Гильдия темных ткачей
Шрифт:
Шу в ответ кивнула и устремилась к гондоле канатной дороги, связывающей Гнездо Кондора и форт: единственный путь на одинокий осколок хребта, иначе доступный только птицам.
— Снимут, — испуганно шепнул под нос один из солдат.
— Не снимут, — оборвала его Шу.
Она вскочила на парапет, остановилась на миг, чтобы сплести отводящее глаза заклинание и наложить его на четырехместную гондолу.
— Вы трое, прикроете отсюда. Змей, Хорек и Пырей — с Её Высочеством.
Солдаты попрыгали в гондолу, Пырей подал руку Шу. Едва она шагнула, старший дернул рычаг, отпуская тормоза, и гондола полетела навстречу солнцу. Почти сразу к пению каната добавился свист орочьих стрел. Заклинание не скрыло гондолу совсем, но сбивало
Гондола уже приближалась к крепости. По перегораживающей ущелье стене деловито сновали солдаты, расчехляя катапульты и выдвигая к бойницам стационарные самострелы. Генерал Флом напряженно, до слез в глазах, вглядывался в натянутые канаты, пытаясь перебороть заклинание одной силой воли — и ведь удалось, даром что его оранжевая аура едва тянула на шерскую категорию. Все ж не зря он носил прозвание Медный Лоб. Разглядев смутную тень, генерал махнул рукой, приказывая солдатам отойти от приготовленных на площадке мешков с сеном, а паромщику — жать тормоз. Гондола вздрогнула и заскрипела, замедляясь…
Шу не успела порадоваться предусмотрительности Фрая, как поняла, что везение кончилось — за полмгновения до того, как перебитый стрелой канат загудел и взвился, сбрасывая гондолу, словно норовистый жеребец зазевавшегося пентюха.
«Соэ лан зииии!» — срываясь на визг летучей мыши, выкрикнула Шу древнюю формулу призыва ветра. В переводе с ире-аль: «Брат-сестра по сути, стань мною, позволь стать тобою».
Воздух сгустился, сплелся голубой сетью. Шу схватила за руки ближайших к ней солдат, третий сам догадался уцепиться за её кафтан. Гондола рухнула на скалы и разлетелась вдребезги. С северной стороны ущелья раздалось торжествующее улюлюканье, тут же сменившееся разочарованным воем: зурги увидели, что гондола пуста. Но заклинание все еще прикрывало от них саму колдунью, а до крепостного щита оставались считанные сажени. Не дыша, не моргая, она скользила по ненадежной воздушной бечевке к стене…
«Светлая, помоги!» — билась единственная мысль. Стена приближалась, росла… площадка для гондолы все поднималась — теперь Шу видела ее не сверху, а почти вровень…
— Змей, прыгай! — крикнул со стены Флом.
Шу не успела сообразить, к кому он обращается, как державшийся за полу кафтана солдат разжал руки и полетел вниз. Молча. А Шу подскочила вверх одновременно со всплеском страха и боли: солдат погиб, но теперь она успевала долететь до стены. Не совсем до верха, лишь до второго уровня бойниц…
— Хорек!.. — вторая команда последовала за первой, когда до бойницы оставалось три сажени.
— Не надо! Держись! — крикнула Шу, крепче сжимая руки и зажмуриваясь от напряжения: кто из них Хорек, она узнает потом, на стене.
— …Ваше Высочество! Вы не имеете права так рисковать, — сквозь темную пелену усталости и страха долетели до нее слова Флома.
— Фрай, замолчи, — потребовала она, открывая глаза.
Генерал сбился на полуслове: ему никогда не доводилось видеть Шу такой. Да и ей не доводилось еще чувствовать смерть со всех сторон. Смерть наползала, накатывала, звала… Смерть забрала дозорные отряды и взвод Нольбеса. Вязкий туман шаманской волшбы нависал с севера: несколько зуржьих отрядов успели проползти по отвесной скале и прилепились к расщелинам над крепостью. Еще бы полчаса промедления, и шаманы сняли с крепости магический щит — и перед отравленными стрелами зургов защитники перевала остались беззащитны…
— Вы успеете, Ваше Высочество… Да послушай же, Шу! — Старший Флом тряс её за плечи. — Ты должна уехать. Ты сможешь, Шу! Я поклялся твоему отцу сберечь вас обоих!
Не понимая, что делает, Шу кивнула и побежала к конюшне. Зачем? Все равно от шаманской волшбы не убежать. Серый туман уже окружал крепость…
«…совершенно
безопасно, генерал, — едкой насмешкой вспомнились слова Берри. — Если Парьен сказал, что Орда не пройдет перевал в этом году, значит, Орда никак его не пройдет. Вы помните хоть раз, когда Его Светлость ошибался? Рано или поздно, так или иначе, его предсказания всегда сбываются…»Так или иначе? Но как?.. В серой безнадежности она отчаянно нащупывала шанс если не выжить самой, то хоть остановить Орду. Не по силам девочке двенадцати лет пересилить шаманов, обуздать сорвавшуюся с привязи стихию. Но рано или поздно, так или иначе… Парьен никогда не ошибается. Значит, шанс есть! Соэ лан зии…
Взблеск молнии разорвал воздух, гул урагана настиг Шу, позвал: сестра по сути, стань мною!
— Соэ лан зиииии! — закладывающим уши шквалом разнеслось по крепости, закружилось вокруг Шу, укутывая оставленное до времени тело твердым, как горный хрусталь, ветром.
Она застыла во внутреннем дворе, не добежав до конюшни каких-то десять шагов. Наткнувшийся на нее солдат позвал Фрая: генерал кричал и махал руками, что-то сердито доказывал, но его слова тонули в реве урагана — там, над долиной Уджир Клыз. Шу лишь на миг глянула на себя, убедилась, что ветры надежно защитили ее от ретивых друзей, и не стала ничего объяснять. Некогда! Да и ни к чему: она уже клубилась и трещала молниями, втягиваясь облачным телом в ущелье.
Свобода! Упоительная свобода и радость свернувшейся тугими кольцами силы — она летела с воем и свистом, сминая деревья кончиками воздушных крыльев, задевая стены и грохоча камнями. Она отрывала от скал крохотные фигурки и сбрасывала вниз, к таким же ничтожным мурашам. Замирала на мгновенье, прислушиваясь к крикам, и отвечала счастливым смехом: мураши брызгали вкусным, терпким соком и щекотно искрили. Она обрушивалась потоками ливня, омывала склоны, выглаживала узкое русло — и впитывала вспышки терпкой и сладкой энергии. С наслаждением выедала мутные и горькие сгустки магии. Вонзалась молниями в скопления мурашей, рычала громом: страх! Боль! Смерть! Яростное счастье мощи и свободы — в бескрайнем небе, наперегонки с орлами — распирало и рвалось песней дождя и шквала.
Но в мелодию урагана вплетались два голоса — две нити, крепостью не уступающие цепям. Они звали и манили, угрожали и взывали… Влекли ее, каждый к себе, грозясь порвать напополам, словно перетянутую тетиву.
«Долг! Любовь! Счастье!» — звонким, прекрасным до слез был первый голос.
«Власть! Сила! Свобода!» — вязким, сладким до истомы был второй.
«Помни, кто ты есть!» — звал первый.
«Пойми, что ты такое!» — манил второй.
Она вспомнила: Шуалейда! Я — Шуалейда Суардис…
И остановилась, не долетев до кучки камней, облепленных муравьями — вкусными, сочными человечками… друзьями…
Она поняла: темная! Я — темная колдунья, упившаяся болью и смертью, чуть не погубившая людей — потому что человеческая боль так же пьянит, как зуржья…
Она замерла, отступила прочь, проглотила готовые обрушиться разряды молний. Преодолевая боль непролитых слез — застывших над обрывом водопадов — развернулась. Рванулась стрелой обратно, прочь из ущелья, пока помнит…
С оглушительным звоном тетива лопнула, распуская свитки ветров и освобождая небесные озера. Для Шуалейды наступила тьма. Без звуков, без образов, без памяти — блаженная тьма забытья.
Во дворе крепости упала тряпичной куклой бледная до синевы девочка.
Над ущельем взвыл последний раз ураган, взметнулся мутной волной, поднял на гребне сломанные кусты и тела — и отступил, считанные сажени не докатившись до стен крепости. Повисла тишина. Разом стих безумный ветер, опали клубы туч. Сквозь прорехи тающих облаков проглянуло солнце.
Люди опускали оружие, вертели головами, не в силах поверить, что живы, что смерть слизнула жадным языком лишь врагов — несчитанную орду врагов! — и пощадила жалкие восемь дюжин защитников крепости.