Гиперборей

— Вон с того места уже видно Новгород, верно?

— А что это за гора? — спросил Асмунд с неудовольствием.

— Черная, — воскликнул Рудый. — Черная гора! Когда я в прошлый раз уди... гм... покидал Новгород, она выручила. Я поехал, как всегда, налево, а дурни погнали коней направо — ведь за правое дело стоит Черная гора, заслоняет город, а то бы мы все уже видели золотые купола двух христианских храмов, минарет бахметского бога и крышу святилища кельтского бога Тарана... А вон поднимается дым над требищем славянских богов! Считай, мы уже в Новгороде!

Асмунд хмыкнул, сказал раздраженно:

— Ежели так мешает, что даже дороги протопали в обход, то взяли бы да срыли!

Рудый покосился на пещерника, как никогда усталого, погруженного в тяжелые думы, так не похожего на остальных, что веселели на глазах:

— Здесь на тыщу лет работы! Вот ежели бы святой пещерник пошевелил пальцами... аль пошептал... или бровью повел с неудовольствием.

Все с удивлением и беспокойством посматривали на Олега. Тот ехал невеселый, часто вздрагивал. Лицо его осунулось, глаза ввалились и угрюмо поблескивали из-под нависших бровей. Гульча держалась рядом с вовсе несчастным видом, не поднимая глаз от земли.

Усталые кони затрусили чаще. Понурые морды изредка поднимались, дорога огибала Черную гору. Новгород уже начал выдвигаться краем: огромный, яркий, сверкающий, многолюдный...

Они ехали вдоль обрывистой скалы с ровным срезом. Темный камень блестел — ни дождь, ни снег, ни ветер не исклевали странное черное зеркало. Над головами зловеще каркнул ворон, пронесся, шумно хлопая крыльями. Рудый вздрогнул, начал громко рассказывать про алмазную гору, куда раз в тысячу лет прилетает ворон чистить клюв о ее грани, дабы стереть ее к концу вечности.

Внезапно загремело. Пышный куст, что рос почти на уровне голов, скатился под ноги Рюрика. Из темной норы выскочили люди с саблями и боевыми топорами в руках. Рудый едва успел выдернуть нож — к нему на седло сверху прыгнул крупный воин, конь шатнулся под тяжестью. Рудый едва успел перехватить руку незнакомца, острие кинжала остановилось, коснувшись груди. Чужак точно так же сжал кисть Рудого. Несколько мгновений они люто смотрели друг другу в глаза, побагровели. Рудый вдруг качнулся вправо, тут же резко толкнул влево. Воин не удержался, слетел на землю под копыта коня, кинжал с треском распорол коню бок. Конь, обезумев от боли, заржал, рванулся, топча копытами нападающих.

Мечи сшибались со звоном, сыпались искры. Ржали кони, хрипло ругался Асмунд, огромная секира со свистом рассекала воздух, разбрызгивая кровь. Рюрик, сцепив зубы, дрался против троих — за спиной оцепеневшая Умила прижимала к груди Игоря, смотрела вперед, где отчаянно рубился пещерник: в его руках был огромный меч, а рубил пещерник врага быстро и нещадно.

— Слава! — вдруг вскрикнул Рюрик страшным голосом. — Последний бой, други! Мы в Новгороде!.. Не таких чудищ побивали!

— Одолеем, — отозвался Рудый издали, он дрался пешим, его раненый конь убежал, волоча свисающие кишки. — Скучно не подраться перед самым Новгородом! Верно, Асмунд?

— Верно, — гаркнул Асмунд. — А то, грят, в Новгороде не подерешься, там усе мирные!

Он двумя страшными ударами поверг на землю двоих дюжих воинов, заорал во весь голос:

— От сердца отлегло! Боялся нечисти, мол, в последний момент все перепортит, а тут лишь дурачье!

Краем глаза Олег поймал смутное движение на другом уступе. Он резко повернулся, вскинул меч... Странная немощь сковала тело, он ощутил себя мухой в липком соке. С усилием повернул голову, отыскивая друзей, застыл, не в силах шелохнуть и пальцем.

Рудый замер, его сабля была до половины всажена в живот врага. Рюрик стоял, повернувшись к Умиле, закрывая ее и ребенка червоным щитом. Асмунд опустился на колено, отбивая удар. Гульча вытаращенными глазами смотрела вверх. Темные фигуры врагов тоже застыли, словно вмороженные в лед. Даже кони замерли, как статуи.

Сверху донесся сильный голос:

— Добро пожаловать, Вещий Олег! И твои спутники тоже.

Из второй широкой норы медленно вылезли и опускались по косогору вниз двое. Один оказался велетом — на голову выше пещерника и вдвое шире в плечах, к тому же весь закованный в булатные доспехи. Шея была, как у быка, руки, словно бревна, а ладони шире корабельных весел триремы. Он недобро скалил зубы — крупные, как у коня, но острые, с выпирающими клыками. За ним спрыгнул на дорогу шустрый живой человек в темном плаще с капюшоном, надвинутым на глаза.

Оказавшись перед путниками, он откинул капюшон. Олег узнал Морша, брата Гульчи. Он сильно похудел, прихрамывал, но черные, как терн, глаза блестели живо, в них сверкали быстрые искры.

— Добро пожаловать, — повторил Морш. — Как видишь, Вещий... я жив. Глупых журавлевцев обмануть просто. Ты не ждал? Трудно предугадать события, не прибегая к волшбе?

Он сделал небрежное движение в воздухе, нарисовал знак, и сила, сковывающая губы Олега, исчезла.

— Я не предугадывал, — ответил Олег хрипло, едва двигая губами. — Ведуны предвещают... Но и тебя магия не спасла от тяжкой раны?

Морш небрежно отмахнулся:

— Велено было обратить обров в нашу веру. Магия превращает в рабов, ты прав. А нам нужны рабы, которые считают себя свободными. Поэтому во время поездки к этим варварам мне было запрещено пользоваться магией... Туран, возьми ребенка. Ночью принесем в жертву, он — ценность! Остальных — убей.

Велет оскалил зубы, вытащил из ножен меч, тот был в человеческий рост и вдвое шире меча Рюрика. Все еще усмехаясь, подошел к Рюрику, князь лежал с выпученными глазами. Меч начал подниматься. На застывших лицах Рюрика, Асмунда и Умилы проступило выражение безмерного отчаяния.

— Стой, — проговорил Олег, с трудом выталкивая слова из перехваченного горла. — Фагим с вами?

Туран задержал меч в воздухе, ожидающе взглянул на Морша. Маг неприятно усмехнулся:

— Надеешься убедить, что ведовство лучше магии?

— Он будет счастлив... узнать о моей смерти... но еще больше — увидеть ее... и тем более смерть остальных...

Морш критически оглядел его с головы до ног:

— О бегстве мечтаешь зря. Я предусмотрел все. Действительно все! Я не великий маг Фагим, я не бессмертный Туран, но я — новое поколение магов. И не дурак.

Туран с неудовольствием бросил меч в ножны, похожие на расщелину. Он шагнул к Олегу. Злость исказила его лицо. Глядя в глаза пещерника, он вдруг ударил его по лицу. Голова Олега дернулась, он потемнел от боли — словно саданули бревном. Туран с еще большей ненавистью ударил с другой руки. Голову Олега бросило в сторону, скулу ожгло: каменный кулак рассек кожу и мясо, побежала струйка крови. Туран захрипел, начал бить справа и слева, голову Олега мотало из стороны в сторону. Брызнула кровь из разбитых губ, скулы были рассечены до кости, кровь уже заливала лицо, капала с подбородка, текла по груди.