ГИПНОЗ. Скрытые глубины. История открытия и применения

Врач принцев и королей, Шарко был маленьким, коренастым, энергичным человеком с большой головой, бычьей шеей и низким лбом. Он чем-то напоминал Наполеона и любил подчеркивать это сходство; не возражал и против прозвища «Наполеон неврозов». Артистичный и эрудированный, со знаменитой коллекцией старых и редких книг по демонизму и колдовству, он был властным и повелевающим учителем, не терпящим никакой критики ни дома, ни на работе. К 1880 году Шарко окружил себя восторженными студентами (этот круг остроумно назвали «charcoterie» [52] ); а его и без того уже громадный престиж усиливался аурой мистика и репутацией «чудесного» целителя. Он не только обладал сверхъестественной проницательностью в отношении заболеваний своих пациентов, но если, например, видел перед собой случай истерического паралича, просто командовал пациенту бросить свои носилки и ходить.

52

Соответствует чему-то вроде вывески «шаркочечная». — Прим. ред.

Диапазон проблем, понимаемых в девятнадцатом столетии как «истерия», стал особой сферой интересов Шарко. Это по-разному проявляющееся расстройство, под которым обычно подразумевалось несколько заболеваний, как органических, так и невротических. Каждый, кто был подвержен галлюцинациям, обморокам, неорганическому параличу или припадкам, с большой вероятностью классифицировался как истерик. Сегодня то, что обозначают словом «истерия», охватывает четыре диагностических категории: посттравматическое стрессовое расстройство, синдром Брике, конверсионное и диссоциативное расстройство [53] . Чтобы внести порядок в эту неразбериху, Шарко определил «большую истерию» как протекающую через три фазы: обморок, конвульсии и манифестацию интенсивных эмоций. Иногда включалась и четвертая — фаза бреда, длящаяся несколько дней. Шарко верил в то, что истерия является органическим заболеванием, указывающим на какие-то нарушения в мозге; однако прогрессивным аспектом его работы явилось указание на то, что мужчины точно так же подвержены приступам истерии, как и женщины; первоначально полагали (как это показывает этимология слова, восходящего к греческому — «матка»), что только женщины подвержены истерии. Важным подклассом истериков являлись сомнамбулы и те, которые впадали в фуговые [54] состояния, когда они на некоторое время забывали, кто они есть, и принимали себя за другую личность, причем ни одна из двух личностей почти не помнила о другой.

53

По Международной классификации болезней 10-го пересмотра. — Прим. ред.

54

Диссоциативная фуга — состояние амнезии в сочетании с внешне целенаправленными путешествиями, в некоторых случаях больным принимается новая идентичность личности. — Прим. ред.

Шарко эффективно справлялся с истерией посредством своего рода лечения верой. Так велики были его слава и престиж, что ему стоило только завоевать доверие пациентки и чуть приободрить ее, и половина битвы была уже выиграна. Вторая часть состояла из разных форм лечения, которые могли иметь и физическую составляющую, но все-таки главной была психология, которая и лечила. Так, например, если истерик страдал от паралича руки, Шарко мог дать ему упражнения для парализованной руки; но поскольку не было никакого органического повреждения, это было формой психологического лечения. Он пришел к убеждению, что истерические симптомы вызываются самовнушением. Чтобы взять простой пример, предположим, что некий человек получил легкую травму на работе — такую травму, которая могла бы быть гораздо хуже. Его преследует мысль: «Если бы я всего на несколько сантиметров подался влево, то раздробило бы всю руку». И в результате, хотя сама рана быстро заживает, в руке развивается истерический паралич.

Шарль Рише, друг Шарко и лауреат Нобелевской премии 1913 года в медицине, уговорил его попробовать гипноз на своих пациентах. Уже уловив связь между истерией и внушаемостью, Шарко был склонен, рассмотрев природу гипноза, отыскать другие корреляции. Он обнаружил, что его пациенты входили в одну из трех стадий гипноза: летаргию, каталепсию и сомнамбулизм. Летаргия — это полная инертность, она подобна обморочной фазе истерии, но если глаза субъекта остаются открытыми, то она переходит в каталепсию, когда члены тела сохраняют то положение, в которое их поместил оператор. Эту каталепсию он сравнивал с истерическим параличом, а другим признаком, напоминающим истерию, был такой — если члены тела загипнотизированного субъекта привести в агрессивное положение, то за этим следовали агрессивные мысли и поступки. Сомнамбулизм был схож с истерией также и в проявлении анестезии: анестезия кисти («перчаточная анестезия») или руки («рукавная анестезия») — это было обычным явлением для истериков. Шарко заключил, что гипноз — это искусственно вызванное изменение нервной системы, которое достигается только у истерических больных и проявляется в трех различных фазах, как показано выше. Отметим, что именно это стало тем научным рассуждением, которое придало ранее запретному предмету гипнотизма ауру научности.

Интерес Шарко к гипнотизму, начавшийся в 1878 году, получил толчок не только после исследований Рише, но и после «металлотерапии» Виктора Бурка (1822–84), который предположил, что при помощи металлов и магнитов можно сдерживать или ускорять наступление трансового состояния. Исследования Шарко и его коллег (особенно Ж. Б. Льюиса) по металлотерапии представляют диковинное дополнение к истории гипнотизма. Они нашли, что, дотрагиваясь до соответствующей части тела металлом или магнитом, можно не только снять истерическую анестезию, спазмы и паралич, но также и перемещать эти симптомы в другие части тела. Студент Шарко Жозеф Бабински даже открыл, что симптомы можно перемещать от одного пациента к другому. Потом Льюис развил невероятную терапевтическую деятельность.

Он мог переносить реальные симптомы истерического больного на загипнотизированного пациента, таща магнит вдоль какой-нибудь конечности больного на соответствующую конечность здорового, но загипнотизированного человека. Последний перенимал не только симптомы, но также и личность истерика. Когда оке сомнамбула пробуждалась, то симптомы исчезали у обоих, а истерику возвращалась его собственная личность без паралича и всего прочего, от чего она страдала.

Бернгейм, оппонируя, доказывал, что все эти результаты достигаются благодаря внушению.

В 1882 году, занимая уже ряд постов, Шарко был назначен заведующим кафедрой заболеваний нервной системы, которая по правительственному указу была создана специально для него. Он сделал отважный ход, когда избирался в Академию наук в 1883, представив доклад по гипнозу. Быть может, уподобление гипноза истерии вместе с верой, что истерия — это органическая болезнь, придали гипнозу больше респектабельности; он смог доказать, что говорил не о каком-то запретном животном магнетизме, но о нарушении деятельности мозга, которое имитирует истерию, другое нарушение мозга. Он был избран, плотину прорвало, и с этого момента гипноз стал предметом научного поиска. Психология стала полноправной академической дисциплиной, впервые отделившись от философии.

Высокий престиж Шарко и научно-популярный характер его лекций (которые часто посещали представители высшего общества и репортеры) способствовали тому, что тема гипноза была подхвачена прессой, которая тут же увлеклась живописаниями каталепсии, а затем бульварными рассказами, зачастую вымышленными, о ясновидящих и совращении под гипнозом. Шарко был так знаменит, что сценические гипнотизеры рекламировали свои шоу в стиле «как у Шарко в Сальпетриере». Помимо прочего, экспериментируя в применении гипноза на больных, Шарко доказал, что психологические факторы самостоятельно могут вызвать паралич. Он добился появления признаков паралича у загипнотизированных пациентов и показал, что их симптоматика идентична проявлениям при органическом параличе, кроме того, он определил различия между «динамической амнезией» (когда память может восстановиться) и «органической амнезией» (когда память не восстанавливается).

Шарко не был первым, кто увидел сходство между гипнозом и истерией. Многие гипнотизеры до него отмечали, что истерики очень гипнабельны, а по крайней мере один из них даже предвосхитил утверждение Шарко, определив гипноз как болезненное состояние. Исследователи из Сальпетриера полагали, что они только подкрепляют эти гипотезы тщательными экспериментами. В погоне за ясностью они использовали только самых хороших испытуемых, большей частью женщин, госпитализированных в Сальпетриере; пациентки более или менее четко показывали три фазы, на которые указывал Шарко. Но здесь была загвоздка: он уже доказал существование этих трех фаз, а это уже не совсем научный путь поисков, когда используешь те же объекты, на которых и выстроил свои предположения. И действительно, нет ничего невероятного в том, что пациентки пытались оправдать то, что от них ожидали. В Сальпетриере царила толкотня, врачи и больные сталкивались друг с другом в палатах и коридорах, и пациенты неизбежно должны были слышать, о чем говорят между собой доктора, и передавали это другим. И, следовательно, пациентки очень хорошо знали, что от них ожидают в экспериментах. Неясно и то, насколько часто сам Шарко практиковал гипноз на пациентах, а не отдавал в руки ассистентов подготовить их для него. В последнем случае ассистенты, по всей вероятности, могли невольно сообщать больным, что от них ждет великий человек. Шарко думал, что три фазы гипноза возникают спонтанно, однако скорей всего сами ассистенты и пациенты показывали ему именно то, что он хотел увидеть. И конечно, в то время не было ни одного независимого исследователя, кто смог бы подтвердить его результаты.

Знаменитость Шарко в этом случае принесла дурные плоды. Хотя ему и удалось придать гипнозу респектабельность, но его теория, что он является формой истерии, явно ограничена и неверна; тем не менее уже его слава гарантировала серьезное рассмотрение данного предмета. Кроме того, по этой теории эффективность гипнотерапии отрицалась, несмотря на серию замечательных исцелений у Льебо и Бернгейма, ибо согласно гипотезе Шарко гипноз может быть опасен, может быть причиной латентной истерии. Многие книги по гипнотизму неизменно недоброжелательно высказываются о Шарко; его важные труды по неврологии почти не упоминаются, его вера в металлотерапию и заблуждения относительно гипноза выставляются на первый план. Но он был великим человеком, одним из гигантов науки девятнадцатого столетия; и, как и все великие люди, не без недостатков.

Соперничество школ

Битва разразилась между двумя школами — и по крайней мере парижане ринулись в бой с несвойственной ученым ожесточенностью, называя представителей Нансийской школы провинциальными шарлатанами и обвиняя книгу Бернгейма в ненаучности. В свою очередь Бернгейм доказывал, что три так называемые фазы гипноза Шарко — заблуждение. Вот, например, одно из умеренных высказываний Бернгейма против Шарко:

Причина, вызывающая гипнотическое состояние, — не невроз, аналогичный истерии. Несомненно, у человека под гипнозом можно вызвать симптомы истерии — настоящий гипнотический невроз, который будет повторяться в этом сне каждый раз Но эти проявления возникают не по причине гипноза, но благодаря внушениям оператора или иногда путем самовнушения особо немощного объекта, воображение которого, пропитанное идеей магнетизма, создает эти функциональные расстройства, которые всегда можно сдержать и прекратить при помощи контрвнушения. Якобы физические феномены гипноза всегда суть феномены психические. Каталепсия, трансфер, судороги и прочее — это последствия внушения. Опровержением идеи невроза является тот факт, что подавляющее большинство объектов восприимчиво к внушениям.