Герой вашего времени

Запела стрела, взвилась в воздух, и все было бы хорошо, если б не орел паскудный, за секунду до выстрела улетевший.

И когда зазубренный наконечник, смоченный в лечебном яде лернейской гидры, вошел в многострадальную печень Манюнчикова, – рванулся в негодовании Павел Лаврентьевич, лопнули цепи – и спрыгнул он на дорогу.

И это был последний подвиг Геракла и первый подвиг национального героя Эллады Манюнтия Сиракузского.

2

…И приснился Павлу Лаврентьевичу Манюнчикову страшный сон.

Будто сидит он в замкнутом помещении, на квартиру панельную малогабаритную похожем, и если что и смущает Павла Лаврентьевича, так это непривычная вогнутость стен, медью отливающих, и шаровары синтетические, чувствительный Манюнчиков зад натирающие.

А прямо над головой Павла Лаврентьевича два голоса бубнят – соседи, видать, ссорятся. Первый этаким плаксивым тенорком молит, чтобы дядя его откуда-то вытащил – по всему видно, влип шалопай в историю, а дядин бас требует, чтоб племянничек ему сначала лампу передал, – тоже тот еще дядя попался!..

Надоело Манюнчикову пререкания их слушать, огляделся он вокруг и швабру в углу обнаружил. Стал Павел Лаврентьевич шваброй в потолок стучать, чтоб заткнулись ироды, – а те и впрямь примолкли, пошептались и давай чем-то шершавым по потолку елозить. Трут и трут, во всю Манюнчикову акустику.

Не выдержал Павел Лаврентьевич, швабру прихватил и наружу выскочил.

И Алла-ад-дин ибн-Хасан Багдади так никогда и не женился на царевне Будур. На ней женился Ман-ан-Нюнч ибн-Лаврентий аль-НИИШапури.

3

…И приснился Павлу Лаврентьевичу Манюнчикову страшный сон.

Будто расположился он на природе, в развилке огромного дуба, и шашлыки жарит. Птички в листве щебечут, букашки в коре шебуршат, зелено вино в речке охлаждается, жены назойливой на сто поприщ не наблюдается – рай, да и только!

И въезжает в Манюнчиков Эдем на добром коне некий субъект, поперек себя шире, и ноздрями обросшими шевелит, к запаху мяса в уксусе принюхиваясь.

Направляет детина клячу свою к дубу, и ни тебе «здрасте», ни тебе «до свиданья», а сразу, со славянской прямотой:

– А засвисти-ка ты, собака, по-соловьему!..

– Езжай, езжай, детинушка, бог подаст! – отозвался было миролюбивый Павел Лаврентьевич.

Ан нет! – не слушает его приезжий, знай свое долдонит:

– А зареви-ка ты, собака, по-звериному!..

Смотрит Манюнчиков – не до шуток становится, визитер настырный, вон уже и за булаву хватается… Взял Павел Лаврентьевич шампур с шашлыком недожаренным да с дуба полез – свистеть, как просили.

И Илья так и не довез Соловья-разбойника во стольный Киев-град. Это сделал Павло Манюромец, крестьянский сын, называемый в богатырской среде просто и любовно – «Лаврентич».

4

…И приснился Павлу Лаврентьевичу Манюнчикову страшный сон.

Будто стоит он на перекрестке, тупо глядя на указатель дорожный; да и указатель-то так себе, краска облупленная, и сбоку готические глупости нацарапаны. Крайняя табличка на запад показывает, сама кривая, и написано суриком: «К Многоглавцу Зм. Г. Звенеть три раза», – а чем звенеть-то, и не написано!.. Рядом стрелка на юг, «Шли бы вы…» – и крест в конце – видать, по-немецки; а остальные Павел Лаврентьевич все равно разглядеть не успел, потому как из-за поворота выскочил усатый паренек на пегой легкомысленной кобылке и к столбу затрусил.

Подъехал паренек, шляпой положенное отмахал и спрашивает с акцентом:

– Ист либер зи, мин херц, где здесь есть проходить дорога в замок?

– А бог его знает, – отвечает Манюнчиков, – где она здесь есть проходить, я сам только что подошел. Читай вон, на столбе написано.

– Найн, найн, – трясет париком собеседник, – ай дас наме принц Генрих, мы читать не обучены, мы все больше по фройлян части.

– Ишь ты, – смеется Манюнчиков, – а как же ты, их высочество, в документе брачном-то расписываться станешь? Или даму свою попросишь, ась, Гена?

А принц нервный попался, шпажонку свою вытащил, в нос Павлу Лаврентьевичу тычет и про дорогу нешутейно спрашивает.

Ну и махнул Манюнчиков наугад, чтоб отвязаться, – на запад махнул, где дым стоял и звенело что-то по три раза, обрывисто так звенело, нерадостно… И принц Генрих фон Клейст так и не разбудил свою Спящую Красавицу. Это сделал совершенно другой человек.

5

…И приснился Павлу Лаврентьевичу Манюнчикову страшный сон.

Будто висит он на кресте, гвоздями к нему приколоченный, а внизу толпа беснуется, лохматое солнце стоит над Лысой горой и маленький командир сирийских всадников холодную воду на свой белый тюрбан льет.

Повисел-повисел Павел Лаврентьевич, вниз посмотрел, ничего интересного не высмотрел, проснулся, побрился и на работу пошел.

6

…И приснился Павлу Лаврентьевичу Манюнчикову страшный сон.

Будто стоит он в длинной бесконечной очереди, и тянется очередь эта туда – не знаю куда, и достоявшиеся получат за горизонтом то – не знаю что; давно завершены все двенадцать подвигов, и отзвенела зурна на свадьбе с принцессой Будур, скрылся за тучу князь Владимир Красное Солнышко, и разбужена Спящая Красавица, и стоять ему в треклятой унылой очереди до утра, а там вставать, бриться и идти на работу, и вновь ложиться спать, и стоять в очереди, вставать, бриться, работа, постель, очередь, очередь, очередь…

И был это воистину страшный сон.

С тех пор Павел Лаврентьевич Манюнчиков страдает бессонницей.

Как погибла Атлантида

На планете Земля известный мореплаватель Христофор Колумб открыл Америку.

На Земле-Альфа известный мореплаватель Семафор Колумб проплыл мимо Америки, не заметив ее, и открыл Индию с черного хода (ибо нормальные герои, как известно на Земле-Альфа, всегда идут в обход).

На Земле-Бета-прим Америка открыла известного мореплавателя Христофора Лумумбу.

А тем временем (или не тем?!) на Земле-Зет в кубе дипломированный шаман Акведук Торнадо вызывал демона.

Демон тихо ругался в подпространстве и наружу не выходил.

– Явись! – в сотый раз взывал возмущенный Акведук. – Вылезай, кому сказано!..

– Ангела с два! – огрызался упрямый демон. – Я вылезу, а ты меня опять в «миксер» засунешь!

– Не засуну! – убеждал своего скептично настроенного оппонента вспотевший шаман. – Ей-богу, не засуну… ну явись, посидим, поговорим… Дело у меня к тебе, а?..