Гипно Некро Спам

– Мне абсолютно все равно, – Алина допила коньяк. Мужчина сразу же налил ей еще. Плеснул себе. Произнес, закручивая пробку:

– И теперь дочь москвичка навещает папу перевальчанина.

– Ну да, – сказала Алина.

– Как мило, – сказал мужчина.

– Ну да, – Алина помочила язык в бокале. Посмотрела сквозь него на свет.

– Вы будете белое вино к рыбе?

– Я ненавижу рыбу.

– Хорошо, – мужчина кивнул. Еще раз. – Хорошо. Рыба отменяется. Свинина?

Алина показала большой палец.

– Так вы, какими судьбами в этих краях?

– Встреча выпускников.

– И как?

– Шифон, помада из позапрошлого сезона, ликёр. Одна подружка весит две тонны. Две других вместе – шесть. Дискотека какая-то, кальян… Ужас.

Мужчина вышел из-за барной стойки и присел на свободный крутящийся стул рядом с Алиной. Протянул руку и взял свой бокал. Отхлебнул. Сказал:

– А я на встречи выпускников не хожу. Мы с одноклассниками на похоронах и поминках встречаемся.

– На чьих?

– Одноклассников.

– Какой ужас. Врете?

– Нет, – мужчина покачал головой, – приехал недавно в отпуск и попал на сорок дней лучшего друга.

– Ужас. Пусть тогда уже шифон и дискотека.

– Да че, ужас? – мужчина отхлебнул коньяка. – Хотя, да. Ужас. Четыре одноклассника умерли (пауза) и не одной одноклассницы.

– А Вам сколько лет? – спросила вдруг Алина.

– Нам? Мне тридцать четыре. А тебе?

– А мне двадцать семь, – сказала Алина.

– Нормально, – мужчина кивнул.

– Даже не буду спрашивать, что это значит.

Алина отхлебнула из бокала.

– Хороший коньяк.

– Я тоже так думаю, – мужчина кивнул, – а вы что, кальян не любите?

– Не люблю.

– А за что?

– За что не люблю?

– Да.

– Заочно.

– А ты кем в детстве хотела стать?

Алина посмотрела мужчине за спину. Потом в глаза:

– Я? Директором завода по производству колбасы. Я в детстве очень любила колбасу. Особенно конскую.

– Из коней? – уточнил мужчина.

– Видимо. А ты?

– Я? Никем.

Мужчина взял салфетку, карандаш и стал что-то писать на пупырчатой светло-зеленой поверхности.

– Никем не хотел. Я однажды увидел у одноклассника порнографический журнал. После этого единственным, кем я хотел быть, – это взрослым.

Он сложил салфетку пополам и поднял глаза на Алину:

– Русский поэт?

– Пушкин,– сказала Алина.

– Часть мебели?

– Стул.

– Светило?

– Солнце.

– Фрукт?

– Яблоко.

Мужчина подвинул сложенную вдвое бумажку Алине. Она развернула ее. На светло-зеленом бумажном квадратике было написано в столбик:

Пушкин

Стул

Солнце

Яблоко

– Какой вы странный бармен, – сказала Алина.

– Я не бармен.

– Ах, да. Вы – Павел.

– Коньяк?

– Да, – она проследила за тем, как Павел налил ей полбокала янтарной жидкости.

– Хотела стать директором фабрики по убийству лошадей, а стала? – спросил он.

– Я журналистка.

– Хо-хо! – сказал мужчина.

– Вот так же делает муж моей сестры.

– Хо-хо?

– Да.

– Как его зовут?

– Я называю его Логический Гитлер.

– Хо-хо! – сказал Павел.

– Вот точно так же делает.

– И что Гитлер?

– Логический.

– Логический, да.

– Он здоровенный, красивенный молодой мужик с офигенным одеколоном и с офигенным членом.

– Сама видела?

– Сестра рассказала.

– Это что, сестры о таком говорят?

– Мы – да.

– У тебя одноклассники все живы, Алина?

– Ага. Хотя нет. Один без вести пропал.

– Да?

– Да. Фрол. У него папа убил маму и долго сидел в тюрьме. А Фрол был самым хулиганом в микрорайоне и его все боялись. Однажды я его толкнула, и он сильно ударился головой о стойку турника. По звуку было ясно, что стукнулся сильно. Но он даже не пикнул. Я думала, что он меня убьет.

Мужчина положил локти на стойку:

– Ты смотришь на меня так, будто ждешь, что я сейчас признаюсь, что Фрол – это я.

Алина отхлебнула коньяка.

– Я не Фрол, – сказал он.

– Я знаю. Вы – Павел.

***

Наташа Витальевна Рябухина, дежурная медсестра Районной больницы №102, думала о себе как о Эмилии. Эмилия восьми лет от роду в ее мысленном ТВ брала вечером коробок спичек на кухне и покидала свою квартиру. Родители ее смотрели программу «Международную Панораму» в зале с выключенным светом.

Папа говорил маме:

– После Казахстана Ваню ненавидят все. По-моему, сам Ваня после Казахстана ненавидит себя.

Эмилия тихо выскальзывала из квартиры. Быстро, перебирая ногами и стуча подошвами красных сандалий по ступеням, сбегала с четвертого этажа прямо во двор.

Она шла в тени дома в сторону школьного стадиона. Она проходила мимо окрашенных синей краской турников и брусьев и оказывалась на футбольном поле. Был июнь. Все тополя в Донецке уже неделю рожали пух, извергали свое летящее семя из сотен своих вытянутых крон. Пух, разнося аллергию, летел над районами города в сторону далеких терриконов из обезугленной шахтной породы. Он собирался вдоль тротуаров и в углах возле крыльца.

– Интересно! – подумала Наташа, переключив канал в мысленном ТВ с Эмилии на себя. – А как будет слово «крыльцо» во множественном числе? «Что?» – «Крыльца». «Кого?» – «Крылец». «Крыльцов»?

Наташа, оставив себя раздумывать над этим вопросом, переключилась на «Эмилия ТВ». Эмилия выходила на футбольное поле стaдиона при СШ №20. Тополиный пух усевал собой все пространство. Всё от ворот до ворот поле было покрыто сантиметровым слоем тополиной ваты. Эмилия подходила к самому краешку этого пухового одеяла. Она доставала спичку.