Гилгул

— Мой господин, — задыхаясь, пробормотал он. — Мы схватили Аннона.

— Он жив? — быстро спросил Дэефет.

— Как ты и велел, — улыбнулся Избранный, обнажив в улыбке рот, полный гниющих зубов. — Царь Аммонитянский ранен, но жив.

— Хорошо, — Дэефет быстро зашагал вперед. — Где он?

— В Храме. Избранные стерегут его.

— Вы уверены, что это Царь?

— В лицо Аннона знал только Урия, — напомнил Избранный. — Но Урия погиб. Дэефет остановился и резко повернулся к солдату:

— Тогда откуда вам известно, что тот, кого вы схватили, — Царь Аммонитянский?

— На нем латы царя. И когда он вошел в притвор, вокруг него стояли телохранители.

— Хорошо, иди добывай свое богатство. Избранный снова улыбнулся и торопливо нырнул в один из боковых проулков. Дэефет же ускорил шаг. Ему не терпелось увидеть поверженного врага. Белые, покрытые мазками копоти стены приближались с каждой секундой. Процессия миновала вырубленные сады, горящее военнохранилище. До Храма оставалось не более сотни шагов, когда со стороны дворца подбежала группа пехотинцев. Они тащили за собой пленника, одетого в милоть и плащ аммонитянской знати.

— Мой господин… — сказал один из легионеров, но Дэефет остановил его взмахом руки, проронив: „Убей его“.

— Мой господин, — закричал в ужасе пленник. — Это я послал к тебе вестника, когда Аннон унизил твоих левитов! Дэефет обернулся.

— Подведите его. Исава едва не волоком подтащили к Царю Иегудейскому, бросили на колени.

— Значит, это ты прислал Доика? — спросил пленника Дэефет.

— Я, мой господин. Но он не вернулся… Исав был бледен. Лицо его покрывал обильный пот.

— Я приказал казнить его, — улыбнулся страшно Дэефет. — Трусливый наемник знал за что.

— Я… — торопливо забормотал Исав. — Я с самого начала верил в тебя и в твоего Господа. Я был предан. Я даже молился тайно Га-Шему. Ваал — Бог язычников, — по щекам царедворца покатились слезы, оставляя на черных от копоти щеках светло-серые полоски. — Он… Он…

— Что он? — прищурился Дэефет.

— Он… — Внезапно лицо Первого царедворца осветилось радостью. — Ваал требовал человеческих жертв! Верно говорю тебе! Аннон приказал убить в Храме пятнадцать тысяч горожан! Стариков!

— Ты готов сказать это всем? — спросил Дэефет.

— Я готов сказать всей Палестине. Всему Царству Иегудейскому. Во славу истинного Господа, твоего Господина! Га-Шема!

— Ты сохранил себе жизнь, — кивнул Дэефет. — А теперь скажи, ты сможешь узнать своего Царя?

— Тебя, мой господин? Дэефет поморщился:

— Себя я узнаю сам. Царя Аммонитянского.

— Он мне не царь. Дэефет наклонился и толкнул царедворца ногой в грудь. Тот опрокинулся на спину, взвизгнув от ужаса. Через мгновение широкий клинок коснулся его груди.

— Отвечай, если не хочешь умереть.

— Я могу узнать его. Могу…

— Ты пойдешь со мной. Дэефет развернулся и зашагал к Храму. За его спиной двое пехотинцев вздернули царедворца за локти и потащили следом за процессией. Человек в латах стоял на коленях в центре Храма, между двумя столбами, украшенными изображениями Ваала и Астарты. Справа и слева от него застыли двое мечников из когорты Избранных.

— Что, Царь Аммонитянский, — спросил Дэефет, приближаясь, — помог тебе твой Бог?

— А тебе поможет твой? — спросил тот разбитым ртом и улыбнулся, обнажив залитые кровью зубы.

— Мои воины в Раббате.

— И мои в Раббате, — человек усмехнулся издевательски.

— Сейчас ты умрешь.

— Так ведь и ты умрешь когда-нибудь, Царь Иегудейский.

— И после твоей смерти все закончится.

— Мне легче, чем тебе, — ответил человек в латах. — Для меня после смерти все закончится, для тебя — только начнется. Дэефет подошел совсем близко, подцепил острием меча медный шлем и сбросил его с головы пленника.

— Эй ты, — сказал он, не оборачиваясь. — Посмотри. Ты узнаешь своего Царя? Исава вытолкнули вперед. Царедворец несколько секунд смотрел на коленопреклоненного человека, затем быстро и мелко затряс головой:

— Это не он. Это не Аннон. Это тысяченачальник его когорты. Тысяченачальник засмеялся хрипло. Изо рта его полетели кровавые брызги. Несколько капель упало на лицо Дэефета. Тот отвернулся, скомандовал коротко:

— Убейте его, — и быстро вышел из Храма, бросив на ходу: — И принесите мне царский венец.

* * *

Это был его последний бой в этой жизни. Самое обидное — Аннон знал, что пророчество Ангела сбылось. Он сам привел врага в город. Иегудейский патруль заметил его, и когорта Избранных проникла в Раббат тем же путем, которым шел он сам. Легионеры-убийцы легко перерезали стрелков на стене, — в ближнем бою самый лучший стрелок не устоит против мечника, — и расчистили дорогу остальным. Они шли от дома к дому, вырезая встречающиеся на улицах милицейские патрули. Прежде, чем была поднята тревога, иегудеи заняли половину Раббата. Аннон даже не успел переодеться. Так и остался в кожаных доспехах. И когда в притвор ворвались Избранные, у него не оказалось при себе меча. Первого воина он свалил ударом семиглавого светильника. Масло выплеснулось на лицо Избранного и вспыхнуло. Тот заорал от боли, попытался погасить пламя руками, но и пальцы его вспыхнули тоже. Аннон смотрел на него, и в это время второй иегудей пронзил его мечом насквозь. Простой солдат не интересовал легионеров-убийц. Они искали Царя Аммонитянского. Когда же в притвор, окруженный двенадцатью самыми сильными воинами царской когорты, ворвался тысяченачальник, облаченный в медные латы Аннона, Избранные накинулись на него, словно пустынные псы на умирающую добычу. Теперь у дверей притвора лежали тела аммонитянских воинов царской когорты, а кедровый пол был залит их кровью. Тысяченачальника увели, и Аннон остался один. Он умирал и, умирая, видел кровавые отблески пожарища на потолке притвора. Ужас повис над Раббатом. За стенами дворца, пожирая кровли домов, трещало пламя. „Войско Га-Шема! Вовеки!“ — неслось с улиц. Хрипели воины, сходясь в мечном бою, звенело железо, стонали раненые, кричали насилуемые женщины и дети. Горожане не успели добраться до военнохранилища и теперь дрались тем, что подворачивалось под руку. Убив воина, забирали меч или копье. В притвор вошел десяток солдат во главе с командиром манипулы. Не обращая внимания на раненого, они двинулись к золотому трону и принялись обвязывать его пеньковыми веревками. Командир манипулы стоял в стороне, давая указания. Аннон смотрел на них, время от времени выталкивая языком скапливающуюся во рту кровь. Солдаты опутали трон, словно пленного, веревками, уцепились за них, поднатужились. Трон наклонился и со страшным грохотом опрокинулся на настил. По кедровой доске пробежала длинная трещина.

— Тащите его вниз, — скомандовал командир манипулы. Аннон улыбнулся. Они начали грабить, даже не успев расправиться с горожанами. Командир манипулы заметил его улыбку. Подошел ближе, остановился, широко и уверенно расставив ноги. Он видел обычного солдата, скрючившегося от боли, зажимавшего окровавленными руками рассеченный живот, не давая вывалиться внутренностям. Иегудей несколько секунд смотрел на раненого, затем вытащил из ножен меч и со словами: „Славь милосердие Царя Иегудейского и Га-Шема, воин“ ударил Аннона в сердце. Тот захрипел, вытянулся, задышал часто и мелко. Агония. Вытерев клинок о кожаные латы умирающего, иегудей вложил меч в ножны и пошел к дверям притвора, покрикивая на красных от натуги воинов, несущих перевернутый трон. Вместе с раскаленной занозой, засевшей в сердце Аннона, пришло успокоение. Его город пал, так и не поклонившись Дэфетовскому страшному Богу. Богу, ненавидящему Веру. Богу, ненавидящему людей. Богу, приказывающему своим детям убивать иноверцев. Богу ужаса и зла. Га-Шему. Боль мгновенно сожгла его тело. И Аннон понял, что доживает последние секунды в этом мире, в этом времени, на этой земле. И он увидел Ангела. И улыбнулся. И умер.

* * *

Дэефет стоял над распростертым телом. Вкруг убитого собрались солдаты и левиты. По правую руку от Царя Иегудейского застыли Авесса и Исав.

— Это Аннон, — прошептал царедворец. — Мой господин, это тот, кого ты ищешь.

— Кто это сделал? — Ответом ему было молчание, исполненное ужаса. — Найдите того, кто это сделал, и убейте, — приказал негромко Дэефет и тотчас услышал дробный топот сандалий за спиной. На несколько секунд в притворе повисла напряженная пауза. — Почему он в латах простого воина? — спросил вдруг Царь Иегудейский и оглянулся. — Как Избранные проникли в город? Отвечайте! В ярости Дэефет был страшен.

— Они заметили человека, пробиравшегося под покровом темноты в горы, мой господин, — угодливо сообщил кто-то. — Сперва решили, что один из твоих воинов решил разведать подступы к Раббату. Избранные пошли за ним. Он поднялся в горы, туда, где начинается акведук, и вместе с весенней водой спустился в Раббат. Твои Избранные, мой господин, поступили так же.

— Пустоголовые, — рявкнул Дэефет. — Верно говорят: если Господь хочет наказать человека, то лишает его разума! — Он обернулся. В глазах его горел страшный огонь. — Авесса! Передай Иоаву, чтобы убил всех!