Геймер. Тетралогия
Шрифт:
– Ты кто такой? Сегодня привезли?
– Парень окинул Тико насмешливым взглядом, наверно, решил держаться с ним, как взрослый с ребенком. Но Тико нисколько не обиделся такому отношению, как раз напротив, он был рад-радешенек уже оттого, что оказался в этой тюрьме не один.
– Я Тико из рода Мусумото, - вежливо представился он.
– Мой отец - даймё Мисру, внук даймё Юя и правнук покойного даймё Оноси, мне девять лет. Я христианин. А как зовут вас?
– Я Амакаву Грюку, сын Арекусу Грюку, хатамото самого сёгуна Токугава-но Иэясу, держал путь из Иокогамы в Эдо, куда отправился для того, чтобы
– Амакаву было неприятно признавать, что попал в позорный плен.
– А когда и где взяли тебя?
– Личный отряд! Не врешь?
– Тико прищелкнул языком.
– Я видел Токугава прошлым летом, - сообщил он после минутной паузы. Особо гордиться ему было нечем, Оноси проиграл в войне, встав на сторону злейшего врага Токугава Исидо, от расправы семью спасло вмешательство сына Тайку Хидэери, который лично знал Юю - деда Тико. Благодаря его своевременному заступничеству род некогда знаменитого даймё и члена Совета регентов Оноси не был уничтожен, хотя и пребывал в забвении, живя в оставленных им сёгунатом владениях на севере страны.
– Я уже вышел из того возраста, когда врут, чтобы не получить по заднице, - глубокомысленно сообщил новый знакомый, пытаясь припомнить, что говорил отец об даймё Оноси и его потомстве, но сведений было катастрофически мало.
Тико спокойно стоял у решетки, не мешая Амакаву сосредоточиться. В отличие от нового приятеля, он сразу же вспомнил Арекусу Грюку, или Золотого Варвара, как называли его в семье.
– Так, значит, мы...
– Амакаву пытался вспомнить какие-нибудь факты прошедшей войны, блеснув знаниями перед незнакомым мальчиком, но ничего не получалось.
Помог ему Тико.
– В смысле, что в 'Войне Провинций', как ее теперь стали называть, наши кланы сражались на разных сторонах.
– Он просительно посмотрел на Амакаву, опасаясь, что тот сейчас уйдет в свою камеру, оставив его одного.
– Мой отец победил, - наконец-то нашелся Амакаву.
– Ваша правда.
– Тико опустил голову.
– Но ведь война давно кончилась? Не так ли?
– Мой отец победил, сражаясь под знаменами Токугава, а твой проиграл. Вот.
– Амакаву торжествовал.
– Тогда мой отец был еще восьмилетним ребенком.
– Тико сделалось неприятно, и он отошел в глубь своей камеры и сел на охапку гнилой соломы, служившей ему ложем.
Амакаву вернулся на свое место. Какое-то время оба напряженно молчали, первым начал Амакаву.
– Так давно тебя пленили?
– делая вид, что ему это неинтересно, скучающим тоном осведомился из своего угла он.
– Может, дня два, а может, и раньше.
– Тико задумался.
– Меня сначала держали в другой камере, каменном мешке с глухой стеной и тяжелой дверью с прорезью для глаз, чтобы наблюдать.
– За чем наблюдать?
– не понял Амакаву.
– За мной.
– Тико пожал плечами.
– Откуда мне знать?
– Били?
– участливо осведомился Амакаву.
Тико задумался: сказать, что не били, было как-то неудобно, самого Амакаву взяли с боем, а он что же, не самурайского рода?!
– Мы сразились, но врагов оказалось больше, - наконец нашелся он.
–
– спросил он, прилагая усилия, чтобы голос не дрожал.
– Я кушать хочу.
– Я здесь недели две, - Амакаву вновь подошел к решетке, - за это время многого навидался, но что касается кормежки, могу сказать, что кормить кормят, хотя...
– Он махнул рукой.
– А кто нас пленил и зачем?
– Тико почувствовал, как комок слез сдавил горло, а в глазах защипало.
– Я домой хочу.
– Когда меня притащили сюда, здесь было человек шесть, всем по десять-тринадцать лет или около того.
– Голос Амакаву дрогнул.
– Каждую ночь они кого-то убивают, а вот там, на восточной стене, есть балкон, на него приходят двое - оба завернутые в черные покрывала. Жуть. Один повыше, другой совсем маленький, просто карла, и оба смотрят на то, что происходит внизу. А потом берутся за руки и уходят.
– Где балкон?
– Тико подошел к решетке, и Амакаву показал рукой направление.
– Сейчас не очень видно, свет из окон мешает, но ночью, когда зажжены фонари и факелы...
– Вижу.
– Колени Тико затряслись, по лицу покатились слезы.
– Нас тоже убьют?
Амакаву молчал.
– Я не хочу умирать.
– Тико сжал кулаки.
– Скажи, мы ведь выберемся отсюда?
Амакаву пожал плечами.
– Постой.
– Тико лихорадочно соображал.
– Ты сказал, что убивают каждую ночь и что ты находишься здесь уже две недели.
– Ну да, - подтвердил Амакаву, сделав трагическое лицо. Ему самому казалось, что в этот момент он похож на Хатимана, бога, покровительствующего военным.
– А почему тогда убили всего шесть человек?
– Тико впился глазами в лицо Амакаву.
– Ну, - Амакаву выглядел смущенным.
– Я же сказал, что их было шесть, когда я здесь только появился, а потом приводили и других... А впрочем, не каждую ночь убивают, иногда по несколько дней эти двое не наведываются, иногда только пытают. Вот, парню одному все пальцы отрезали. Как он визжал!..
Мальчики молча вернулись на свои подстилки.
– Знаешь, я бы, наверное, тоже визжал, - наконец честно признался Тико.
– Очень не люблю боли.
Амакаву хотел сначала высказать что-то о сыне и внуке поверженных врагов, но потом решил не подливать масла в огонь.
– Я, наверное, тоже, - признал он.
– Когда тебя будут резать, я закрою уши и сделаю потом вид, будто бы ничего не слышал, - благородно предложил Тико.
– Тогда я тоже.
– Амакаву посмотрел в сторону клетки Тико с уважением.
– Значит, не враги?
– с надеждой в голосе задал мучивший его вопрос мальчик.
– Друзья.
– Амакаву подлетел к решетке и отсалютовал Тико. Растроганный Тико отдал салют Амакаву.
Глава 20
ОБРАТНЫЙ БИЛЕТ
Если доживший до преклонных лет самурай утверждает, что никогда не будет страдать старческим слабоумием - скорее всего, процесс зашел уже слишком далеко.