Гимгилимыада – 1: Добро пожаловать на Яппу

– Не можем, – вздохнул командор Кэкущ. – С тех пор, как закончилась последняя война и враги, министры слишком подобрели и запретили казни.

– Он не сделал ничего такого, за что стоит держать полкруга в тюрьме, – возразил Верум. – И уж тем более, отрезать голову. Улит, в конце концов, тоже виноват.

– Закон обязывает сажать в тюрьму всякого муслина, посмевшего оскорбить гостя, а тем более землянина, – объяснил горовождь. – Мы с радостью исполняем этот закон.

– А кто виноват, не важно, – добавил Кэкущ. – Главное, исполнение закона.

Верум не стал вникать в особенности муслинского правосудия. В конце концов, решил он, пусть этот Уддок лучше посидит в гимгилимской тюрьме, чем имеет возможность пожаловаться кому-нибудь в Язде. Поостынет немного. А позже можно навестить востоковца, пообщаться с ним наедине, а там и договориться о досрочном освобождении.

Машина мэра остановилась возле яблочно-зелёного трёхэтажного каменного дома, настоящего замка, с несколькими башнями и дополнительными пристройками. Позади остановился фургон с военными. Палисадник, окружённый сочно-зелёным забором, был огромен и заканчивался едва ли не впритык с соседними домами. При своих размерах палисадник был не обработан, порос травой и выглядел никому не нужным.

– Жаль, что важный Улит не сможет принять участие, – сказал трёхподбородочный Трощ. – Обед рассчитан на троих, но мы справимся и вдвоем.

"С обедом на троих ты и один легко справишься", – подумал Верум.

– На троих? – спросил он. – А вы, командор, не собираетесь обедать с нами?

– Я возвращаюсь в казармы, – ответил Кэкущ. – Нужно многое успеть: занятия по боевым единоборствам, стрельба, физическая подготовка – всё это нужно контролировать.

И командор, забрав военных, укатил в полосатом автомобиле.

Горовождь проводил гостя в просторную гостиную. Два предмета на каминной полке сразу привлекали внимание: обсидиановый булыжник с огненно-красными прожилками размером с футбольный мяч и стеклянная банка литра на три, наполненная прозрачно-лавандовой жидкостью, в которой плавали жирные, толщиной с большой палец, бледно-сапфировые личинки.

– Что это? – поинтересовался Верум.

– Огнекамень и банка славы Троща Орта, – гордо ответил горовождь.

– Огнекамень? Вы им топите печи?

– Домашние печи им топить нельзя, он слишком жарко горит. Из огнекамня делают топливо для машин, масло для ламп.

– Масло? Топливо? Из камня? Как из камня можно делать масло?

– Не знаю, важный Верум, я никогда не делал масло из камня. Но если вас это интересует, непременно узнаю.

– Не стоит. Просто я предположил, что вы как-то используете огнекамень при растопке камина.

– Нет, этот огнекамень – память об открытии гимгилимской огнекаменной шахты Правда, сейчас она истощилась и закрыта.

– А что за банка славы Троща Орта? – кивнул Верум на сосуд.

– Сладкочерви, сладчайшие! – с гордостью произнёс мэр. – Но их нельзя есть, это память. Каждого сладкочервя я получил, одержав победу в поедании чернофруктов на состязаниях Фермерской ярмарки.

– Вижу, аппетит у вас отменный, – заметил Верум, прикинув на глаз количество сапфировых сладкочервей.

– Конечно, – довольно согласился Трощ. – Я побеждал почти всегда, с первого своего участия в конкурсе поедания, а последние семь лет, как стал горовождём, выигрываю постоянно.

"Вот оно, брюхо профессионального пожирателя", – подумал Верум. Словно в подтверждение его мыслей Трощ сказал:

– Важный землянин, пора бы и за стол!

Они прошли в столовую и сели за стол, накрытый белой скатертью. Трощ неожиданно взревел и тут же умолк. Верум вздрогнул и с опаской посмотрел на него. В дверях возник старый муслин с коричневым пятном на лысине и бульдожьими щеками, проросшими чешуёй. Он медленно, с явным усилием толкал перед собой сервировочную тележку.

– Шлавных ношей, фажные жемляне, – прошамкал старикан.

– Лешач, ты не видишь, что важный землянин один? – спросил его горовождь.

Старый муслин раскрыл рот, сощурил один глаз и сфокусировался на Веруме.

– А-а, шешерь фижу, – ответил он. – А ше же ещё ошин?

– Не пришел, – сказал Трощ. – И подавай-ка на стол.

Лешач, кряхтя и сопя, подкатил тележку к столу и вцепился в ручки огромной супницы, едва приподнимая её. Казалось, тяжёлая супница перевешивала старика.

– Давайте помогу! – не выдержал Верум.

Старик замер, едва удерживая полную супницу в трясущихся руках, и печально посмотрел на Верума блеклыми от количества увиденного за длинную жизнь глазами.

– Он справится, это его работа, – вмешался Трощ. – Лешач, шевелись. Если что-то уронишь, тебе придется мыть пол. А если запачкаешь важного землянина…

– Шейшаш, – перебил Лешач, ставя супницу на самый краешек стола. При этом он чуть не промахнулся и не опрокинул посудину с горячим Веруму на ноги.

Вслед за супницей он переставил с тележки на стол салаты, фиолетовое дымящееся жареное мясо и фиолетовую дымящуюся жареную рыбу и кувшины с напитками. Руки Лешача дрожали так, что грибное вино в доме горовождя подавалось обязательно с пеной, а сливки идеально взбитыми. Его подбородок и нос постоянно опускались и поднимались, словно любопытный старикан внимательно разглядывал каждое блюдо.

– Вы уверены, что обед рассчитан на троих? Здесь на семерых с лихвой хватит.

Горовождь одарил Верума добродушным оскалом.

– Придется нам постараться, – сказал он.

– Неужели Лешач работает у вас поваром? – с недоверием спросил Верум, когда старик ушёл.

– Поваром? Вы так замечательно шутите! Поваром работает моя жена, а Лешач помогает ей.

– Для чего ей столь дряхлый помощник?

– Что поделаешь, – развел ручищами горовождь. – Лешач раньше воевал, как все муслины, но воевал плохо, и его отправили в канцелярию гимгилимской лечивалы исписывать бумаги, но бумаги он тоже исписывал плохо. Потому у него нет пенсии и нет дома. Старый дом развалился, а новый он не заслужил. Вот и пожалел я старика, приютил. Троюродный дядюшка все-таки, родной хвост.

– Ясно, помогаете родственнику.

– Конечно, – ответил Трощ. – Ближним надо помогать, пристраивать их, а родственников у меня много.

Горовождь налил гостю и себе по полной кружке чего-то густого и коричневого.

– Домашнее ешьчи, – гордо пояснил горовождь. – Моя Мсефефа готовит лучшее ешьчи в Гимгилимах, ни в одной питейной такого нет.

– Пахнет грибами, – принюхался Верум.

– Да, вино грибное, – кивнул горовождь. – Давайте выпьем за то, что вы оказали нам честь своим визитом.