно. — Ноубл уже с трудом различал ее лицо, так как вечерние тени почти поглотили их обоих, но слышал замешательство в ее голосе. — Вы можете сопровождать меня в лагерь дяди.
— Вместо Кассиуса? — спросил Ноубл и опустил руку.
Венис не ответила.
— Вместо Кассиуса? — настойчиво повторил Ноубл и едва заметил ее легкий кивок. — Как надолго? — Он почти забыл — Господи, помоги — он почти забыл, что она не принадлежит к этому миру, что ее ничто не связывает с ним! — Как надолго я могу занять его место? На неделю? На две недели? Нет, спасибо, милая. Я никогда не нанимаюсь на сдельную работу.
Он должен был тотчас же отойти от нее, оставить ее в темноте, но вместо этого темнота, казалось, последовала за ним.
Глава 12
Венис шагала по краю праздничного поля так, что ее подол яростно закручивался вокруг лодыжек, создавая шлейф пыли, сопровождавший ее поступь. С нее было достаточно
этого сумасбродного поведения Ноубла Маккэнихи, который то целует ее, то в следующую минуту отталкивает от себя.Когда она была маленькой одинокой девочкой, Ноубл был послан ей Богом, но сейчас у Венис было такое ощущение, что он явился прямо из пекла, и ей хотелось послать его прямиком обратно.
— Мисс Лейланд, я принес вам шампанского. — Проливая на ходу шампанское, к ней торопился Блейн. — Представляете, я наконец побил Ноубла.
— Неужели вы ударили Ноубла? — У Венис от изумления открылся рот.
— Ударил Ноубла? — повторил Блейн, выпучив глаза. — Миссис Фарли воспитала не болвана, мисс Лейланд.
— Простите?
— Я никогда не стану драться с Ноублом Маккэнихи. Говорят, он быстрее успевает нанести правый хук, чем большинство сделать выстрел из пистолета.
— Тогда что вы имели в виду, сказав, что побили его?
— Я имел в виду, — внезапно все поняв, улыбнулся Блейн, — что оказался здесь раньше его.
Венис бросила быстрый взгляд туда, где исчезла в толпе широкая спина Ноубла.
— Да, — продолжал Блейн, — увидев, как он выхватил из руки мисс Кейти ту бутылку с виски, я сразу понял, что он торопится принести вам выпить. Поэтому я сказал себе: «Мисс Лейланд, вероятно, больше по вкусу шампанское, чем дрянное виски». Вот я и примчался со всех ног сюда. — Он торжествующе усмехнулся.
— Спасибо, — сказала Венис и взяла бокал, который он протягивал.
— Да… вот… — Блейн ковырял землю носком башмака, очевидно, стараясь придумать какую-нибудь тему для разговора. — Я… Думаю, вы по-настоящему удивились, когда узнали, что Ноубл — сын вашей кухарки.
— Сын кухарки? Это он так сказал вам? А он не сказал, что мы были друзьями?
— A-а, нет. Он только сказал, что его мама прежде работала на вашего папу, а он должен был… э-э… вытирать вам нос.
Должен был? Значит, это вот чем она для него была — сопливой девчонкой, за которой он должен присматривать? Вероятно, поэтому ему так не хотелось провожать ее к дяде: он не желал возобновлять прежние отношения.
— Совершенно верно. — Венис поднесла к губам шампанское и осушила бокал. — И это все, что он сказал?
— Сказал еще, что ему было бы намного спокойнее, если бы вы и сейчас были ребенком, — пожал плечами Блейн.
— И мне тоже, — невесело улыбнулась она.
О да, теперь между ними появилось нечто новое, насмешливо подумала Венис. Нечто, что заставляло быстрее стучать ее пульс и затрудняло дыхание. Она почувствовала небольшое удовольствие, узнав, что их новые отношения не дают покоя и ему.
Венис надеялась, что Ноубл пригласит ее танцевать, и с нетерпением ожидала этого. И когда они танцевали, было весело, но потом…
Она, как веером, помахала сложенным листом бумаги. После танца он просто схватил ее в охапку и понес в темноту. Его решительность должна была навести страх, а голодный взгляд вызвать ужас, но поведение Ноубла только привело Венис в возбуждение.
А потом он ушел.
— Знаете, я не очень подхожу для светской беседы, — услышала Венис смущенный голос Блейна и снова обратила внимание на молодого человека, который продолжал носком башмака рисовать в пыли линии.