Герой Саламина

— Как же ты попал сюда? — сурово спросил Еврибиад.

— Я переплыл.

— И тебя не увидели?

— А как они увидят? Ведь я плыл под водой.

— От Афет до Артемисия? Но тут не меньше чем восемь или десять стадий!

— И все-таки я переплыл.

— Так с чем же ты так спешил к нам?

— Вы видели, эллины, как персы собирали свои корабли и ставили их фронтом. Но вы не могли видеть, что двести их кораблей пошли вокруг Евбеи к проливу Еврипу. Они пошли в обход. Они запрут Еврип, а отсюда двинутся на вас всей массой. Они решили погубить весь эллинский флот до одного корабля и все эллинское войско до одного человека!

Наступила тишина. Военачальники стояли как оглушенные. Ясно было одно: надо немедленно уходить от Евбеи, пока не заперт пролив Еврип, иначе они окажутся в ловушке.

Еврибиад побледнел. Он бы сейчас же дал приказ покинуть Евбею, пока их не окружили, но серебро… Тревожные глаза его обратились к Фемистоклу.

— Но что же нам так спешить? — сказал Фемистокл. — Персы не начинают нападения. Значит, они ждут, когда эти двести кораблей подойдут к Еврипу. А если персы ждут, значит, эти корабли еще не дошли до Еврипа. Что же делать нам? А нам, не теряя времени, надо броситься на персов — они этого не ожидают — и прорвать их строй.

Еврибиад тут же отдал приказ готовиться к бою.

Солнечный блеск уже погас на волнах, и вода у берега наполнилась глубокой синевой, когда маленький эллинский флот, внезапно вскинув крылья парусов и запенив веслами воду, ринулся в наступление на персидскую эскадру, которая в грозном спокойствии стояла перед ними. Увидев эллинов, персы широко развернули линию своих кораблей и со зловещей медлительностью начали окружать их.

С триеры Еврибиада грянула сигнальная труба. Эллинские корабли быстро перестроились, повернулись кормой друг к другу и выставили на врагов железные носы.

Еще раз прогремела Еврибиадова труба. Эллинские триеры бросились на врага.

Пока неуклюжие, тяжелые корабли персов разворачивались, эллинские триеры, легкие и быстрые на ходу, прорвали их фронт.

Вспыхнула битва. Море вспенилось вокруг кораблей, кровь залила палубы, мертвые и раненые валились за борт в черную морскую воду…

Густая тьма южной летней ночи прервала битву Эллины поспешно вернулись к Артемисию, угнав тридцать вражеских кораблей.

Усталые, возбужденные, эллины долго не могли уснуть. Они выиграли сражение! Они сразились с врагом который намного сильнее их, и победили! Это казалось невероятным. Однако персидские корабли, взятые в плен, — вот они! Стоят здесь, у Артемисия, среди их триер!

Лишь глубокой ночью эллинский стан затих и заснул. Только стража, опасаясь дремоты, шагала по берегу, подбавляя огня в костры.

И не спал Фемистокл. Несмотря на тяжкую усталость, он не мог уснуть и сердился на себя: завтра снова битва, снова трудный, напряженный день, а он лежит, не смыкая глаз. Недобрые мысли лезли в голову, мучила тревога. Они славно дрались, но ведь не победили, а только не позволили победить себя. Они спят сейчас у Артемисия, а двести персидских кораблей тем временем идут вокруг Евбеи, идут, чтобы закрыть пролив, закрыть выход…

Фемистокл встал. Если эллины погибнут здесь, в ловушке, это будет его вина. Но если победят — его заслуга. Надо победить. Надо победить.

На корабле слышался могучий храп спавших вповалку воинов. Кто-то стонал во сне, — видно, болела рана. Фемистокл прошел по палубе, проверил стражу. Около молодого воина, стоявшего на посту прямо, как тополь, остановился:

— Ты ничего не слышишь, Менор?

Юноша прислушался:

— Слышу, как лес шумит в горах.

— Это не лес шумит в горах, — вздохнул Фемистокл, — это двести кораблей шумят веслами, идут к Еврипу.

Молодой воин не смел спорить, но все-таки сказал:

— Шума кораблей я не слышу, Фемистокл. А вот над Пелионом, я слышу, гремит гром. Не буря ли опять собирается?

— Ты прав! — сразу ободрившись, сказал Фемистокл. — Клянусь Зевсом, боги снова решили помочь нам!

Гром грохотал над горами Пелиона, в той стороне, где стояли персидские корабли. Ночь становилась непроглядной. Вскоре загудел ветер, корабли закачались на волнах, и неистовая гроза обрушилась на землю и на море. Молнии, как огненные дротики, летели с черного неба. Море бушевало.

Эллинские триеры стояли, прижавшись к мысу Артемисию. Буря не трогала их. К утру, когда ливень утих и волны осветились зарей, к эллинам пришли жители острова Евбеи.

— Радуйтесь! — сказали они. — Двести персидских кораблей пришли к Еврипу — и буря разбила их о скалы! Все двести! Только обломки от них плавают по воде!

«Боги хотят уравнять наши силы, — подумал Фемистокл. — Может, потому так и томила меня тоска, что предстояло услышать радостную весть!»

Как идет беда за бедой, так и радость — за радостью. Персы неподвижно стояли у Афет, переводя дух после страшной грозовой ночи, а к эллинам в это время шли на помощь аттические корабли. Фемистокл, счастливый и гордый, смотрел, как приближаются их афинские триеры. А кто убедил афинян построить их? Он, Фемистокл. Обманом, но убедил. А почему? Потому что он предвидел то, что совершается сейчас, он предвидел, что перс придет и бросится на Аттику и что только корабли помогут афинянам защитить свое отечество! Фемистокл было уже поднял голову — «Смотрите, это ведь моя заслуга, что идут, кроме наших ста двадцати семи, еще пятьдесят три корабля!» — эти слова уже были у него на устах, но тут же вспомнилось, что говорил ему его друг Эпикрат: «Не напоминай людям о своих заслугах!» — и промолчал.

Пятьдесят три аттических корабля подошли к Артемисию. Их встретили радостными криками со всех стоявших здесь кораблей. Такими же криками ответили и те, что пришли. На одной из этих триер прибыл Эпикрат.

— Эпикрат, друг мой! — возликовал Фемистокл, когда Эпикрат появился на палубе его триеры. — Ты с нами!

— Неужели ты думал, что я сижу в Афинах? — возмутился Эпикрат. — Я только задержался. Мы снаряжали эти триеры…

— Как дома? — нетерпеливо перебил Фемистокл.

Эпикрат вздохнул:

— Пока все живы, Фемистокл.

— Пока?

— А как ты думаешь? Разве у нас празднество, а не война?

Фемистокл сразу погас. Да, война. Тяжелая, даже непосильная. Еще неизвестно, чем она кончится…

— Да, — мрачно согласился Фемистокл, — я понимаю. Всякой отваге, всякой изобретательности есть предел. Но ты знаешь, Эпикрат, — Фемистокл снова оживился, — ведь это я уговорил Еврибиада дать персам морской бой. И вот мы выиграли!.. Против такой-то эскадры!

Эпикрат внимательно и молча поглядел на него. Фемистокл смутился:

— Ладно, ладно. Я знаю, что ты хочешь сказать.

— И что значит «выиграли», Фемистокл? Выиграли битву, но пока еще не выиграли войну. А если здраво судить, можем ли мы, несмотря на все наши усилия, выиграть эту войну? Ты же не мальчик, Фемистокл!

Фемистокл выпрямился, его глаза стали суровыми, их голубизна словно пропала.

— Гони прочь эти мысли, Эпикрат! Сейчас нам надо думать только о том, чтобы выиграть следующий бой. А за следующим — и все другие. Да помогут нам боги! Но все-таки бой при Артемисии поднял дух наших воинов. Теперь и Еврибиад будет смелее вступать в битву с персом на море. Ведь если бы не я…