Гипсовый трубач

— Извините, Дмитрий Антонович, но вы сами себе противоречите, — усомнился Огуревич. — Если МОПСы не могут нам помочь — зачем они приезжали?

— А вы знаете, как в договоре обозначена их услуга?

— Не-ет.

— Вот послушайте: «Параграф 2.1. МОПС берет на себя проведение ряда организационно-финансовых мероприятий, направленных на укрепление хозяйственно-творческой и лечебно-профилактической базы ДВК „Кренино“». Вот как изысканно можно назвать передачу взятки судье Доброедовой!

— Но ведь в случае неудачи мы, как они выразились, «расходимся по нулям»? — пробормотал директор.

— Э-э, не скажите, Аркадий Петрович, ведь иногда, очень редко, в судах все же торжествует справедливость. И допустим, мы выигрываем процесс, а «мопсы» объясняют: это потому, что судье переданы пятнадцать коробок евроконфет. Проверить-то невозможно. В итоге они прикарманивают кондитерские изделия, а еще вы им ни за что ни про что отдаете десять комнат нашего богоспасаемого заведения. А под комнатки ведь по закону еще и землица полагается. Кстати, где вы возьмете евроконфеты? Учтите, уменьшать сосиски больше нельзя — мы не в блокадном Ленинграде!

— Даже и не знаю, — затомился труженик торсионных полей. — Но ведь если мы проиграем, они ни на что не претендуют.

— Не факт! Для этого я изучаю договор. Дайте мне сосредоточиться! — режиссер пыхнул трубкой. — Аркадий Петрович, тяпните пока нутряной водочки, а вы, коллега, подумайте над нашим новым сюжетом. Кажется, он не безнадежен…

Воцарилось молчание. Огуревич закрыл глаза и ровно задышал — точно уснул. А писатель встал со стула, будто бы размяться, и невзначай приблизился к окну, чтобы получить в сердце новую стрелу разочарования: красный «Красйслер» не появился.

— Ну вот! Ну конечно! — рявкнул Жарынин так, что Огуревич проснулся, а Кокотов отпрянул от окна. — Вот, примечание к параграфу 6.2, в самом низу, крошечными буковками. А ведь Сен-Жон Перс предупреждал человечество: мелкий шрифт — орудие мошенников! Читайте вслух, торсионный вы простофиля!

— «…Если МОПС по одной из причин, перечисленных в параграфе 5.4, не сможет осуществить организационные и финансовые мероприятия, направленные на укрепление хозяйственно-творческой и лечебно-профилактической базы ДВК „Кренино“, в таком случае, учитывая понесенные затраты, МОПС получает двадцать пять процентов от вознаграждения, оговоренного сторонами в пункте 2.3», — громко прочитал Аркадий Петрович и в недоумении оглянулся вокруг, точно «мопсы» еще не ушли, а прятались где-то в кабинете.

— Понятно? Даже если они ничего для нас не сделают, вы отдадите им две комнаты и деньги назад не получите! — Режиссер сорвал с носа китайчатые очки и помахал ими в воздухе.

— Да, в самом деле жулики… — уныло согласился Огуревич. — Жаль…

— Почему же?

— Они обещали в качестве бонуса похлопотать, чтобы мою школу приняли в международную ассоциацию «Супербрейн», даже показали фотографию… Они сняты вместе с генеральным секретарем ассоциации Хаввой Дудник.

— Знаете, Аркадий Петрович, что я вам скажу, — вставая, холодно произнес Жарынин. — Прежде чем слиться со Сверхразумом, научитесь пользоваться обычными мозгами! Очень советую. Пошли, коллега! — Он обернулся к соавтору. — Перед ужином я хочу немного вздремнуть, а потом: работать, работать и еще раз работать! Или у вас другие планы? — Игровод колко глянул на писодея, изнывавшего от любовной неукомплектованности.

— Нет, — вздохнул Андрей Львович. — Я весь ваш.

Глава 62 Любовь и картошка

— Андрей Львович, вам не кажется, что котлеты стали еще меньше?

— Кажется…

Соавторы после ужина сидели в люксе. Жарынин выспался и теперь был бодр и энергичен, как отставной реформатор. О своей утренней похмельной оплошности, чуть не погубившей «Ипокренино», он, кажется, совсем забыл и, наслаждаясь, курил трубку с голубым фарфоровым чубуком. А вот Кокотов совсем сник и закручинился: к острой клеточной тоске по Наталье Павловне добавились тупые боли под ложечкой, возникшие из-за несвежей подливы, приготовленной еще к позавчерашним голубцам и добавленной на ужин к котлетам для видимой питательности. Но проспиртованному игроводу прогорклая подлива никак не повредила. Изрыгая клубы сизого дыма, он вещал:

— Ну, ничего, ничего! Расправлюсь с Ибрагимбыковым и займусь этим торсионным прохиндеем! Вот она, глумливая логика борьбы: чтобы одолеть крупного вора, приходится объединяться с мелким жульем! На чем мы с вами, коллега, остановились?

— На том, кто отец ребенка…

— Да-а, это вопросец! От кого родила наша красивая и загадочная Юлия? Она ведь у нас мать-одиночка, так?

— Одиночка, — с готовностью подтвердил автор «Преданных объятий».

— Вот и чепуха получается! — воскликнул режиссер, стукнув трубкой по столу так, что табак рассыпался искрами по полировке.

— Почему же — чепуха?

— Потому что красивая и загадочная женщина даже с тремя детьми обязательно кого-нибудь себе найдет, — объяснил Жарынин, сметая горящие крошки в пепельницу. — Я знал одну милую даму, которая три раза была замужем, в каждом браке рожала по ребенку — и ничего: с четырьмя детьми нашла себе нового мужа — депутата, между прочим!

— С тремя детьми, — поправил арифметичный писодей.

— Экий вы педант, Андрей Львович! Одного ребенка, девочку Ниночку, киску, она родила вне браков, по случаю, — понежневшим голосом разъяснил режиссер. — А может, подсунем Юльке мужа? Знаете, бывают такие жизнестрадальцы: больше всего на свете любят брошенных жен подбирать да чужих детей растить… О чем вы думаете?

— Я? М-м… А если наша Юлия никого себе не ищет? Она оскорблена, потрясена изменой любимого. Одиночество — ее ответ вероломству мужчин.

— Не ищет? Тогда ее найдут. Обязательно! — уверенно сказал игровод, засыпая свежий табак в новую трубку цвета спелого персика.

— Да, действительно, — согласился автор «Знойного прощания», вспомнив свою первую жену Елену. — Хорошо, допустим, она не одиночка, но вышла за мужчину, которого не любит. Так иногда бывает.

— Скажите лучше: иногда так не бывает. Обезлюбевший брак — драма миллионов. Ладно, об этом уже есть кино. Как зовут ее мужа?

— Максим, вы же сказали.

— Нет, Максим — отец ребенка. Как зовут мужа? Разница, надеюсь, понятна?

— Понятна. Николай?

— Нелюбимых мужей так не зовут.

— Василий?

— Так зовут сантехника, захаживающего к похотливой домохозяйке.

— Леонид?

— Это имя для гинеколога.

— Константин?

— Костя? Пожалуй… Да, Костя! Он ее боготворит, а она лишь позволяет себя любить. Знаете, есть такие женщины, обладая которыми не обладаешь, в сущности, ничем, кроме семейных обязанностей.

— Знаю. А дети у них есть?

— Конечно. Ниночка.

— Почему Ниночка?

— А вам жалко? Ниночка — и все тут. И вот что еще любопытно: такие женщины, как наша Юлия, обычно страстно, маниакально, до какого-то душевного искажения обожают своих детей. И чем меньше они хотели иметь ребенка, тем сильнее потом его любят! Знаете, у меня был роман с одной милой матерью-одиночкой. Люсей. Мы познакомились, когда я выгуливал Бэмби, моего несчастного Бэмби…

— Почему несчастного?

— А я вам разве не рассказывал?