Гианэя (изд.1989г.)
Шрифт:
Совещание приняло узкоспециальный характер, и Муратов вышел из комнаты.
В общем зале он увидел Гианэю. Она стояла у того же окна, в той же позе.
Он медленно подошел к ней, мучимый угрызениями совести, раскаиваясь уже в том подозрении, которое возбудил против нее. Но он должен был сказать, если ему в голову пришла такая мысль; ничем нельзя пренебрегать в таком деле…
Гианэя не обернулась. Казалось, она не видела, кто именно подошел к ней. Но, когда он остановился позади нее, она сказала:
– Посмотрите, Виктор. Я давно наблюдаю и ничего не могу
– Нет, Гианэя, она вращается, – ответил Муратов, думая о том, как узнала его Гианэя, по шагам, что ли? – Луна вращается, как и все небесные тела, но только очень медленно. Один оборот за двадцать восемь земных суток. Поэтому движение теней очень трудно заметить.
– А зачем это нужно?
– Что нужно? Наблюдать за движением теней?
– Я говорю о другом. Зачем вам нужно, чтобы Луна вращалась так медленно? Или это более удобно для проводимой здесь научной работы?
– Скорость вращения Луны от нас не зависит. Гианэя бросила на него короткий взгляд. Но он не увидел в нем ожидаемой насмешки. Она, видимо, просто очень удивилась.
– Посмотрите! – Гианэя снова протянула руку к окну. – Как сильно нагреты освещенные скалы и какие они холодные в тени. Разве это удобно для вас?
«Так! – подумал Муратов. – Она видит тепловое излучение. Температура тела ей так же ясна, как нам ясен его цвет. Она ее видит!»
В последние дни ему постоянно приходилось волноваться при разговорах с Гианэей. Так и сейчас. Он почувствовал сильное волнение. Видеть температуру! Что может быть более странным и фантастичным! Значит, глядя, например, на него, Гианэя видит не только черты его лица или цвет кожи, но и на сколько градусов нагрето его тело. Каким же он представляется ее глазам?
– Разве это удобно? – повторила Гианэя. «Но ведь и мы видим Гианэю не такой, какой видят ее соотечественники, да и она сама – в зеркале. Температура для них – внешний зрительный признак предметов, как форма или как цвет. С их точки зрения, это нормально и естественно. Наше восприятие мира, в суженном спектре, должно казаться Гианэе непонятным и странным, точно так же, как мне непонятно и странно ее восприятие окружающего», – думал Муратов. Гианэя слегка коснулась его руки.
– О чем вы так задумались? – спросила она и улыбнулась.
«Сказать? Нет, лучше не надо».
– Я думал о ваших словах, – ответил он. – Да, конечно, неравномерность нагрева лунной почвы не очень удобна, но что можно тут сделать?
– Ускорить вращение Луны.
– Вы думаете, это просто?
– А разве не так? – вопросом на вопрос ответила Гианэя.
– К сожалению, не так. Ускорить или замедлить движение небесного тела, изменить его вращение вокруг оси – все это мы можем проделать с небольшим небесным телом, но не таким, как Луна. Это задача будущей техники. А разве у вас, – спросил он, почти не надеясь, что Гианэя ответит, – это возможно?
– Кажется, да. – Гианэя сказала это неуверенным тоном. – Я читала, что на нашей родине «луна» тоже вращалась медленно, но, когда понадобилось, ее вращение ускорили.
– У вас одна «луна»
или несколько? Ответ был очень неожидан, очень странен и принес еще одну загадку.– Не знаю, – сказала Гианэя. – Вернее, не помню, что было сказано об этом в книге, которую я читала.
У Муратова, как он говорил впоследствии, было такое впечатление, точно его неожиданно хватили обухом по голове. От изумления он на несколько секунд потерял способность сказать что-нибудь.
Вот так новость! Выходит, что Гианэя знает свою родину только по книгам. Она даже не помнит, сколько «лун» на небе ее планеты!
«Что же она, родилась на звездолете? – думал он. – Тогда, значит, ее родина чрезвычайно далеко, так далеко, что человек может родиться и вырасти за время пути? Но это никак не вяжется с нашим предположением, что они посетили нас вторично спустя даже четыреста или пятьсот лет после первого прилета. Такие рейсы не могут предприниматься столь часто».
– Видимо, здесь Рийагейа ошибся, – сказала Гианэя так тихо, что Муратов понял – она говорит не ему, а самой себе. – Он был убежден, что люди Земли уже достигли большего, – прибавила она громко.
– Кто – он? – Муратов обрел, наконец, дар речи. Он решил притвориться, что не слышал начала ее фразы, адресованной не ему.
– Рийагейа.
– Вы разочарованы?
– Нет, нисколько. Это же его мнение, а не мое. Я ожидала меньше, чем увидела.
– Тогда, значит, Рийагейа был о нас лучшего мнения, чем вы, Гианэя.
– Да, был.
– Вы имеете основание думать, что Рийагейа переменил свое мнение?.
– Нельзя переменить мнение, не видя объекта, – ответила Гианэя. – «Был» – потому что самого Рийагейи больше нет.
– Он умер?
Гианэя вздрогнула.
– Я забыла, – сказала она, – вы этого не знаете. Да и лучше вам не знать.
Догадка мелькнула в мозгу Муратова.
– Рийагейа был на погибшем корабле?
Гианэя молчала.
Муратов увидел, как две слезы медленно скатились по ее щекам. Его тронуло выражение ее лица. Большое и искреннее горе отразилось на нем.
И он понял, что угадал. Рийагейа погиб вместе с кораблем, с которого Гианэю высадили на астероид. И он был человеком, которого Гианэя не только уважала, как говорила Марина, но и любила.
«Он поступил иначе», – вспомнил Муратов слова Гианэи, переданные ему Мариной.
И смутная догадка, что есть какая-то связь между отношением Рийагейи к людям Земли и гибелью корабля, заставила его вздрогнуть.
Жутко было подумать, что огромный космический корабль мог не случайно погибнуть, а был намеренно уничтожен, после того как Гианэю высадили, именно высадили с него.
Но другая женщина, та, что была матерью Гианэи, почему она осталась на обреченном звездолете?
Он осторожно взял руку Гианэи. Она не противилась.
– Скажите мне, – его голос срывался от волнения, – вы родились на этом корабле?
Гнанэя изумленно подняла на него глаза.
– Откуда у вас могло возникнуть такое странное предположение? Если бы я родилась в полете, то моя мать была бы сейчас здесь, со мной.