Гитлер. Последние десять дней. Рассказ очевидца. 1945
Шрифт:
Проработав досконально с военным атташе свои конкретные обязанности в качестве руководителя группы немецких офицеров связи при 1-й кавалерийской дивизии, я покинул гостеприимный Будапешт и отправился в город Ньиредьхазу (Восточная Венгрия). На другой день после прибытия на место я официально представился командиру создаваемой кавалерийской дивизии генерал-лейтенанту Ватакси, бывшему адъютанту Миклоша Хорти, и тут же получил приглашение посетить его на дому. Принят я был исключительно приветливо, с таким искренним радушием, какого мне еще не доводилось видеть у нас в Германии. На малом приеме, устроенном в мою честь, я удостоился первого официального поручения. Быть может, генерал хотел получше узнать меня, или просто познакомить меня со своей прекрасной страной, или же продемонстрировать особое ко мне отношение, но, независимо от причины, поручение было довольно необычным и весьма приятным.
Генерал пожелал, чтобы я по утрам сопровождал
Из всех знакомств мне особенно запомнилось двухдневное пребывание в усадьбе графа Кароли, кузена тогдашнего премьер-министра. Поездка к нему по приглашению походила на путешествие в иной, непривычный мир. Встречала меня вся семья, стоя на широкой лестнице, ведущей в замок. Графиня лично проводила меня в отведенные мне покои, по сути, в ее собственную комнату, в которой она, по ее признанию, родила двух своих детей. На рояле специально для меня поставили огромный букет алых роз. Окна комнаты и ее широкий балкон выходили в тенистый парк, где чинно прогуливались павлины и фазаны, в пруду плавали белые и черные лебеди, в загоне скакали рысью по кругу на корде великолепные лошади. За время, пока я гостил у графа, у меня была возможность осмотреть его обширную коллекцию медных гравюр, совершить прогулку в экипаже в ближайшую деревню и, уж конечно, насладиться деликатесами его превосходной кухни.
Когда примерно через две недели дивизию отправляли в Россию, графский слуга передал мне письмо от графини, в которое была вложена высушенная между страницами книги алая роза из того букета, который стоял на рояле в день моего приезда в замок. Цветок должен был служить мне талисманом, и в какой-то мере он, по-видимому, действительно оберегал меня от всякого рода напастей.
В канун отъезда из Венгрии, вечером граф устроил для офицеров штаба дивизии прием в «Шёшдо», пригородном ресторане. Под цыганские песни и музыку мы ели, пили и танцевали. Графская дочь и ее друзья учили меня танцевать чардаш. Однако общую атмосферу все-таки несколько омрачало сознание предстоящей скорой разлуки. В этот вечер я долго сидел со своим новым другом графом Штипши, капитаном резерва, чье поместье находилось в Южной Венгрии. Он пел мне венгерские народные песни, и мы много говорили о жизни, браке и красивых женщинах.
15 июня 1944 г. я прибыл с последним отрядом к месту сосредоточения дивизии в Припятских болотах, в 80 километрах к юго-востоку от Барановичей. Здесь дивизия влилась в состав 2-й армии группы армий «Центр». 22 июня русские начали на данном участке генеральное наступление, в ходе которого были почти полностью уничтожены 4-я и 9-я немецкие армии. 3 июля дивизия вместе с 4-й кавалерийской бригадой заняла оборону на северной оконечности Припятских болот. Уже в самом начале дивизия понесла тяжелые потери в живой силе и технике, и сражение не утихало ни на минуту. В первые недели боев я старался изо всех сил как-то помочь своим венгерским знакомым, впервые попавшим в самую гущу войны, освоиться в новой для них обстановке. Наконец к концу июля фронт несколько стабилизировался и стало возможным отвести дивизию в тыл на отдых и переформирование.
Через три недели я телеграммой был вызван в Хиршберг (Силезия), на курсы Генерального штаба. Фельдмаршал Вальтер Модель, командующий группой армий «Центр», не захотел меня отпускать.
— С какой стати они требуют вас к себе в Генеральный штаб? — заявил он. — Я не могу обойтись без вас, место ваше в венгерской дивизии. Война все равно уже проиграна. — Затем, помолчав немного, добавил: — Вам лучше после войны слыть просто капитаном, чем бывшим работником Генерального штаба.
В итоге я на курсы не поехал.
Долго отдыхать не пришлось: 20 августа 1-я кавалерийская дивизия выступила на фронт и уже 25 августа заняла оборону на отрезке к востоку от Варшавы, последнем немецком плацдарме на восточном берегу Вислы. В последних числах августа, вслед за выходом Румынии из союза с Германией и объявлением ей войны, подало в отставку правительство Венгрии. В результате Южный фронт передвинулся к румыно-венгерской границе.
Венгры приняли решение перевести все свои войска с Русского фронта в Венгрию и использовать для защиты страны. Выполняя приказ, части 1-й Королевской кавалерийской дивизии 27 сентября отправились по железной дороге домой. 9 октября я прибыл на дивизионный командный пункт, расположенный в городе Кечкемете; город имел стратегическое значение для обороны Будапешта. На другой день русские предприняли танковую атаку, в завязавшемся бою обе стороны понесли большие потери,
и город пришлось временно оставить. Однако в тот же день нам удалось вновь отбить его. Когда я вернулся на свою квартиру и приготовился отдохнуть, ко мне зашел мой приятель Штипши. Я едва узнал его. Всегда олицетворение жизнерадостности и энергии, он выглядел крайне утомленным и отчаявшимся. Он рассказал мне о судьбе семейства Кароли, с которым поддерживал близкие отношения. Когда в их поместье ворвались русские, граф, графиня и двое их детей покончили с собой.В это самое время, когда война уже катилась по венгерской земле, когда росло число сообщений о зверствах русских среди гражданского населения, а надежда на сохранение государственного суверенитета Венгрии таяла с каждым днем, ко мне в штаб группы связи 12 и 13 октября без ведома дивизионного начальства приходили несколько венгерских друзей из числа младших офицеров 2-го и 4-го гусарских полков, которые рассказывали о том, что, по сведениям из надежных источников, близких к правительственным кругам в Будапеште, вскоре предстояла смена государственного руководства и выход Венгрии, по примеру Румынии, из союза с Германией. Многие венгерские воинские часта, в том числе и соседняя 23-я венгерская пехотная дивизия, уже якобы перешли на сторону противника.
Вместе мы договорились, что мои друзья постараются через свои контакты прояснить ситуацию с правительством, а также узнать наверняка, какие венгерские боевые подразделения готовы продолжать сражаться на стороне Германии. Я же со своей стороны обещал подготовить план вывода немецких и верных венгерских подразделений из района боев между Дунаем и Тисой. Все эти действия должны были осуществляться в строжайшей тайне, поскольку командование дивизии занимало в данной ситуации несколько двойственную позицию.
Я связался с графом фон Ноштицем, начальником штаба армейского корпуса, в который входила венгерская кавалерийская дивизия, в общих чертах обрисовал ему политическую обстановку и попросил его организовать мне, как можно быстрее, встречу с командующим генералом Кирхнером. Фон Ноштиц обещал помочь. 14 октября на моей квартире собрались 16 офицеров дивизии. По полученной информации из Будапешта, в ближайшую субботу в 14.00 правительство намеревалось объявить о разрыве с Германией, после чего большая часть венгерской армии должна была сложить оружие. В тот момент значительные участки фронта занимали только венгерские воинские контингенты. А потому такое развитие событий означало бы полное крушение оборонительных линий, окружение и пленение германских войск, сражающихся в Венгрии. По моему плану немецкие и дружественные венгерские соединения, отведенные из района между Дунаем и Тисой, образуют плацдарм у переправы через Дунай возле города Дунафёльдвар, а основные силы создают мощный оборонительный вал на западном берегу Дуная. Присутствовавшие венгерские офицеры единодушно, без всяких изменений, одобрили этот план.
В этот вечер граф фон Ноштиц наконец уведомил меня о предстоящей на следующий день встрече с генералом Кирхнером. Застал я генерала в чрезвычайно раздраженном состоянии. Кратко описав ему и фон Ноштицу сложившуюся в стране крайне неустойчивую политическую ситуацию, я сообщил о принятых мною мерах. Однако генерал Кирхнер опасался осложнений с венгерским правительством, которые могли возникнуть как следствие моих инициатив. Как заявил генерал Кирхнер, все разговоры о капитуляции Венгрии, по его мнению, — обыкновенная сплетня, досужие домыслы, и ему-де крепко достанется от политического и военного руководства Германии, если он станет принимать эти слухи всерьез и на них реагировать. В заключение генерал приказал мне прекратить всякую самодеятельность в этом вопросе. Я был буквально вне себя от подобного приема и, возвращаясь в свой штаб, всю дорогу честил генерала Кирхнера на все корки. После такого реприманда я только удвоил свои усилия в прежнем направлении. Вечером я собрал своих офицеров группы связи, разъяснил обстановку и изложил суть чрезвычайных мер, вступающих в действие в субботу в 14.00. Таким образом, каждый из моих людей точно знал, что он должен делать и как поступать. Ввиду возможного нападения объединенных вражеских сил венгров и русских верные войска были приведены в состояние повышенной боевой готовности.
В эту ночь я почти не сомкнул глаз, непрерывно прибывали посыльные с сообщениями о положении в Будапеште и в расположении венгерской кавалерийской дивизии. Согласно поступающей информации, время выхода Венгрии из союза с Германией неумолимо приближалось, в армии царил хаос, следовало быть готовым ко всему.
В 13.30 в субботу зазвонил телефон. На другом конце провода был командир дивизии генерал-лейтенант фон Ибрани. Он просил меня немедленно пожаловать к нему в штаб, находившийся всего в сотне метров от моего пункта, для срочного разговора. Прежде чем уйти, я приказал офицерам своей группы, в случае моего невозвращения в 14.10, сразу же атаковать штаб дивизии, освободить меня, если возможно, и не мешкая пробиваться в сторону Дунафёльдвара.