Гибель красных богов

– Отсюда вы можете наблюдать картины сражений на самых удаленных участках планеты, – пояснял полковник, весь прозрачно-голубой и колеблемый в свете нескольких широких экранов. – Мировой океан представлен всеми флотами мира, снятыми с разведывательных спутников в режиме реального времени. – Полковник, все более утрачивая телесность, наполнялся каким-то водянистым светом, становился похож на реторту со светящимся газом. Его рука, как синяя прозрачная тень, проплыла над экраном, где океаны несли на себе эскадры боевых кораблей, авианосные соединения, а в пучине, среди донных течений, скользили подводные стартплощадки, многоцелевые лодки-охотники, создавая под полярной шапкой, в Атлантике, у берегов Японии причудливые скопления, похожие на сообщества водомерок, участвующих в брачной погоне.

– Космос представлен орбитальными группировками обеих сторон. Можно наблюдать работу истребителей спутников, по мере перетекания борьбы в околоземное пространство. – Казалось, говорящий был невидимым – исчез на фоне огромного экрана, где множеством светляков мерцали парящие спутники. Он был частью огромной системы, ее слабым человеческим дополнением, в котором она почти не нуждалась и могла превратить в электронный блок, в радиоволну, в световой индикатор. Белосельцев видел, что и другие офицеры были дополнением к машине, срослись с ней кровяными сосудами, зрительными нервами, чуткими нейронами. Она пила их соки, сосала эмоции, питалась их плотью, обменивалась с ними таинственными энергиями, которые добывала из прозрачного бездонного Космоса.

Белосельцев и себя ощущал крохотной частицей машины. Кончиком чуткого нерва, на который падали невесомые капли света. «Рай… – повторял он – Русский Рай… Этот полковник и есть тот самый дублер, что сменит утомленного, изношенного в войнах Главкома. Превратит мегамашину Судного часа в завещанный Рай…»

Они придвинулись к оранжевому, ядовитому экрану, по которому пробегали молнии знаков и цифр.

– Космическая разведка в районе Карибского моря сообщает, что соединение противника численностью до двух тысяч человек вторглось в Никарагуа в провинции Нуева Сеговия и движется к столице Манагуа, – голос полковника возвысился, сладко задрожал на вершине и, набирая скорость и ярость, помчался вниз. – В ответ на агрессию с Кубы поднят полк «МиГ-21». Бомбо-штурмовым ударам подверглись колонны вторжения, базы в Гондурасе, центры управления гондурасских и американских войск.

Полковник на мгновение исчез, словно превратился в электронный иероглиф. Тонкой молнией прянул на экране, исчез среди сигналов и кодов.

– В ответ на удары кубинских «МиГов» началось американское вторжение на Кубу. Шесть десантных кораблей из Флориды. Морская авиация бомбит побережье Гаваны. С базы Гуантанамо выдвигаются колонны бронетехники и пехоты. Наблюдаются воздушные бои над Плайя Херон. Советская бригада на Кубе приведена в боевую готовность. – Экскурсовод Белосельцева вдруг вырвался прозрачным вихрем из параболоида антенны. Мчался в туманном небе тропиков, как сияющая прозрачная бабочка. Обгонял штурмовые вертолеты, вспахивающие взрывами белые пляжи Гаваны. Десантные корабли растворяли носовые проемы, вываливали аппарели, и оттуда, как тяжелые неуклюжие жабы, плюхались в воду танки. Начинали бурлить, клокотать. Плыли, открывая с моря огонь, поражая опорные пункты кубинцев. Над сверкающими призмами небоскребов чуть заметными проблесками носилась карусель самолетов. Выпадая из нее черной шалью, рушился подбитый «Фантом».

– Войска Прибалтийского округа силами танковой армии при поддержке четырех моторизированных бригад наносят удар через Польшу по северной Германии с продвижением на Кельн и Франкфурт. Корабли Балтийского флота осуществляют глубокий десант, с захватом портов противника. Самолеты морской авиации и части воздушной армии подавляют рубежи обороны в районах Бельгии и Голландии. Дивизионы тактических ядерных сил приведены в повышенную боевую готовность.

Мегамашина чавкала огромными стальными зубами, изжевывала границы, надкусывала страны, прогрызала в континентах коридоры и дыры, запуская в них огненного змея войны. Она владела миром, смещала его утомленные оси, сшибала армии, сталкивала небесные армады, наполняла лазареты тысячами истерзанных и обгорелых людей. Мир был огромной грязной простыней в ее стальных кулаках. Скручивался в жгут, выжимался, отекал расплавленной сталью и красной горячей жижей.

Полковник, еще минуту назад щуплый, узкоплечий, с длинными, робко опущенными руками, с бледной полоской лба над хрупкой оправкой трогательных студенческих очков, вдруг стал искрить. Рассыпался на металлические огненные шарики. Превратился в облако плазмы. Разлетелся в разные концы сумрачного пространства машины. Мчался над Северной Европой в образе гневной Валькирии, с пепельным вихрем волос, гневно кричащим ртом, разрывая небо пожаров огромными шарами грудей.

Распростерся над Кельном, где шел скоротечный танковый бой. Танки прорубали коридоры в кварталах, заливали горячей сталью центральный район и ратушу. Горел разрушенный ударами авиации Кельнский собор, босые белокурые дети убегали по мостовой, и русский танкист из горящего танка посылал пулеметные очереди в разноцветный витраж собора, где засел солдат с безоткаткой.

Валькирия в форме советского офицера облетала побережье с желтыми пляжами и цветными зонтиками. Морская авиация с красными звездами сносила порт, горели цистерны с нефтью, тонул на рейде белый туристический лайнер, и морская пехота с негромким «ура» прорывала береговую оборону. Бело-голубое знамя выпадало из рук убитого знаменосца. Валькирия прянула, накрыла атакующую цепь кудрями дымных волос, подхватила знамя, понесла его впереди атакующих пехотинцев.

Северная Германия, окруженная вялыми очагами пожаров, пала под лязгающие гусеницы советских танковых армий. В небе над морем продолжались разрозненные воздушные схватки. Валькирия, облетев поле брани, собрала информацию о сожженных танках, о длине коммуникаций, о разгромленных группировках противника. Вернулась в Белоруссию. Ударилась о штырь высотной антенны. Проникла в нутро машины. Расплескалась электронными цифрами, молниями бегущих строчек, командами штабистов.

Белосельцев чувствовал непомерную мощь машины, ее неколебимую волю, зажавшую историю мира в неразъемный кулак с нержавеющими фалангами пальцев, с черно-синими жилами цвета вороненых стволов.

– На рубеже обороны по Рейну наступающие армии остановлены взрывами ядерных мин…. Дивизии НАТО второго эшелона применили тактическое ядерное оружие против двух советских мотострелковых дивизий в районе Франкфурта… – Голос полковника звучал так, будто он прижал к губам жестяную трубу, и слова, словно рулоны металла, разворачивались и звонко падали из железного раструба. Теперь он был ангелом в багровых одеждах, с секущими крыльями, окрашенными цветом пожаров. Из волос его падали молнии, сжигали города, вставали черными грибами дымов. Из груди излетали струи жидкого пламени, плавили танки, кипятили озера и реки. Одна рука прижимала к губам ревущий горн, от которого рушились колокольни и башни, сгорали в небесах самолеты, вспыхивали вековые дубравы. В другой руке он держал сверкающий меч, вел им по земле, рассекая камень и сталь, брызгающую кровью плоть, изрытую окопами землю.

Рейн был, как белая ртуть, в него погружался черный сухогруз с красной ватерлинией, на палубе шевелился матрос, без одежды, в розовых волдырях, взирая на ангела пустыми глазницами. Колонна бэтээров, с перевернутыми колесами, мертвыми экипажами горела на трассе. В «Мерседесе» без стекол сидели обугленные скелеты, и весь автобан, среди горящих пшеничных полей, был усеян мертвыми, похожими на цветных жучков машинами, над которыми низко, дуя в золотую трубу, мчался крылатый ангел. И два «МиГа», сжав стреловидные крылья, мерцая пушками, прикрывали его заднюю полусферу.

Полковник опустился на железный клепаный пол, среди экранов, мерцавших, как мертвенные бельма. Он уже был в фуражке, но еще с дымящимися, синими от радиации волосами. Доставленная им информация летала по дисплеям, рассказывая о зонах поражения, о розе ветров, разносившей атомные облака по Центральной и Восточной Европе.

Машина была гневным Библейским Богом. Исправляла кривую времени. Меняла утомленный ход ветхозаветных веков. Убирала с земли плотоядное, утратившее смысл человечество. Плодовитую жизнь, размножившуюся в желании потреблять, наслаждаться. Отвернувшуюся от неба. Разноцветной слизью покрывшую найт-клубы, рок-фестивали. Распустившуюся в ночи неоновыми городами разврата, торжищами утех. Крылатый Дракон, оснащенный телеметрическими системами, связанный с орбитальными группировками, с эскадрами подводных стартплощадок, летел над миром, вонзая ртутные трезубцы в рекламы Лас-Вегаса, в пластмассовые замки Диснейленда, в целлофановые павильоны Голливуда, в хрустальные ангары Макдоналдса. Радиоактивный пепел разноцветными лепестками парил над гибнущим миром, и машина готова была превратить мертвый прах в Рай воскрешенного человечества.

– Ракеты средней дальности из районов Прибалтики, Южного Урала и Украины нанесли ядерные удары по Парижу и Риму… Группировка Прикарпатского военного округа начала наступление через Австрию, в направлении Северной Италии и Франции…

Полковник в образе Александра Суворова приземлился на леднике Сен-Готар. Глазированный наст сахарно хрустнул под каблуками ботфортов. Суворов поправил шляпу, стряхнул иней с кудрявого, небрежно завитого парика и, достав из сюртука маленькую подзорную трубку, обратил ее в сторону Италии и Франции. Были отчетливо видны два ядерных взрыва, накрывшие Рим и Париж. Они выжгли рифленую поверхность городов, сделав ее плоской и жидкой. Вверх поднимались кудрявые растущие стебли, на них наливались лунным светом огромные перламутровые медузы. Колебали волнообразными щупальцами, превращались в огромные бледно-голубые поганки. Сквозь хлипкие ножки грибов, вверх, питая громадные шляпки, текли превращенные в пар Колизей и собор Святого Петра, Эйфелева Башня и Лувр. Раскаленные газы, состоящие из молекул погибших людей и атомов, на которые распались картины великих художников и статуи античных ваятелей, летели в небо, превращаясь в черные тучи, полные ядовитых дождей и ржавых мерцающих молний. Суворов удовлетворенно сложил медную подзорную трубку. Ковырнул сапогом наст, под которым скрывалась русская горная пушка времен перехода через Альпы. Расстегнул военный сюртук, обнажив вживленную в бок красную клавишу. Нажал ее и исчез. Опустился через мгновение в чреве машины, превратившись в советского офицера, зорко просматривающего электронные цифры, исчислявшие свои и чужие потери, ширину коридоров, по которым, облаченные в скафандры, пройдут войска. Белосельцев видел, как на ботинке полковника стремительно тает комочек снега.