Гитлер, inc. Как Британия и США создавали Третий Рейх.
Шрифт:
В 1890 году даже такой искушённый и блестящий стратег, как сам Бисмарк, который к тому времени был смещён с поста новым императором Вильгельмом II, был, вероятно, не способен определить «новый курс» Германии. Он, как будет подчёркнуто дальше, отчётливо понимал недопустимость враждебных отношений с Россией, хотя избежать конфронтации было безумно трудно, ибо ближайший союзник Германии — Австрийская империя была в течение многих лет «на ножах» с Россией из-за экспансии последней в Восточной Европе. Поэтому вынашиваемая Бисмарком цель, а именно прочный союз трёх континентальных монархов (Союз трёх императоров), так никогда и не была достигнута. Кроме того, посланцев Бисмарка, которых тот с «дружественными» намерениями отправлял в Англию, в Лондоне неизменно встречали с подозрением, так как рейх в течение довольно долгого времени открыто выказывал себя соперником Британии — оставалось лишь определить степень враждебности Германии.
Окончательная определённость существовала только в отношении Франции, которая в круговороте
Если обобщить, то можно сказать, что суть всей этой нескончаемой дипломатической эквилибристики заключалась в неразрешённом немецком комплексе политической неполноценности по отношению к Британии: император Вильгельм, внук королёвы Виктории, Бисмарк, адмирал Тирпиц, будущий отец германского военно-морского флота, и масса других германских аристократов бегло говорили по-английски и имели такое же образование, как английские джентльмены: тяга немцев к Британии, очарование её умением властвовать были весьма и весьма сильны. Но Германская империя была тем не менее вылеплена из совершенно другого теста: она желала владеть такой же политической мудростью лишь для того, чтобы быть услышанной. И она пыталась это сделать — всеми доступными ей средствами, которых оказалось много, как в этом убедились союзники два десятилетия спустя, но всё же недостаточно для победы.
После Бисмарка, вместе с восшествием на престол Вильгельма II, в Германии был провозглашён neuer Kurs, и этот новый курс, который в действительности был не чем иным, как продолжением старого, рельефно очертил старую ориентацию и раскрыл смутную среднесрочную цель: коротко говоря — антагонизм с Британией, противостояние, разрешаемое мелкими морскими столкновениями, смелая дипломатия, а также неприкрытая торговая и технологическая война.
В мощном потоке научной и учебной литературы, посвящённой Второму рейху и Grunderzeit (эпохе основания германской имперской гегемонии в конце девятнадцатого века), ощущается стремление представить Вильгельма II инфантильным фигляром и мелким капризным деспотом; многие его катастрофические решения и поступки приписывали невротическому стыду кайзера за высохшую и атрофированную левую руку. Оставив в стороне эти дешёвые квазипсихологические объяснения, которые, слава богу, выходят ныне из моды, стоит по этому поводу заметить, что разрушительные тенденции германского нового курса были не чем иным, как тревожным признаком сползания к распаду. Как сказал недавно один немецкий историк, Вильгельм II не был творцом германского высокомерия, но лишь самым заметным его носителем (11).
Таким образом, к концу девятнадцатого века в том, что касалось экономики, Германия и Америка буквально дышали в затылок Британии. Но понимание этого факта британцами отнюдь не исчерпывало дела. Америка говорила на вполне сносном английском, могла быть «либеральной» и, что самое важное, была, как и сама Британия, островом. Америка не могла представлять угрозы. Немецкий язык настолько же далёк от английского, насколько близок Вильгельмсхафен к Дувру. Германия была рядом, на континенте. Но было кое-что ещё.
Морские столкновения...
К концу девятнадцатого века стало совершенно очевидно, что Вильгельм II изо всех сил стремится создать мощный имперский военный флот. В самой Германии несколько насторожились космополиты — социалисты и либералы, — и это было естественно, так как такие действия вели к прямой конфронтации с Британией. Но недовольны были и консервативные аграрии: мощный флот означал открытую торговлю и усиление налогового пресса. Империя успокоила класс землевладельцев — так называемых юнкеров*
* Имеется в виду земельная аристократия, которая правит, опираясь на бастион земледельческого класса. Слово «юнкер» происходит от древневерхненемецкого слова Juncherro — «молодой господин».
— протекционистскими тарифами и принялась наращивать свои военно-морские усилия, восторженно встреченные подавляющим большинством общества — либералами, католиками, пангерманистами, богатыми собственниками и не столь богатыми социалистами из низших слоёв общества, короче говоря, всеми, кто в той или иной форме был «националистом»: в то время считалось просто неприличным не испытывать частицы коллективной гордости за столь поразительные достижения молодой империи.
Пропаганда, массовые уличные собрания в ответ на германский ура-патриотизм, взвинчивание патриотической лихорадки среди простых британцев, скармливание им порций свящённой ненависти стали обычным делом для британского правительства и зависимых от него печатных органов: при необходимости этой лихорадкой можно было воспользоваться без всяких дополнительных усилий (12). Но проникновение Германии в воды Северного моря, а оттуда легкопредсказуемый выход немецкого флота на мировые морские коммуникации — всё это вызвало в Британии, мягко говоря, серьёзную озабоченность. На этот раз рейх зашёл слишком далёко. Он замахнулся
на святая святых британского имперского правления, на свящённый военно-морской флот Британии, на королёвский флот, который был инструментом всех завоеваний Великобритании с профетических елизаветинских времён, с дней Джона Ди — астролога, картографа, оккультиста и придворного разведчика королёвы.Немцы интуитивно чувствовали: если им удастся дополнить свои сухопутные силы — обладая прусскими дивизиями, самыми лучшими в мире и расквартированными в самом сердце Европы — мощным военно-морским флотом, то ударная сила германских вооружённых сил превзойдёт силы Британии.
Затем на первый план выступал вопрос о союзниках. С эпохи Бисмарка немцы осознавали, что, оказавшись зажатыми между «безнадёжными» французами и непредсказуемыми противоречивыми русскими, они попадут в весьма неприятное положение. При этом всеми силами следовало избегать длительной войны — если её придётся вести — на два фронта. Именно поэтому Бисмарк никогда не желал полного отчуждения от России. Но помехой на пути к русско-германскому сближению стояли неуклюжие антиславянские интриги австрийского партнёра на Балканах: Австро-Венгерская империя оказалась слабым довеском рейха, и германский генеральный штаб хорошо сознавал тяжесть этого бремени — и весьма сожалел о нём. «Мы намертво прикованы к трупу» — таков был крик души немецких генералов всего через несколько месяцев после начала войны (13). Но в то же время Австрия оставалась естественным союзником, поскольку с её помощью германский контроль простирался до юго-восточных окраин Европы, не говоря о том, что австрийцы говорили на превосходном немецком языке. Та декадентская Вена конца девятнадцатого века, хотя на её лице уже проступали явственные признаки углублявшегося упадка, была одним из авангардов, если не единственным авангардом «немецкого» художественного гения — тиглем изобретательности и мастерства, едва ли не равным Парижу, — и это тоже нельзя было сбрасывать со счётов.
Австрийцы говорили по-немецки, и пруссаки были убеждены, что в любом случае смогут успешно выиграть великую европейскую гонку. Они воображали, что смогут с лихвой восполнить военную слабость Габсбургской монархии. Эти надежды были полным заблуждением. Но пока рейх топтался на месте в своей нерешительности, Британия не теряла время.
К 1900 году британцам стало ясно, что рейх действительно сможет выдавить их из мировой политики. Германия может превзойти и подавить Британию и, воспользовавшись благоприятным (для рейха) — пусть даже и временным — параличом в европейских делах, обрушиться на Францию и вывести её из игры раз и навсегда, после чего взор Германского рейха обратится к России... Здесь было два варианта: Германия могла заманить Россию в тесный союз, в котором собиралась, естественно, играть доминирующую роль, либо Россию можно было постепенно подчинить мощью прусских армий. В любом из этих случаев британский кошмар становился не менее страшной явью. Если Россия и Германия объединяются в той или иной форме, то евразийское объятие становится реальностью: то есть в самом центре огромного материка возникнет монолитная евразийская империя, опирающаяся на огромную по численности славянскую армию и германский технический гений. Британская элита решила всеми силами не допустить такого развития событий, ибо такое потенциальное государственное образование создало бы смертельную угрозу превосходству Британской империи.
«Центральный регион» — это гипотетическая, находящаяся в центре Евразии область, которую благодаря её географическому положению, ресурсам и численности населения можно рассматривать как неприступную крепость и державу устрашающей мощи; что же касается «полумесяца», то под этим наименованием имеют в виду воображаемую полулунную дугу, охватывающую цепь островов — Америку, Британию, Австралию, Новую Зеландию и Японию, которые, будучи «морскими державами», наблюдают за Евразией, стремясь не допустить образования в Евразии даже тенденций к образованию мощного государства в её центральном регионе.
Бея эта фразеология была изобретена пионерами геополитики, новоявленной науки, возникшей в самом начале двадцатого века: при поверхностном взгляде можно подумать, что она представляет собой систематическую и не слишком глубокую компиляцию географии, теории тылового обеспечения, экономических знаний и таинственного макиавеллизма, соединённых вместе ad шит Delphini. Но невидимым мотивом создания этой науки было преобразование индивидуального человеческого поведения в динамику общественных агрегатов путём политического уподобления наций живым, обладающим волей организмам (14). По этой причине геополитика была в состоянии вскрыть и изложить в чётких понятиях те политические намерения, которые та или иная держава могла иметь в определённый момент времени. Разоблачительное и весьма авторитетное свидетельство было — в то время составления антинемецкого заговора — представлено сэром Гэлфордом Макиндером (1867- 1947), профессором Лондонской школы экономики и одним из британских отцов основателей геополитики в статье «Географический рычаг истории», опубликованной в «Географическом журнале» Королевского общества в 1904 году. В статье недвусмысленно и очень чётко освещена природа назревающего конфликта.