ГИПНОЗ. Скрытые глубины. История открытия и применения

Все, знавшие про этот случай, прониклись уверенностью в том, что некие духи жаждут пообщаться с нашим миром и таким необычным образом сигнализируют о своем желании. Друзья Фоксов в Рочестере разработали систему «спиритической телеграфии»: кто-то произносит буквы по алфавиту, дух стучит по столу, когда слышится нужная буква, — так составляются слова. Самое первое расшифрованное послание произвело впечатление на несколько последующих поколений спиритистов: «Все мы — ваши друзья и родственники». Оказывается, можно общаться с дорогими сердцу умершими! Фоксы начали разъезжать с этим шоу по городам и весям, и вскоре обрели многочисленных имитаторов по обе стороны Атлантики. К 1870 году в одной только Америке насчитывалось одиннадцать миллионов спиритистов-самоучек.

Через некоторое время стало понятно, что существуют люди («медиумы»), способные заставить духов проявить себя и пообщаться с живущими. Некоторые энтузиасты пытались применять месмеризм для выявления медиумов, поскольку полагали, что он способствует раскрытию необходимых для этого дремлющих способностей человека. Однако волна увлечения спиритизмом погребла под собой месмеризм, и к середине 1850-х годов им в Соединенных Штатах уже практически никто не занимался. И дело не в том, что одним своим появлением спиритизм подписал смертный приговор месмеризму, просто он занял его место, так сказать, вытеснил месмеризм из сердец и умов обывателей. Одновременно с этим развитие науки, как в Штатах, так и за границей, вбивало последние гвозди в гроб месмеризма. Так, Ли Рой Сандерлэнд в Штатах и Джеймс Брейд в Великобритании пришли к сходным негативным выводам о магнетизме, обнаружив, что месмерические пассы и любые приспособления для передачи магнетического флюида имеют гораздо меньшее значение, чем внушаемость субъекта и воля оператора. Благодаря «Новой Мысли», оживлению в среде классических христианских церквей и открытию психологических отделений в университетах, присвоивших себе исключительное право на исследование сознания и разума, месмеризм окончательно отошел на задний план. Лишь очень немногие, например, Вильям Джеймс, открыто признавали важность месмеризма как предшественника современной психологии, большинство же новых исследователей слишком беспокоились о собственной репутации и не считали нужным уделить ему хоть капельку своего драгоценного внимания.

Наконец, последним фактором в забвении месмеризма стало открытие анестезирующих свойств эфира в 1846 году. Дж. В. К. Смит в статье, написанной для «Бостонского журнала медицины и хирургии» в 1847 году, празднует изгнание месмеризма и подробно и живо описывает, как в Соединенных Штатах проводилось месмерическое лечение во времена расцвета месмеризма:

До открытия новых свойств эфира страна кишела странствующими месмеристами, которые выступали в каждом городе и каждой деревушке Новой Англии и пытались уверить нас в своем всемогуществе. В результате любой джентльмен, дерзнувший усомниться в честности этих бродяг, становился крайне непопулярным среди вульгарной черни. Предметом величайшей гордости магнетизеров было то, что они посредством странных манипуляций или активного умственного вмешательства могли создавать ситуации, когда тело не чувствует боли. Полчища глупых девиц позволяли при большом скоплении народа колоть себя иголками, крушить пальцы ног, вырывать зубы и прикидывались при этом находящимися в бессознательном состоянии. Однако, в конце концов, хвастуны и шарлатаны исчезли. Чем, интересно, объясняют сей факт все эти говорливые мужчины и женщины, которые столь пламенно пропагандировали чудеса месмеризма всего лишь год назад? Правда, в нашем городе (Бостоне) еще можно найти кое-какие пережитки прошлого на вывесках и объявлениях вроде: «здесь проводится месмерическое обследование», «все виды заболеваний изучаются опытным ясновидящим» и тому подобное. Они заставляют усомниться в разумности нашего времени, позорят наш город, являются унизительным свидетельством невежества, которое принимается за мудрость.

Так заканчивается история месмеризма в Соединенных Штатах. После короткого периода расцвета (начало 1830-х — поездки Пойена по стране — ранние 1850-е) он предается практически полному забвению.

«МЕСМЕРОМАНИЯ» В ВЕЛИКОБРИТАНИИ

Обстоятельства жизни Франца Антона Месмера в 1790-х годах окутаны мглой неизвестности, и неудивительно, что лишь спустя годы начали просачиваться самые невероятные слухи об этом. Так, утверждают, что будто бы он провел какое-то время в Англии, но я уверен, что это чепуха — нет совершенно никаких подтверждающих свидетельств. Первым месмеристом, о котором достоверно известно, что он практиковал в Англии, был Джон Белл. Он освоил это искусство в Париже и выступал с лекциями в середине 1780-х в Лондоне и провинции. Затем в 1787 или 1788 году один из учеников д’Эслона по имени доктор Дж. Б. де Менодук прибыл из Франции и начал давать уроки за невероятно высокую цену: двадцать пять гиней за курс из пятнадцати лекций. Ранее де Менодук жил в Ирландии и изучал медицину в Лондоне.

Так или иначе, благодаря лекциям или переводам французских памфлетов, месмеризм стал известен в Великобритании еще до начала девятнадцатого столетия, однако не возбудил большого интереса. Все упоминания о месмеризме в то время встречались насмешками и похвалой здравомыслию англичан, не ставших в отличие от их континентальных соседей легкой добычей такого глупого увлечения. Памфлет «Простое и рациональное изложение сущности и действия животного магнетизма в письмах» Джона Пирсона в 1790 году дает представление о том тоне, в каком чаще всего обсуждалась эта тема. Автор выдумал политика, который использует месмеризм, чтобы усыпить оппонента «красноречием пальцев» и ввергнуть его в месмерический криз. Если же обе партии смогут воспользоваться подобными приемами, то парламент «будет представлять собой весьма живописную картину из храпящих или извивающихся в конвульсиях заседателей». Опровержение перкинизма (рассмотрен в предыдущей главе) доктором Хэйгартом также подмочило репутацию идей Месмера. Но вряд ли у кого из англичан возникало желание поддерживать свою страну осушением идейных источников Франции времен революции. К тому времени практика месмеризма окончательно вымерла, если не считать очень редких и изолированных всплесков интереса, но по-настоящему возродилась где-то около 1835 года. Это произошло во многом благодаря работе Дж. К. Колхоуна, который перевел на английский благосклонный отчет Парижской комиссии и написал свои собственные книги, основываясь на информации, почерпнутой в Германии. Эти книги посеяли семена будущего интереса и были первыми в потоке брошюр и книг конца 1830-х и 1840-х годов. Наиболее известной и широко распространенной из них стала книга преподобного Чоунси Хеа Тауншенда (1798–1868) «Достоверное в месмеризме». И хотя Тауншенд был другом Чарльза Диккенса и других влиятельных представителей общества, скорей всего именно благодаря своей ясности книга снискала себе большую популярность, как в стране, так и за границей. Конечно, влиятельность преподобного Чоунси способствовала этому, так же как и неугасаемый интерес к предмету; месмеризм снова оказался на устах ученой публики Великобритании на протяжении большей части последующих двух десятилетий. Взгляните только на некоторых светил викторианской эпохи (я беру только те имена, которые еще не забыты сегодня), которые либо увлекались, либо экспериментировали с месмеризмом, либо, по крайней мере, удостоили его комментариями: Чарльз Диккенс, Гарриет Мартино, Уилки Коллинз, Джордж Элиот, Шарлотта Бронте и Элизабет Гэскелл — в мире литературы; Чарльз Дарвин, Майкл Фарадей и Альфред Рассел Уоллес — в мире науки; Сэмюэль Вильберфорс, епископ Оксфордский, Ричард Уейтли, епископ Дублинский и Уильям Глэдстоун — в политике.

Месмерические актеры и их значение

Но не только печатное слово распространяло проповедь о месмеризме в викторианской Великобритании. Эти книги и дискуссии, которые они вызывали, в основном были забавой высших классов с их салонами и студиями. Более важным проводником идей месмеризма в массы стали театральные представления — «маленькая армия месмерических актеров, чьи выступления наглядно распространяли эти идеи среди гораздо более широкой публики, чем та, которую можно охватить публикациями». Значение этих «перформансов» должно быть более понятным, если представить себе популярность общедоступных демонстраций и лекций по научным предметам в то время; лучшие лекторы путешествовали из города в город, как греческие софисты в пятом веке, и люди восторженно приветствовали их прибытие. К тому же помогала и тонко продуманная реклама. Месмерические концерты часто объявлялись абсолютно приличествующими нравственности, — чтобы предупредить, а иногда нарочно возбудить мысль, что упражнения мужчины-месмериста, который испытывает свою волю на молодой женщине, — это весьма озорное занятие. Популярности этих странствующих лекторов в Англии способствовала традиция бродячих скоморохов, продавцов панацеи, которые развлекали жителей продажами безделушек и лекарств собственного изобретения.

Особенно популярной темой была френология. Пик интереса к френологии пришелся на 1820-е и 1830-е годы: он и проложил дорогу месмеризму, поскольку оба предмета, по-видимому, дополняли друг друга. Заявления месмеристов относительно силы человеческого ума и воли казались правдоподобными в свете открытий френологии — то и другое идеально подходило для публичных представлений: демонстраторы френологии могли «читать по голове», тогда как магнетизеры могли погрузить кого-нибудь в транс. Френо-месмеризм, импортированный из Америки и представляющий собой комбинацию френологии и месмеризма, пользовался особым успехом зрителей. Френологи полагали, что различные умственные способности и черты темперамента локализованы в различных участках мозга. Погрузив человека в транс, месмерист указывал некий участок на черепе, отвечающий, скажем, за благочестие, или дотрагивался до него, и — вот так чудо! — человек начинал молиться! Искусный френолог играл на черепе, как на органе. Сей предмет принимался с большой серьезностью и считался более научным, чем месмеризм. Высказывалась идея, что пиявок следовало бы сажать на те участки черепа преступника, которые отвечают за кражу и обман, чтобы они высасывали криминальные наклонности. У френо-месмеризма были и более существенные обоснования, и можно догадаться, что многие лекторы становились очень серьезными в тот момент, когда распространялись о безмерной благости мирового магнитного поля, что становилось известным под названием «Новая наука».

Француз Шарль де Лафонтен (1803–1888) был одним из первых магнетических демонстраторов. «Паршивая овца из стада» благородной французской фамилии, де Лафонтен хотел стать актером еще до того, как открыл, что обладает магнетическими способностями. Специализируясь на демонстрации гипнотической анестезии и глухоты, он собирал в Лондоне большую аудиторию (правда, чем дальше на север, тем меньше энтузиазма), когда совершал туры в 1841 и 1842 годах с французским мальчиком, служившим ему объектом. Его эксцентричная внешность — он был одет в черное, имел длинную густую бороду и пронизывающий взгляд, — и театральные тесты, которые он применял, чтобы проверить у мальчика нечувствительность к боли, гарантировали ему восторженный прием публики, несмотря на его слабое владение английским языком. Очарованные способностью объекта не обращать внимание на боль, когда ему прокалывали ладонь булавкой, и не слышать выстрела из пистолета над его ухом, зрители затем подготавливались к более таинственным явлениям — к ясновидению и лекциям о взаимодействии между умом и телом, между оператором и месмеризованным объектом. Однажды один черствый сухарь из публики, убежденный, что все это сплошной обман, поднялся и, испытывая анестезию мальчика, вонзил ему в бедро скальпель — и не услышал никакого крика, которого он так ожидал!

Однако чаще всего лекторами были свои англичане, которые ездили по стране; многие достигали славы даже в родном городе и во всей стране. Тимоти Холл (1812–1885), ткач из Ноттингема, который объездил все главные города между Нортгемптоном и Эдинбургом, собирал аудиторию до трех тысяч человек. За несколько пенни каждый мог получить и обучение, и развлечение, — будь то господа или простые люди. В числе прославленных имен, теперь уже забытых, — Г. Брукс, совершивший в 1843 году тур в южные страны, и У. Дж. Вернон, который выступал с лекцией в Гринвичском литературном институте, собрав тысячу человек, а затем устраивавший представления на улицах в 1843 и 1844 годах. В его труппу входили врач и двое детей, служившие объектами. Доктор Оуэнс рассказывал об истории и теории месмеризма, а сам Вернон месмеризовал детей, демонстрируя их способности. Двенадцатилетняя девочка поднимала мужчину, весившего двести фунтов, и читала с завязанными глазами; мальчик играл в карты с повязкой на глазах. Вернон возбуждал споры и поощрял их. Как и у других странствующих лекторов, некоторые из его представлений проходили в форме дискуссии с голосованием в конце. Немало актеров-месмеристов использовали выступления для рекламы своих способностей, чтобы привлекать богатых пациентов. Месмерические представления 1840-х и 1850-х годов не ограничивались театральными подмостками, но происходили также и в приемных практикующих врачей, и в великосветских салонах, где велись беседы на месмерические темы. Однако в конце 1840-х лекции почти полностью уступили место представлениям, дискуссии — театральным фокусам с налетом эзотеризма.

Цена билетов на подобные представления делала их доступными для широких слоев менее обеспеченного населения. Они проводились в помещениях для митингов и клубах для рабочего класса, в кафе и залах обществ трезвости. Несомненно, причина их привлекательность отчасти заключалась в социальном подтексте. Поскольку модель магнетизма содержала неравенство воли (оператор навязывал свою волю объекту), то оставалось сделать всего один шаг, — и многие делали, — чтобы провозгласить моральное и интеллектуальное превосходство оператора над испытуемыми. В 1830-х годах это убеждение подкреплялось тем, что объекты занимали, как правило, низшее социальное положение, чем среднестатистический оператор. Однако, начиная с 1840-х годов, для многих в обществе стало ясно, что будь у них возможность, они могли бы месмеризовать местного герцога или герцогиню. Что же станет с традиционной сословной иерархией, если воля рабочего по металлу может оказаться сильнее, чем у дворян?

Забавный случай произошел с Джейн, женой известного шотландского интеллектуала Томаса Карлиля (1795–1881). Славившаяся своей интеллигентностью и остроумием, Джейн все же была подвержена элементарным предрассудкам. Как-то раз Карлили, долгое время проживавшие в Лондоне, пришли в гости посмотреть на работу месмериста, о котором Джейн позже писала своему дяде, что он не выговаривал «h» и обнаруживал низость своей натуры, тем, что имел звероподобные глаза. Он подчеркнуто заявлял в присутствии слушателей из высшего класса, что месмерическое воздействие состоит в его моральном и умственном превосходстве. Джейн клюнула на приманку и бросила вызов — пусть месмеризует ее! Он взял ее за руку и принялся за работу.