Гитлер и Сталин перед схваткой

Я поинтересовался, что заставляет его считать, что Португалии или Бельгии понравится такой план? На это он мне сказал, что в свете политики умиротворения их можно было бы убедить в разумности плана, а нам можно было бы рассмотреть возможность частичной компенсации потерь Португалии путем предоставления ей части территории Танганьики на восточном побережье к северу от Лоренсу-Маркиш. Или же можно претворить в жизнь некую идею о создании организованной на основании правительственной концессии международной компании для отторжения территории на западном побережье; это – легче для Португалии; Соединенные Штаты могут присоединиться, а Германия могла бы иметь долю, равную 51 проценту. Гитлер захочет дать гарантии в отношении негритянских армий и т. д., и подобную идею, возможно, было бы легче осуществить с точки зрения уважения интересов местного населения. Мы упустили возможность (созданную Гитлером) год назад, когда он беседовал с Блюмом; и Гитлер очень хорошо прочувствовал нашу неспособность оценить его щедрый жест в вопросе военно-морского соглашения. Он, не колеблясь, сказал, что он (Шахт) был против того, чтобы он сделал это для нас ни за что. Такого же мнения придерживался и фон Нейрат. Однако Гитлер настойчиво утверждал, что он хочет убедить нас в своих честных намерениях и в желании быть друзьями. Давайте не забывать (и фон Бломберг говорил то же самое), что Гитлер в значительной степени руководствовался тем, что подсказывает ему сердце, и что доверие рождает доверие».

Заканчивая это почти лирическое отступление, можно лишь посетовать, что британская самоуверенность лорда Галифакса не дала ему возможности понять подлинные устремления Гитлера. Но стремился ли он к этому вообще? Ведь он говорил от имени великой и незыблемой Британской империи (недаром провел много лет в Индии) с каким-то выскочкой, делающим первые шаги в мировой политике!

Но смысл в лирике лорда был определенным. Он заключался в положении Лондона на тогдашнем европейском континенте и вне его. Британская империя, уже чувствовавшая подземные толчки в своем заморском хозяйстве (кому, как не вице-королю Индии, было знать об этом!), больше всего была заинтересована в сохранении мирового статус-кво, который она наравне с Францией установила Версальским соглашением. Ни война, ни чрезмерные траты на поддержание сухопутных сил и сверхдорогостоящего военно-морского флота Лондону не были нужны. В равной мере в этом не нуждалась Франция, сплетшая сеть дипломатических союзов вокруг Германии, а также знаменитый «санитарный контроль» по границам потенциально опасного Советского Союза. Иными словами, еще в Версале был заложен незримый план сохранения европейского мира любой ценой, в том числе и ценой уступок того, что Англии и Франции не принадлежало. Скажем, Австрии. Или той же Чехословакии. Мюнхенское соглашение давно принято называть предательским. Но чтобы понять его генезис, полезно уточнить – что и как, чьи интересы предавались. Более того: что и как выглядело в европейской политике 30-х годов в глазах ее творцов предательством – а что нет? Ведь если следовать знаменитому принципу Пальмерстона, согласно которому у Британии нет друзей, а есть лишь собственные интересы, то и феномен предательства будет выглядеть совсем иначе.

Конечно, в глазах советских дипломатов Мюнхен был предательством. Сколько усилий они положили на то, чтобы стать партнером Франции и Чехословакии по соглашениям 1935 года! И как надеялись тогда в Москве, что немецким аппетитам будет положен хоть какой-либо предел! Но из Лондона все выглядело иначе.

Глава седьмая. Мюнхенская политика как принцип

…К апрелю 1938 года «политические фронты» стали более определенными. Выяснялось, что на пути предотвращения нового акта агрессии растут новые и новые препятствия. Так, после беседы с чехословацким послом в СССР З. Фирлингером заместитель наркома иностранных дел В. П. Потемкин записал 27 апреля: «Фирлингер сообщил, что Александровский информировал его о позиции, которую занимает Советское правительство в чехословацком вопросе. По словам Фирлингера, он уже сообщил в Прагу о том, что, если бы правительство СССР было запрошено об этой позиции, оно не отказалось бы совместно с Францией и Чехословакией обсудить вопрос об обеспечении внешней безопасности последней против возможной агрессии. Фирлингер утверждает, что такая позиция правительства СССР весьма ободряет чехословаков… Однако в данный момент приходится признать, что решающую важность имеет линия, которой будет держаться Англия в вопросе о Чехословакии. Если в Лондоне Даладье и Бонне получат заверения, что Англия поддержит Францию в случае необходимости для последней оказать помощь Чехословакии против германского агрессора, Гитлер не осмелится напасть на Чехословакию».

О чем шла речь? О встрече французских и английских руководителей в Лондоне, которая была намечена на конец апреля 1938 года. Но встреча началась под несчастливой звездой. И. М. Майский сообщал 30 апреля из Лондона: «Чехословацкий посланник передавал мне, что накануне приезда французских министров Хор-Белиша, только что вернувшийся из Рима, на закрытом завтраке американских журналистов произнес речь, в которой высказывал мысль, что экспансия Германии в сторону Чехословакии, Венгрии, Балкан совершенно неизбежна, что Англия сейчас не готова к войне, что пока Германия будет оперировать в Европе, войны не будет».

И действительно: хотя после лондонской встречи были опубликованы сообщения о «намерении» выступить на защиту Чехословакии, в действительности речь шла о постепенной капитуляции перед требованиями Гитлера. Александровский сообщал 10 мая из Праги:

«Английский посланник Ньютон сделал Крофте устное представление, сводящееся к следующим трем пунктам:

1. Именем английского правительства обратил внимание на серьезную опасность войны в Средней Европе и на желательность избежать ее в интересах всей Европы и ее мирного развития.

2. Долго говорил о стратегическом положении Чехословакии, считая его безнадежным после аншлюса. Буквально заявил, что Чехословакия не может сопротивляться Германии даже и тот короткий срок, который был бы необходим для организации помощи со стороны Франции, а возможно, и Англии. Чехословакия будет оккупирована значительно раньше, чем получит помощь или чем разгорится общая европейская война. Крайне интересны дальнейшие выводы, характер угроз и запугивания. Ньютон заявил, что и в случае вынужденной, но победоносной войны друзей оккупированной Чехословакии последняя не может рассчитывать на восстановление своей государственности в ныне существующих границах. На вопрос о помощи СССР Ньютон ограничился буквально одной фразой и отклонил всякие уточнения. Он сказал: «По многим разным причинам Чехословакия не может рассчитывать на помощь СССР». Останавливаясь на утверждении, что Англия могла бы решительностью своего поведения предотвратить агрессию Германии, а тем и войну, Ньютон заявил, что Англия в данное время не может вести европейскую войну».

Вот они, ключевые слова! Англия сейчас не может вести европейскую войну. Не может, следовательно, не хочет. Тот же Майский сообщал из Лондона 11 мая: «У меня был вчера на завтраке сэр Горас Вильсон, который занимает сейчас пост главного секретаря Чемберлена и фактически является творцом внешней политики, проводимой в настоящее время премьером… Сейчас Чемберлен поставил перед собой задачу „замирения Европы“ через соглашения с Италией и Германией. Он стремится к ее осуществлению, причем начал с Италии, а не с Германии потому, что считал, что на этом конце „оси“ больше шансов добиться быстрых положительных результатов. Теперь на очереди Германия. Британское посредничество в чехословацком вопросе является пробой. По исходу его будет видно, можно ли рассчитывать на вероятность общего соглашения с Берлином в ближайшем будущем. Чемберлен вполне считается с возможностью германской экспансии в Центральной и Юго-Восточной Европе и даже с возможностью поглощения Германией (в той или иной форме) ряда небольших центральноевропейских и балканских государств. Однако он полагает, что это меньшее зло, чем война с Германией в непосредственном будущем».

В те дни И. М. Майский, разумеется, не мог знать, что еще в марте внешнеполитический комитет британского правительства принял решение, которое постоянный секретарь Форин оффис сэр Александр Кадоган сформулировал в своем дневнике так: «Чехословакия не стоит шпор даже одного британского гренадера».

А 21 мая тот же Кадоган писал: «Решено, что мы не должны воевать».

Когда советские дипломаты сообщали в Москву о тенденциях во внешнеполитическом курсе Англии и Франции и высказывали предположения, что этот курс приведет к неминуемому отказу от помощи Чехословакии, они еще не знали, что эти шаги были звеньями продуманного плана. Об этом плане мир узнал лишь в 1968 году, когда истек 30-летний срок давности, после которого в Англии открываются архивы. Тогда в архиве премьер-министра сэра Невиля Чемберлена был обнаружен документ, датированный 30 августа 1938 года и составленный советником Чемберлена сэром Горасом Вильсоном. Документ гласил:

«Существует план, который надлежит назвать план „Z“. Он известен и должен быть известен только премьер-министру, министру финансов, министру иностранных дел, сэру Невилю Гендерсону и мне.

Вышеупомянутый план должен вступить в силу только при определенных обстоятельствах… Успех плана, если он будет выполняться, зависит от полной его неожиданности, и поэтому исключительно важно, чтобы о нем ничего не говорилось».

Суть плана сводилась к следующему: в тот момент, когда возникнет «острая ситуация», Чемберлен должен лично отправиться на переговоры к Гитлеру. На этих переговорах должны быть урегулированы все вопросы, касающиеся Чехословакии, и устранены все возможные поводы для конфликта с Германией, после чего будет достигнуто широкое соглашение между Англией и Германией. План разрабатывался во всех подробностях; в частности, учитывалась возможность, что Гитлер не согласится принять Чемберлена. Поэтому составители плана решили, что проинформировать Гитлера следует только тогда, когда Чемберлен будет уже на пути в Германию. В соответствии с общим замыслом Гендерсон получил такую инструкцию:

«Гендерсон после того, как план „Z“ вступит в действие, должен удостовериться, где именно находится Гитлер в данный момент, не сообщая, однако, почему это интересует его. Если время позволит, Гендерсон получит второе уведомление с указанием времени прибытия».

С неменьшей подробностью разрабатывались и поводы для возможного визита. Так как ожидалось, что в начале сентября Гитлер выступит с очередной речью на Нюрнбергском партайтаге, Вильсон разработал несколько вариантов реакции на эту речь. Если она будет «умеренной», то даст Чемберлену повод заявить о возможности переговоров; если же речь будет резкой, то будет заявлено, что, мол, в подобной ситуации самый лучший выход – личные переговоры…

Своими сокровенными замыслами Чемберлен, конечно, не делился ни с французскими, ни с чехословацкими коллегами (не говоря уже о советских!). Зато своей сестре он написал 11 сентября:

«Существуют соображения, которых наши критики не знают. Это – план, о своеобразии которого ты можешь догадываться. Время для него еще не созрело. Но если он удастся… то сможет дать повод к полному изменению международной ситуации».

Чемберлен осторожно готовил свой кабинет к плану «Z».

В частности, 30 августа на заседании кабинета министр иностранных дел Галифакс, знавший о плане «Z», заявил, что вообще не имеет смысла предупреждать Гитлера о решимости Англии вступить в войну.