Гибельный тупик

— Вот гнусный тип, — в нем вскипела лютая звериная ярость, тем более болезненная из-за невозможности что-либо изменить. — Это же абсолютно бессовестно — читать чужие прошения.

— Он здесь заправила. Он чувствует себя так, будто все вокруг — его вотчина. Но ничего, мы уже отсюда сматываемся.

— Слава Богу. Не сердись. Успокойся. Все равно, ты ничего не можешь с этим поделать — он читает их вот уже многие годы.

— А что он при этом говорил, хорошо ли составлена была, по его мнению, эта просьба?

— Фред Госсим — ответила Мэри Морли, — ни за что бы этого не сказал. Мне же кажется, что она была очень прилично составлена. А как же иначе — ведь ты получил перевод!

— Я тоже так считаю. Потому что Богу, ей-ей, не очень-то положено быть чутким к молитвам своих почитателей в соответствии с теми заветами, что действовали в эпоху, предшествовавшую появлению Заступника, когда могущество Форморазрушителя было столь велико, а ниши взаимоотношения с ним — я имею в виду, с Богом — столь гадкими.

— Представляю, каково было бы тебе тогда, — злорадно заметила Мэри. — Со всеми этими твоими горькими сетованиями в отношении того, чему нас учат и что делает Наставник.

— Я был бы великим поэтом. Как Давид.

— У тебя была бы такая же никчемная работа, как и сейчас.

Сказав так, она решительно пошла прочь, оставив его у двери грузового отсека ялика, где он все еще продолжал держаться одной рукой за выстроенный им ряд припасенных банок с джемом.

От полностью завладевшего его умом и телом ощущения собственного бессилия у него перехватило дыхание.

— Ну и оставайся здесь! — крикнул он ей вдогонку, — Я отправлюсь без тебя!

Она продолжала быстро шагать под горячим солнцем, не оборачиваясь и не удосуживаясь ему ответить.

***

Остаток дня Сет Морли провел, загружая в «Мятежного Петушка» их нехитрый скарб. Мэри все это время не показывалась. К концу дня до него дошло, что он один делает всю положенную перед отправлением работу. Где же она? Его вдруг взволновал этот вопрос. Ведь это нечестно с ее стороны.

Тут он, как обычно, когда подходило время ужина, впал в уныние. Даже задался вопросом, стоит ли его цель тех усилий, что он затрачивает. Бросать одну никуда не годную работу ради другой такой же! Я неудачник. Мэри права, думая обо мне так. Взглянуть хотя бы на то, как неумело я загружаю сюда все это барахло. Он изумленно глядел на то, в каком беспорядке он загромоздил ялик грудами одежды, кипами книг, видеокассет, кухонными принадлежностями, медикаментами, картинами, не изнашиваемыми никогда покрывалами, шахматами, справочными дискетами, аппаратурой для связи и всяким прочим хламом. Неужели фактически вот только это мы скопили за восемь лет работы здесь? — изумленно спросил он у самого себя. Ведь здесь нет ничего мало-мальски ценного. Но даже эту дрянь он не может запихнуть как следует в ялик. Многое придется выбросить или оставить, чтобы пользовались другие. Ну нет. Лучше уж все лишнее уничтожить, — угрюмо подумал он. Нужно самым решительным образом отвергнуть саму мысль о том, что кто-то другой станет задарма пользоваться нажитым его трудами. Я сожгу все, до последнего лоскута материи, — твердо решил он. В том числе, и всю эту несусветную одежду, что Мэри понатаскала в дом как сорока, подбирая все, что поярче и побезвкуснее.

Я сложу все это барахло снаружи, решил он, а затем загружу на борт то, что принадлежит мне. А ее барахло — это ее забота. Ей совсем не помешало бы находиться здесь и помогать мне. Меня никто не уполномочил грузить ее хламье.

И пока Сет Морли стоял с огромной охапкой одежды в руках, он увидел в хмурых сумерках приближающийся к нему силуэт. Кто это, удивился он и прищурился, чтобы получше рассмотреть.

Он увидел, что это не Мэри. Какой-то мужчина, или, скорее, некое подобие мужчины. Некто в свободно спадающем к земле одеянии, с длинными волосами, свисавшими на загорелые широкие плечи. И тут Сет Морли почувствовал страх. Он понял, что это Странник-по-Земле. Который пришел, чтобы его остановить. Трясясь от страха, он начал раскладывать одежду, которой, были заняты его руки. В душе его неистово взыграло вдруг ни с того, ни с сего пробудившаяся совесть; на него словно навалилось тяжкое бремя всех дурных поступков, что он совершил. Месяцы, годы он не видел Странника-по-Земле вот уже очень продолжительное время, и поэтому груз, отягощающий его душу, стал почти невыносимым. От него никак нельзя было отделаться, пока его не снимет с души Заступник.

Мужская фигура остановилась прямо перед ним.

— Мистер Морли? — произнес мужчина.

— Да, — ответил он и почувствовал, как покрылся испариной его череп, как стали падать с его лица капли пота, и он сделал попытку смахнуть их тыльной стороной кисти. — Я устал, — сказал он. — Вот уже несколько часов кряду я тружусь над тем, чтобы загрузить ялик. Это очень нелегкая задача.

— Ваш ялик, — произнес Странник-по-Земле, — «Мятежный Петушок», не доставит вас и вашу маленькую семью на планету Дельмак-О. Вот почему я счел себя обязанным вмешаться, мой дорогой друг. Вам понятно это?

— Разумеется, — испытывая глубокое чувство вины, выдавил из себя Морли.

— Выберите другой.

— Хорошо, — сказал он, горестно кивая головой. — Да, сейчас же выберу. Спасибо Вам за это. По сути, вы спасли нам жизнь. Он попытался вглядеться в лицо Странника-по-Земле, чтобы выяснить, нет ли на нем выражения укора. Но этого ему так и не удалось сделать, ибо света оставалось уже немного и выражения лица в сгустившихся сумерках невозможно было разобрать.

— Я очень сожалею о том, что вам пришлось проделать столько ненужной работы.

— Ну, я бы так не сказал…

— Я помогу вам перегрузить ваши вещи в другой ялик, — сказал Странник-по-Земле. Он наклонился, подхватил груду коробок и пошел вдоль стоящих безмолвно яликов. — Я рекомендую вот этот, — вскоре произнес он, остановившись возле одного из них и протянув руку, чтобы открыть дверь. — Выглядит он неважно, но техническое его состояние просто отменное.

— Ага! — воскликнул Морли, следуя за ним с наспех схваченной ношей, — Я хотел сказать Вам спасибо. Как он выглядит, мне безразлично, это не имеет для меня особого значения. Главное — что у него внутри делается. К яликам это относится в такой же мере, как и к людям. Он рассмеялся, но смех получился каким-то сдавленным, с хрипотцой. Он сразу же осекся, и от огромного страха, неожиданно его охватившего, пот на его затылке мгновенно стал холодным как лед.

— У вас нет никаких причин меня бояться, — заметил Странник.

— Умом я это понимаю, — ответил ему Морли.

Некоторое время он трудился молча, перетаскивая ящик за ящиком из «Мятежного Петушка» в ялик получше. И все это время Морли мучительно пытался придумать, что бы сказать Страннику, но ему это никак не удавалось. Ум его из-за страха слегка помутился. Пламя его острого интеллекта, на который он всегда так полагался, превратилось в едва тлеющее мерцание.

— Вам приходила в голову мысль обратиться за помощью к психиатру? — вдруг спросил у него Странник.

— Нет.

— Давайте-ка остановимся на пару минут и передохнем. А заодно и побеседуем немного.

— Не надо, — сказал Морли.

— Почему не надо?

— Я не хочу ничего знать. Не хочу ничего слышать… — Ему самому собственный голос показался похожим скорее на блеяние — настолько он был неуверенным и слабым, словно придавленным невежеством хозяина, обладающего вместо должного благоразумия изобилием всяческих бредовых мыслей. Он понимал это, слыша свое блеяние, понимал его природу, но упрямо продолжал цепляться за свое, и поэтому продолжил. — Я знаю, что очень далек от совершенства. Но я не в состоянии измениться. Я удовлетворен тем, какой я есть.