Герой

Всё это Пчёлко сообразил за то недолгое время, какое оба отряда скакали навстречу друг другу. Потом нападавшие дали залп... И треть межицких полетело с коней.

— Это не богумилы! — закричал Пчёлко. — Это ряженые! Берегитесь!

Поздно. Всадники сшиблись и сразу стало ясно: межицким не сдюжить.

Воина, скакавшего слева от Пчёлки, вражеское копье вынесло из седла. Правда, сам Пчёлко успел поймать врага на острие, но на него тут же налетели еще двое. От одного Пчёлко отмахнулся щитом, от второго прикрыл воин, скакавший справа. В следующий миг Пчёлко увидел взлетевшую над соратником саблю, закричал, метнул копье, целя в черную кожаную маску под круглым шлемом, но промахнулся, и вражеский клинок снес межицкому воину голову.

Выхватив меч, Пчёлко бросил коня вправо, замахнулся, но кожанномордый перехватил его удар небольшим круглым щитом, а возникший сбоку еще один враг махнул саблей и небрежно, будто играючи, отсек Пчёлке кисть правой руки. Пчёлко не успел ни почувствовать боль, ни осознать, что произошло. Еще один взмах сабли: брызнули в стороны колечки шлемного тыльника; стальное лезвие легко прорезало мышцы, жилы, вошло в толстую кость позвоночного столба...

Пчёлко умер раньше, чем коснулся земли. Последней его мыслью было: как жаль, что не успели достроить межицкий замок. Замок бы им ни за что не взять...

Дужка резко выпрямился, выстрелил — и нырнул за частокол раньше, чем его выцелили вражеские лучники. Ратник справа от него, булгарин из Плиски, попытался повторить то, что сделал Дужка, но замешкался, выбирая цель. Выстрелить он успел — не успел спастись. Стрела ударила ему в переносицу, и плисчанин молча, без вскрика, полетел вниз.

И сразу же, словно это падение было сигналом, раздался оглушительный треск, и одна из створок ворот, выворотившись из столба вместе с подрубленной петлей, повалилась наземь под ликующие вопли врагов, которые тотчас хлынули внутрь.

Но Дужка успел спрыгнуть со стены раньше. Со всех ног он бросился в дом. В доме был подпол, а из подпола в соседний овраг вел подземный ход.

Дужка был одним из тех, кто рыл этот ход по приказу Велима. Велим распорядился выкопать этот лаз позапрошлой осенью, для того чтобы иметь возможность увести госпожу, если дела пойдут совсем худо. Вот как сейчас.

Людомила стояла у самых дверей с саблей в руке. Она едва не зарубила Дужку, но он успел перехватить ее руку.

— Госпожа, бежим! — закричал он.

Дорого было каждое мгновение, но Людомила уперлась.

— Нет, нет, Дужка! Я не могу бросить...

— Бежим! Это не богумилы! Это воины, настоящие воины! — Дужка поволок ее, упирающуюся, по узкому коридору на кухню...

Не успел самую малость. Десятка два воев в масках ворвались в дом, разбежались по коридорам и лестницам. На кухню бросились двое. Дужка отпрянул за дверной косяк и срубил первого сунувшегося. Второго — не получилось. Но враг не отступил, а принял бой. Он был в кольчуге, с прямым мечом и в таком же круглом шлеме, как Дужка. Только Дужкино лицо не прикрывала кожаная маска.

С первого же удара Дужка понял, что противник владеет оружием лучше него. И враг тоже это понял, потому не стал звать на помощь.

— Беги, госпожа! — закричал Дужка.

Люк в подземный ход был прямо у него за спиной. Дужка сражался с отчаянной яростью, удерживая врага на пороге.

Но Людомила не воспользовалась возможностью спастись. Она осталась.

Какое-то время Дужка и его противник бились почти на равных — пока тот стоял в дверном проеме. Но потом врагу удалось оттеснить Дужку от дверей, и бывшему дружиннику Духарева пришлось туго. Противник продолжал давить, пока не загнал Дужку в угол. Тут бы Дужке и конец, но его спасла Людомила.

С пронзительным криком она бросилась на врага, замахнулась...

Воин в маске хлестнул мечом — и госпожа межицкая упала.

— Перун! — бешено закричал Дужка и тоже ударил.

Его противник мог бы парировать, но почему-то замешкался, и клинок Дужки, проткнув кольчугу снизу вверх, на три пяди вошел в правое подреберье врага.

Дужка, хакнув, довернул и мощным рывком выдернул меч.

— Ты... варяг! — со свистом выдохнул побежденный и осел на пол.

Дужка поспешно захлопнул дверь, накинул крюк, подпер дверь тяжелым ларем, бросился к Людомиле... И понял, что с госпожой межицкой кончено. Мертва.

Раненный Дужкой хрипел и булькал пропоротыми легкими. Кровь лилась у него изо рта, вздувалась пузырями на губах. Умирающий силился что-то сказать, но не мог. Дужка не удержался: сдернул с него блестящую от крови кожаную маску... Это был не булгарин. Длинные варяжские усы слиплись красными мокрыми сосульками. В синих глазах уже плескался холод Кромки... Но Дужка его узнал. Когда еще ходил в отроках, Дужка видел этого варяга в Киеве. Несколько раз. На подворье воеводы Серегея. Он даже помнил, как его звали. Сулей. Дужка бросился ко второму, мертвому, сорвал маску... У этого было чужое лицо. Зато — знакомая татуировка на щеке. Дужка видел такую у ясов-переселенцев. Зачем этим двоим понадобилось рядиться богумилами, Дужка понять не мог. Зато понял: теперь у него только один долг. Добраться до воеводы Серегея и рассказать ему о том, что здесь произошло.

Не мешкая, он нырнул в подпол.

Через минуту после того, как за ним захлопнулся люк, дверь была выломана, и на кухню ворвались люди в масках.

Потом привели еще одного, невысокого, худого, тоже в маске, но без брони, в грубой застиранной рясе. Ему показали тело Людомилы.

— Это она? — спросили его.

— Она, — подтвердил тощий. И тут же воскликнул возмущенно: — Но она же мертвая. Вы обещали ее мне!

— Обещали — выполним, — сказал один из воинов. — А раз душа ее уже отлетела, то... догоняй! — и вонзил меч в грудь тощего.

— Как думаешь, догонит? — спросил он у своего соратника, наступая на труп, чтобы выдернуть меч.

— Вряд ли, — ответил тот. — Им — в разные стороны. Заканчивай быстрее — и уходим.

— Я бы пошарил в здешних закромах, — возразил первый.

— Нет! К чему тебе эти крохи? На свою долю ты купишь две такие усадьбы.

— Эту долю еще надо получить, — проворчал первый.

Спустя час захватчики покинули усадьбу.

После них осталось полсотни трупов обитателей усадьбы и один чужой. Выжившие жители Межича без труда признали в покойнике «праведного» Аззанаила.

* * *

— Вот так оно и было, — закончил печальную повесть конюх. — Всех побили. Госпожу — тож. Но не надругались, нет. Она — как воин билась. Саблей. Ну ее и зарубили. Во всей усадьбе только я один и остался. Должно, за мертвого приняли. На меня кто-то сверху упал да кровью своей залил. А потом наши меня из-под него вытащили.

— Значит, богумилы, — бесцветным голосом произнес Духарев. Рука его бездумно гладила белый, нагретый солнцем мрамор.