Герой снов

Оправившись от потрясения, Эмма ткнула его острым локтем в ребра, воскликнув сдавленным голосом:

– Слезь с меня, пьяный осел!

Николай перевернул ее совсем навзничь и вжался в нее, раздвигая телом ее бедра. Он тяжело дышал от страсти, от ярости, от какой-то взрывчатой смеси обоих этих чувств.

– Ты хочешь меня узлом завязать, душу мою забрать, - бормотал он.
– Но тебе не удастся вынудить меня чувствовать то, что я чувствовать не желаю. Я никогда тебя не полюблю.

– Да кто тебя просит об этом?
– возмущенно откликнулась Эмма и замолчала, замерла, каким-то мгновенным наитием осознав, чего Николай боится.

Она поняла, что он отчаянно борется с собственными чувствами к ней. Полная робкого недоверия, она потянулась к призрачной фигуре и коснулась всклокоченных волос, его виска…

– Ник… - прошептала она.

Он резко отпрянул, яростно крикнув:

– Не зови меня так!

– Трус, - промолвила она, и в голосе ее ясно послышался упрек.
– Почему ты так боишься моей близости?

Эмма ощутила, как содрогнулось от гнева его тело. Он сидел верхом на ее бедрах, и от ярости мышцы его судорожно сжались. Прошло мгновение молчания, и Николай, издав жалобный стон поражения, склонился над ней. Его губы, жадные, страстные, нашли ее рот, а руки сорвали ночную рубашку, добираясь до податливого, манящего тела. Она задвигалась, помогая ему, освобождаясь от своей и его одежды, разрывая тонкую ткань рубашки, с таким пылом дергая брюки, что пуговицы полетели с них в разные стороны.

Когда сорванная одежда легла на пол беспорядочной кучкой, Николай прижался к ней обнаженным телом, кожей к коже. Прильнув губами к сладостной нежности ее шеи, он медленно, покусывая, посасывая, полизывая упругое податливое тело, повел их вниз к груди и далее. Эмма, постанывая от блаженства, раскрыла бедра ему навстречу и протянула руку, чтобы направить его в себя. Его напрягшаяся плоть заполнила ее лоно, и она затрепетала в экстазе, вздымаясь вверх, чтобы вобрать его в себя еще глубже, еще больше. Внезапным движением он перекатился на спину, и Эмма, ахнув, взметнулась над ним, оседлала и ритмично задвигалась, наслаждаясь его возбужденным телом.

Николай, притянув ее к груди и сжав в объятиях, направлял свои вонзающиеся удары в самую ее сердцевину. Эмма скользнула ртом к его уху и прикусила нежную мочку, вызвав страстное рычание. Тесно сомкнувшись с его долгим, изборожденным рубцами телом, она ощущала, как накатываются на нее одна за другой волны жгучего, все возрастающего волнения, пока не растворилась, не расплавилась в огненной лаве оргазма. Корчась в невыразимо сладкой муке, она с рыданием уткнулась лицом в его шею. Почти одновременно содрогнулся судорогой такого же наслаждения Николай. Его дыхание со свистом втягивалось сквозь сжатые зубы. Беспомощно всхлипнув, он толкнулся в нее еще раз и задержался внутри, в жаркой влажной глубине.

Зная, что он не любит, чтобы его долго касались, Эмма начала было откатываться. Но Николай удержал ее, резко сжав бедра и продолжая прижимать к себе. Так пролежали они несколько минут, медленно расслабляясь, выравнивая дыхание, а прохладный воздух спальни постепенно осушал испарину на спине Эммы. Новое, незнаемое прежде ощущение овладело ею - ощущение покоя и мира. Под ее ухом мерно стучало сердце Николая, его ладони бережно ласкали ее бедра и ягодицы. Кудри на виске шевелило его жаркое дыхание, твердые мужские губы прошлись по щеке. Это была самая нежная и добрая ласка с начала их знакомства. Она погружалась в сон, слишком усталая, чтобы воспротивиться, когда позже ночью он выскользнул из постели и покинул ее.

***

Первое, что заметила Эмма, проснувшись поутру, это примятую соседнюю подушку. Лежа среди сбившихся простыней, она испытывала странную легкость, почти головокружение. Прошлая ночь с Николаем отличалась от всех предыдущих. Он вел себя пылко, можно сказать, свирепо. А мгновение последовавшей за близостью нежности было… Словом, они будто пересекли какую-то границу, которую Николай ранее не собирался нарушать.

Вспоминая происшедшее, Эмма вспыхнула алым румянцем, не в силах объяснить охватившее ее волнение даже себе самой. Что сегодня скажет ей Николай? Как себя поведет?

Она долго нежилась в ванне, а потом надушила запястья и шею пряными духами, перевязала волосы на затылке жесткой лентой персикового цвета. Марфа помогла ей нарядиться в белую блузку с множеством оборок и персикового цвета юбку. В юбке на боку был глубокий карман, украшенный поверху шелковой розеткой. Поглядевшись в зеркало, Эмма порадовалась своему ухоженному виду и отправилась вниз к завтраку, как раз когда часы пробили девять. Ей доставило удовольствие обнаружить за столом Николая, хоть и скрывшегося от ее глаз за газетой, которую он держал перед собой как щит. Он не удосужился подняться или даже глянуть в ее сторону, лишь старательно и неторопливо перелистывал страницы.

– Доброе утро, - жизнерадостно произнесла Эмма.

Газета опустилась на несколько дюймов, открыв непроницаемое лицо мужа. Волосы его были еще влажными от утреннего умывания, золотистая, тщательно выбритая кожа поблескивала. Эмма подумала: не постарался ли и он выглядеть сегодня получше?

– Не часто мы завтракаем вместе, - заметила она, усаживаясь рядом.
– Обычно в этот час я уже занимаюсь животными.

– Почему же сегодня иначе?

– Ну… сегодня нет ничего такого, о чем не могли бы позаботиться слуги. Обычная рутина.

Впервые с незапамятных времен ей захотелось потратить утренние часы не на уход за животными, а совсем на другие занятия. Сердце ее забилось чаще при мысли, что, возможно, Николай предложит ей провести день вместе с ним. Они могли бы покататься верхом, или погулять вдвоем, или пройтись по лавкам…

– Что ты собираешься сегодня делать, Ник?

– У меня дело в Лондоне.

– Я могла бы поехать с тобой, - как бы мимоходом заметила она.

– Зачем?

– Чтобы побыть с тобой.

Николай опустил газету на стол. Брови его иронически взметнулись.

– За каким чертом нам может это понадобиться?

– Я просто подумала… - начала было Эмма и, сбившись, замолчала.

Прочтя на ее лице разочарование, Николай едко продолжал:

– Надеюсь, ты не станешь притворяться, что нас связывает нечто большее, чем дружба. Давай не будем играть в эту игру, Эмма. Не стоит драматизировать ситуацию. Наверняка ты не настолько наивна, чтобы питать на мой счет какие-нибудь романтические иллюзии.

Уязвленная гордость Эммы быстро привела к тому, что она закипела гневом.

– Может быть, я и стану питать иллюзии, да только не на твой счет!

– Какое облегчение! Не становись кроткой и слезливой, Эмма. Ничто так не наводит скуку на мужчину.

– Что ж, мне вовсе не хочется заставлять тебя скучать, - сказала она, изо всех сил стараясь отвечать с той же холодной насмешкой.

В тот момент, когда обмен мнениями готов был перейти в обмен колкостями, на пороге утренней столовой возник Станислав. Хотя дворецкий держался как обычно, но напряженность его лица и голоса, легкая складка между бровями со всей очевидностью подсказали и Эмме, и Николаю, что происходит неладное.