Гештальт-самотерапия. Новые техники личностного роста

Естественно, я закричала в ответ: «Прекрати кричать, веди себя как взрослая, ты уже не маленькая. Иди сюда и помоги, если такая голодная» и т. д. Этот обмен репликами быстро перерос в истерический дуэт. Только на следующий день я поняла, что из года в год мы устраиваем подобные сцены. Я осознала (как и в предыдущие годы), что бедный ребенок не может справиться с этой ситуацией. «Жесткое» расписание, рекомендованное книгами по воспитанию детей, доводило ее до слез в младенческом возрасте, когда она ждала кормления в первые недели жизни. Так же она плакала и сейчас. Я поняла проблему дочери, «проанализировала» бессознательную мотивацию много лет назад. Но это так и не помогало справиться с девочкой. Я терпеть не могла ее ворчания и не знала, как заставить ее замолчать. Если вы обычно ладите со своим ребенком, что характерно для наших отношений, и заходите в тупик с ка-кой-то конкретной проблемой, то скорее всего это значит, что вы скрываете от себя некое чувство. Я спросила себя: «Почему мне так трудно в этой ситуации? » Это был шаг 1, осознание неадекватной реакции.

Шаг 2. Почувствовать внешнюю эмоцию. Сейчас я была спокойна, пыталась решить вчерашнюю проблему, поэтому решила поговорить с подругой, у которой тоже была дочь-подросток. Я знала, что подруга выслушает меня заинтересованно и с сочувствием. Так и случилось, и вскоре я снова испытала вчерашний гнев во всей его силе.

Шаг 3. Что еще я чувствовала? Теперь мне вспомнилось: как только дочь закричала, я почувствовала сильное напряжение — будто она стояла надо мной с хлыстом, и я должна торопиться. Только потом появился гнев, который снял это напряжение.

Шаг 4. Что мне это напоминает? Я вспомнила, как она плакала в ожидании кормления. Но интеллектуального понимания было недостаточно, я все еще злилась («Она большая девочка, сколько она еще будет продолжать плакать? »)

Что мне это напоминает? Еда... Мое компульсивное переедание, навязчивое стремление обеспечить в семье сбалансированное питание и т. д. Как я чувствовала себя тогда, когда мой ребенок плакал в ожидании кормления, потому что педиатры рекомендовали кормить ее каждые четыре часа строго по расписанию?

Впервые я постаралась намеренно оживить ту ситуацию, а не просто интеллектуально рассуждать о ней. Мысленно я стала рассматривать ту комнату ребенка из прошлого, почувствовала, как стою за дверью, смотрю на часы и жду, когда будет можно кормить ее. Я вспомнила, как она плакала, и я плакала вместе с ней: слезы беспомощности, фрустрированности и... вины. Ужасная вина захлестнула меня сейчас, и боль от нее была такой сильной, словно все произошло вчера, а не много лет назад. Скрытая вина выплеснулась наружу и вытеснила весь гнев. На протяжении пятнадцати лет я обвиняла педиатров за то, что они мучили моего ребенка. Наконец, я осмелилась почувствовать эту запоздалую вину сама.

Шаг 5. Определить паттерн. Ощущение вины длилось какие-то несколько секунд, и затем я увидела паттерн. Не всю структуру отношений с дочерью, а только этот паттерн: как только она с криком начинает просить еды, во мне просыпается старое скрытое чувство вины и угрожает своим проявлением и болезненностью его переживания. Сперва я напрягаюсь и изо всех сил спешу доказать, что я хорошая мать. Потом, когда напряжение становится невыносимым, я спасаюсь бегством в гнев. Я отыгрываю провальный паттерн гнева, точнее псевдогнева, который заставляет дочь кричать еще громче. Ее крик усиливает мое скрытое чувство вины, я злюсь еще больше и т. д.

Теперь, увидев паттерн, я стала предсказуемой для себя. Я ждала повторения этой ситуации, чтобы попробовать реагировать на нее по-новому. Я не знала точно, как поступлю в следующий раз, но была уверена, что следующий раз наступит.

И точно, через месяц я услышала старый воинственный клич: «Когда мы будем есть? Я голодная! » Снова почувствовалось напряжение, но в этот раз, перед тем как напряжение переросло в гнев, я вспомнила о скрытой вине. В этот раз я ее не почувствовала, просто вспомнила. В тот же момент напряжение ушло, а интонация дочери прозвучала совершенно по-новому. Вместо привычного «Что за сервис в этом паршивом отеле? » я услышала: «Мам, мне плохо. Разве ты не видишь? »

Конечно, я видела. Легко и спонтанно пришел ответ на ее скрытое послание: «Сейчас-сейчас, зайчик. Ужин почти готов». Именно это ей и было нужно услышать от меня, больше никаких реплик не последовало.

Приложение II

ДЕСЯТЬ ПРИМЕРОВ ГЕШТАЛЬТ-САМОТЕРАПИИ

Ниже приведены сокращенные версии реального опыта гештальт-самотерапии, пять — моих собственных (1–5)

и пять — из терапии моих студентов (6–10).

1. История случая: чувство возмущения, чувство, будто

студент меня эксплуатирует.

Мюриэл. Я так устала. Что ты хочешь от меня?

Студент. Помоги мне. Спаси меня. Скажи, что нужно делать.

Мюриэл. Ты не хочешь помощи. Ты просто хочешь, чтобы я к тебе хорошо относилась. Ты скрываешь правду. Ты лжешь мне.

Студент. Потому что я боюсь, я такой несчастный. Мюриэл, разве ты не понимаешь? Я ненавижу себя и боюсь, что ты тоже будешь меня ненавидеть. Поэтому я вынужден тебе лгать.

Мюриэл. Ой, бедняжка. Я поняла. Я хочу тебе помочь, но не могу. Я ужасно устала. (Студент превращается в Маленькую М. )

Маленькая М. Ты обещала спасти меня. Обещала, что я буду счастливой, когда вырасту. Ты меня обманула. Я все еще страдаю.

Мюриэл. Прости, я очень старалась. Я сделала все, что могла.

Маленькая М. Ты меня обманула. Спаси меня. Спаси меня. Вытащи меня из прошлого. Ты оставила меня там.

Мюриэл. Я не могу, не могу.

Маленькая М. — это невротичная часть меня, которая все еще реагирует на окружающую действительность старыми способами. Я добираюсь до этой части в самотерапии и вижу, что она все еще страдает от старых страхов, обид, фрустраций.

2. История случая: я и мать после десятилетий отчуждения, наконец, установили дружеские отношения. В последние годы ее жизни мы виделись раз или два в год, болтали по телефону раз в месяц. Я не видела ее несколько месяцев, когда позвонил ее муж и сказал, что она неожиданно умерла. Недавно я нашла старый альбом с фотографиями, где она такая, какой я запомнила ее в первые пять лет моей жизни, пока она не оставила меня. Несмотря на свою внешнюю любезность, я давно научилась не думать о ней как о своей матери, не доверять ее очарованию и словам о любви.

Я поехала на похороны в растерянности, не зная, что именно я чувствую. Ее тело лежало в открытом гробу, посмотрев на него, я почувствовала смятение. Я не узнала собственной матери. Фотографии из альбома были настолько свежи в моей памяти, мать из детских воспоминаний была настолько реальнее этой вежливой незнакомки, с которой я общалась последнее время, что я разрыдалась: «Я никогда ее не знала, а теперь слишком поздно». Эта сцена стала навязчиво преследовать меня, и я использовала ее как материал для гештальт-самотерапии.