Гинекологическая проза
Шрифт:
Усилием воли Маша проснулась. Сон кончился, но боль в животе осталась. Строго говоря, это была не совсем боль и не совсем в животе, ныла поясница, тянуло бок, ребенок тяжело ворочался, как медведь в берлоге, а на душе был липкий страх.
Маша заставила себя успокоиться, встала, выпила воды и съела пару таблеток ношпы. Подошла к окну, откинула штору. Ночь была ясной и свежей. Маша постояла, глядя на звезды и уговаривая себя, что ей все приснилось, ничего не болит и бояться нечего, потом снова вернулась в постель. Заснуть до утра ей так и не удалось.
Как только утром послышались шаги и голоса, Маша
Тут Машу осенило. У ее первого мужа, Колькиного отца, была машина, а также новая жена с ребенком и, по слухам, тоже дача где-то под Москвой. Отношения с первым мужем были не то, чтобы уж очень теплые, но достаточно ровные, и Маша решила попросить его взять Кольку недели на две, приехать за ним сюда на машине и на обратном пути подбросить ее в Москву.
План был не бесспорен, но сработал. Мама сходила позвонить на почту, и к вечеру под окнами стояли видавшие виды «Жигули», куда грузили раскисшую Машу, взволнованную маму и Кольку, который был страшно рад поехать к папе купаться на озеро.
Оказавшись наконец в своей квартире, Маша почувствовала себя лучше. Успокаивало то, что до больницы – полчаса на такси и телефон под рукой, и вообще дом есть дом. Стол с детским барахлом мирно светился стерильной белизной в углу, вселяя надежду. Маша позвонила мужу, но потом даже пожалела об этом, потому что Сашка разволновался не на шутку, а самой Маше уже казалось, что страхи были напрасны.
Поклявшись на прощание, что завтра после возвращения от врача она немедленно перезвонит (на работу! – не шутка), Маша повесила трубку.
На следующий день с утра пораньше помчались на такси к врачу. Татьяна Ивановна, слегка удивленная Машиным внезапным появлением, внимательно выслушала и осмотрела ее, но никаких отклонений не обнаружила. Поскольку Маша продолжала настаивать на том, что с нею что-то не в порядке, Татьяна Ивановна, подумав, отправила ее на мониторинговое обследование, велев после зайти опять.
Это самое обследование оказалось страшно долгим и скучным мероприятием. Живот обмотали разноцветными проводками, приложив там и сям круглые датчики, данные с которых поступали на самописец. Тонкое перышко с легким скрипом выводило извилистые линии на бумажной ленте, понять ничего было нельзя, двигаться запретили, читать тоже.
Так прошло два часа, после чего Маше вручили исписанную ленту и сказали, что все в порядке.
Она вернулась к Татьяне Ивановне. Та уже закончила прием, отпустила сестричку и сидела в кабинете одна. Маша вручила ей ленту. Доктор развернула ее, рассмотрела и подтвердила, что с ребенком все в порядке, он бодр и активен ровно настолько, насколько надо, и волноваться не о чем.
Но Маша как-то не могла успокоиться. Спина еще побаливала, похожих ощущений во время первой беременности Маша не помнила, чувствовала себя слабой и незащищенной, и это было непривычно.
Было страшно и при этом неясно, надо ли бояться, а если надо, то чего, и неопределенность происходящего пугала еще больше.Когда она лежала на мониторинге, на соседних койках подвергались той же процедуре еще две женщины, обе в больничной одежде, и Маша узнала, что они лежат здесь в отделении патологии беременности, где держат до самых родов. Маше подумалось, что и ей лучше всего было бы лечь сейчас в это отделение и там долежать спокойно оставшееся время. Так она Татьяне Ивановне и сказала.
Та задумалась. Потом взяла листочек бумажки, и стала на нем считать.
– У тебя сейчас какой срок? Восемь месяцев, тридцать шесть недель. Рожать тебе, безусловно, рановато, еще хотя бы недельки две надо походить, хотя ребенок крупный и активный. Видишь ли, Машенька, я бы тебя положила, мне не жалко, и тебе было бы спокойней, и мне, но Центр наш через две недели закрывается, поэтому каждый случай на госпитализацию чуть не через микроскоп рассматривают, а у тебя явных показаний нет.
– Как через две недели закрывается? – испугалась Маша. – Вы же говорили, первого августа.
– Первого августа совсем закрывается, а с пятнадцатого июля прекращается прием новых больных, и рожениц в том числе.
Маша только ахнула.
– Татьяна Ивановна, а как же я? Мне ведь как раз после пятнадцатого рожать. Что ж со мной будет? Я не хочу, я не могу в районную больницу, я к вам сюда из-за границы рожать приехала, возьмите меня. Положите сейчас ну хоть как-нибудь, тогда уж не выгонят, Татьяна Ивановна, миленькая, не бросайте меня, я вам буду так благодарна…
То ли магическая фраза про благодарность возымела действие, то ли Маша просила уж очень жалобно, Татьяна Ивановна посмотрела пристально Маше в глаза и сказала следующее:
– Слушай внимательно. Положить в патологию прямо сейчас я тебя никак не могу, но если ты придешь в родильное отделение в мое дежурство и будешь говорить, что рожаешь, я возьму тебя в родилку, подержу там сутки, а оттуда переведу в патологию. Я дежурю сегодня, а потом – через три дня, пятого. Поняла? Но я тебе ничего этого не говорила.
Маша согласно кивнула, попрощалась, вышла из кабинета. Мама, сидевшая все это время на скамеечке около двери, кинулась было к ней с расспросами, но Маша жестом показала ей: «Погоди». Молча они прошли по длинному коридору, вышли на лестницу, и тут, оглядевшись, Маша вкратце пересказала маме разговор с врачом.
– Она согласна меня положить, но только через родилку. Я думаю, надо обязательно соглашаться, а то они тут еще закроются, вообще на улице останусь. Лучше я лишнюю неделю в больнице полежу, всем спокойней будет.
Мама, подумав, согласилась, что это, наверное, и в самом деле наилучший вариант, но сегодня этого делать не стоит, а вот через три дня – в самый раз.
Они тем временем спустились по лестнице и шли к выходу через длинный холл. Одна стена была застекленной, а вдоль другой тянулись ряды раздевалки, которая по летнему времени не работала. Но свято место пусто не бывает, теперь там расположились лоточники-коробейники со своим разнообразным товаром. Тут можно было купить и книжки, и косметику, и какую-то одежду, но больше всего было детских товаров – специфика обязывала.