Гитлер. Последние десять дней. Рассказ очевидца. 1945

Советская пехота появилась в лесистой местности к северу от Дёберица, три танка Т-34 блокировали шоссе Берлин — Науэн, последнюю главную дорогу из столицы на запад.

С полудня в качестве крайней меры спешно готовили взлетно-посадочную полосу в центре Берлина, на проспекте по обе стороны от Колонны Победы. Ближе к вечеру обстрел центральных кварталов города заметно усилился. До тех пор складывалось впечатление, что огонь вела лишь одна батарея с целью психологического воздействия, но теперь снаряды падали почти непрерывно: русские, как видно, подтянули значительные огневые средства крупных калибров. Поздно вечером из штаба группы армий «Висла» нас известили о тяжелых оборонительных боях, которые ведет 9-я армия на линии Люббен — Губен — Франкфурт — Фюрстенвальде. Поэтому она не могла, согласно приказу, перегруппироваться для атаки в западном направлении и соединиться с армией Венка. Передовые части русских в это время уже вышли в район южнее Потсдама и юго-восточнее Бранденбурга. Как сообщили из штаба 12-й армии, им пока не удалось выстроить сплошной рубеж обороны или создать ударный кулак из боеспособных соединений для прорыва извне блокады Берлина; более того, войска 12-го корпуса разделились на самостоятельные группы и вели бои с наступающим противником.

В ночь на 24 апреля Гитлер издал приказ о расформировании Верховного главнокомандования сухопутных войск и передаче его функций Верховному главнокомандованию вооруженными силами Германии и о слиянии армейского Генерального штаба со ставкой вермахта под общим руководством генерала Йодля, который в конце концов осуществил свою давнюю мечту, хотя слишком поздно.

Вечером 24 апреля поступила не подтвержденная пока из других источников информация о встрече близ Кетцина, в 15 километрах к северу-западу от Потсдама, передовых частей маршала Конева, наступавших на Берлин с юга, с такими же частями маршала Жукова, прорывавшимися к столице Третьего рейха с севера.

К полуночи 24 апреля появились первые признаки того, что сопротивление с нашей стороны заметно возросло; сказывались драконовские меры военно-полевых судов и беспощадная тотальная мобилизация всех гражданских лиц, способных носить оружие, которую осуществили Геббельс и Борман еще в течение прошедшего дня. Высказанное ранее предположение о том, что русские подтянули значительное количество артиллерии, подтвердилось полностью 25 апреля, когда противник ровно в 5.30 открыл ураганный огонь по центральным кварталам Берлина. Продолжался обстрел около часа, а потом он вновь принял уже знакомую форму психологического давления. Около 10.30 нам было приказано явиться к Гитлеру с докладом. В приемной мы застали уже ожидавших Бормана и Лоренца, постоянного представителя министерства печати в ставке фюрера. После коротких взаимных приветствий мы проследовали в кабинет Гитлера. Не успел Кребс приступить к докладу, как Лоренц прервал его и попросил разрешения проинформировать собравшихся о последних событиях.

Используя радиооборудование министерства пропаганды, Лоренц ранним утром прослушал новости, передававшиеся радиостанциями нейтральных стран. В них, в частности, шла речь о состоявшейся встрече на Эльбе, близ Торгау, американцев и русских и о возникших при этом разногласиях между командирами американских и советских подразделений относительно разграничения зон оккупации. Русские, мол, жаловались, что в данном вопросе американцы не соблюдают договоренности, достигнутые ранее на Ялтинской конференции.

Гитлера как будто воодушевило это сообщение: его глаза вспыхнули прежним огнем и он резко выпрямился в кресле.

— Господа! — произнес он с пафосом. — Перед нами неопровержимые свидетельства наличия серьезных противоречий в стане наших врагов. Разве немецкий народ и наши потомки не заклеймят меня преступником, если я заключу мир сегодня, когда существует реальная возможность, что наши враги передерутся уже завтра? Разве исключено, что в любой день или час вспыхнет война между англосаксами и большевиками из-за Германии, которую они уже считают своей добычей?

Я вспомнил это высказывание Гитлера, когда позднее, после войны, беседовал с одним офицером, принимавшим участие в переговорах о безоговорочной капитуляции, которые состоялись в Реймсе 6 мая 1945 г. Как он мне рассказал, немецкая делегация прибыла на место в условленное время, но переговоры не начинались: ждали Дуайта Эйзенхауэра, который запаздывал. Войдя, Эйзенхауэр направился к Йодлю и после короткого взаимного официального представления спросил:

— Почему вы продолжали воевать и после поражения у Авранша? Ведь по крайней мере в этот момент вы должны были понять, что победа в войне будет за нами.

И Йодль ответил:

— Гитлер и я придерживались мнения, что наши противники непременно перессорятся из-за будущего дележа Германии и из-за идеологических противоречий.

Закончив говорить и утешать себя несбыточными надеждами, Гитлер вновь повернулся к Кребсу. В процессе нашего доклада он несколько раз осведомился о местонахождении армии генерала Венка и о результатах прорыва блокады Берлина с севера силами 3-й армии в соответствии с ранее изданным приказом. Но у нас не было ничего нового по обоим вопросам. Именно в этот день начала нарушаться наша прежде регулярная телефонная связь с внешним миром. Не располагали мы и радиосвязью и по нескольку часов вообще не получали никаких сведений с фронтов за пределами Берлина. С часу на час интенсивность артиллерийского обстрела со стороны противника нарастала. В полдень мощные снаряды стали падать непосредственно на здание имперской канцелярии. Пришлось на четверть часа отключить вентиляцию, которая иначе втягивала в убежище вместо свежего воздуха известковую пыль, дым и едкий запах серы. После полудня и на протяжении всего вечера непрерывной чередой поступали тревожные сообщения о повсеместно ухудшающемся положении.

В полдень штаб Верховного главнокомандования вермахта доложил о прорыве фронта на Одере. Крупные танковые соединения маршала Рокоссовского пробили широкую брешь в наших оборонительных позициях и устремились на запад, в направлении Нойштрелица и Нойбранденбурга.

По полученным сведениям, неудачей закончилась попытка прорваться к Берлину со стороны севернее Ораниенбурга. Как мы помним, операция осуществлялась по прямому распоряжению Гитлера. Хотя нашим войскам и удалось углубиться на 2 километра и отвоевать небольшой плацдарм южнее Руппин-канала, дальше продвинуться они не смогли из-за огромных потерь в живой силе и технике и ввиду превосходящих сил противника.

Из 12-й армии сообщали об ожесточенных вражеских атаках на линии Виттенберг — Тройенбритцен. Еще ранним утром армейское командование доложило об успешном сосредоточении трех дивизий 12-го корпуса во главе с генералом Кёлером в районе юго-западнее рубежа Нимечк — Бельциг, однако их задействованию в кратчайшие сроки сильно препятствовали беспрерывные атаки неприятеля. Руководство 12-й армии все еще надеялось, что сможет использовать эти три дивизии для удара в Направлении Белица и Треббина и последующего воссоединения с 9-й армией.

Части Красной армии продолжали наступать в сторону запада, и мы в Берлине невольно все глубже оказывались в тылу советских войск. Настроение многих в бункере упало до нуля, когда в 18.00 стало известно, что передовые отряды русских проникли в южные окраины города и достигли районов Целендорф и Нойкёльн. Бои шли также южнее Далема в окрестностях Тельтов-канала. Разведывательная группа русских на бронетранспортерах появилась — правда, лишь на короткое время — на аэродроме в Гатове. Около двух тысяч слушателей расположенного неподалеку училища противовоздушной обороны засели в траншеях на территории этого учебного заведения. Между тем аэродром в Гатове был уже полностью непригодным для практического использования. Гитлер распорядился организовать снабжение Берлина всем необходимым по воздуху, сбрасывая в ночное время грузы на парашютах. Примерно в 19.00 нас вновь пригласили к фюреру для промежуточного доклада о ситуации на фронтах. Когда мы прибыли в рабочий кабинет Гитлера, он находился в состоянии глубокой депрессии. Даже тот факт, что Штейнер не выполнил приказ о наступлении с плацдарма севернее Ораниенбурга, против ожидания, не вызвал у него уже привычного эмоционального взрыва. Гитлер лишь устало заметил:

— Я же вам говорил… Штейнер непременно провалит операцию.

Поскольку наступление русских на Шпандау представляло собой серьезную угрозу западным оборонительным рубежам Берлина, «имперский руководитель молодежи НСДАП» Артур Аксман получил приказ направить на угрожаемый участок как можно больше членов гитлерюгенда. Нужно было во что бы то ни стало, любой ценой удержать мосты через Хавель у Пикельсберга. Таковой была их главная задача в общей битве за Берлин. В последние дни Аксман оставил обычную официальную резиденцию на Адольф-Гитлерплац и развернул свой командный пост на Вильгельмплац, поблизости от имперской канцелярии. Он ежедневно появлялся в убежище, чтобы доложить об обстановке или узнать последние новости о положении на фронтах. В остальное время он почти всегда находился на передовой с членами своей организации, которых непрерывно толпами посылали умирать за пропащее дело.