ГКЧП: 30 лет спустя
Шрифт:
В поисках места для разговора мы прошли вдоль депутатских кабинетов. Армейским шагом Алкснис миновал апартаменты Глеба Якунина, Олега Румянцева, других демократов, затормозив у двери с табличкой «В. Аксючиц». Единомышленник? Во всяком случае, здесь мы и расположились.
МАТРОС ЖЕЛЕЗНЯК ЖДАТЬ НЕ СТАНЕТ
– Виктор Имантович, вот уж не думал, что вы мне свидание в Белом доме назначите.
– Да, я бываю здесь. Прихожу для контактов с депутатами, входящими в блок «Российское единство». Других помещений, где можно было бы спокойно
– И никаких негативных эмоций к сему архитектурному сооружению вы, не питаете? Жена бывшего шефа союзного КГБ Екатерина Крючкова, например, это здание иначе, как Чёрным домом, не называет.
– Ну как… К этому дому я испытываю примерно такое же чувство, как к аналогичной постройке в Кремле, где заседал Верховный Совет СССР. Отношусь без тепла и любви. Тем более что вижу: обитатели Белого дома идут по нашему пути. Система союзного парламента была успешно развалена, теперь черед российской законодательной власти. Состояние агонии близится. Мы наблюдаем тот самый кризис парламентской демократии, который уже однажды был в нашей истории – перед 17-м годом. Можно вспомнить и разогнанное большевиками Учредительное собрание. Интересно только узнать, кто сегодня сыграет роль матроса Железняка.
– Вы видите реальных кандидатов?
– Можно предположить, но фамилия в конечном итоге не важна – Иванов, Петров, Сидоров. Я говорю о силах, заинтересованных как в развале экономики, так и в устранении с политической арены мощного оппонента президента и правительства. Крах неизбежен. Если бы генерал де Голль в 40-м году после капитуляции Франции созвал заседание парламента где-нибудь в Лондоне или на севере Африки и стал бы обсуждать, что нужно сделать для выхода из кризиса, думаю, на этом его карьера была бы закончена.
– Извините, не уловил: какая тут параллель?
– Самая прямая. Мы сейчас находимся в аналогичном состоянии, как и капитулировавшая Франция.
– Мы – это кто? Россия, Советский Союз?
– Понимаете, то, что называется Российской Федерацией, еще отнюдь не Россия. Это понятие куда более широкое, в том числе, и в географическом смысле. Сегодня модно к месту и не к месту поминать Петра I. Если бы он увидел, что творят с плодами его трудов, наверное, в гробу перевернулся бы. Но, слава богу, не выродились еще настоящие патриоты!
КОТ, ГУЛЯЮЩИЙ САМ ПО СЕБЕ
– Виктор Имантович, что-то вас давненько не видать, не слыхать. Вряд ли вы смиритесь с безвестностью. Расскажите, чем занимаетесь.
– Что не видно, так это понятно. Раньше я был в Кремле, мелькал на сессиях, а сейчас я в другой роли.
– Вот я и спрашиваю: в какой?
– Скажем так: кота, который гуляет сам по себе. Я не хочу быть особенно связанным с какими-то структурами, партиями. Веду работу по созданию единого блока оппозиции. Два года мы призывали отказаться от идеологии, всяких «измов» и объединиться во имя спасения Отчизны. Сегодня, кажется, наши увещевания начинают приносить плоды. Я участвую в процессе консолидации.
– В качестве?
– Ну, одного из тех, кто конкретно этим занимается.
– Назовите фамилию «тех».
– Бабурин, Павлов, Астафьев, Константинов, Аксючиц – российские депутаты. Зюганов, Проханов, Макашов – духовная оппозиция. С этими людьми я постоянно контактирую.
– Вы живете в Москве?
– Нет, я болтаюсь между Ригой и Москвой. Семья у меня там, а здесь товарищи, дела.
– У вас есть тут жилплощадь?
– Я снимаю квартиру.
– За большие деньги?
– Ну, не совсем снимаю… Один приятель сдает мне, скажем так, квартиру. Бесплатно.
– Всем бы таких приятелей… А в Риге у вас что?
– Двухкомнатная «хрущоба». Там прописаны жена, двое детей и я.
– Вы ведь, кажется, намеревались переезжать из Латвии?
– Конечно, если б мог, сделал бы это. Но меня в Москве никто не ждет. Более того, еще в феврале 92-го московское правительство рассматривало вопрос о депортации из столицы нежелательных иностранцев, подразумевались я, Коган, другие представители ближнего зарубежья из числа народных депутатов. Союза. Поэтому, конечно, московским властям и в страшном сне привидеться не может, что я появлюсь здесь на постоянное жительство.
– Но есть же законный путь – обмен.
– Ой, не смешите! Ни один из демократов, которые так поддерживали народный фронт Латвии, что-то не испытывает желания ехать в царство свободы, образовавшееся на территории прибалтийских республик.
– Как к вам относятся в Риге?
– Сегодня я хожу по городу абсолютно спокойно. Если еще год назад могли быть всякие неприятные инциденты на улицах – с оскорблениями, размахиванием кулаками перед моим лицом, то теперь этого нет.
– Чем вы это объясняете?
– Люди трезвеют, проходит эйфория, опьянение. Все больше и больше становится тех, кто понимает, что их обманули. Прозревают и в России, и в Латвии, и в других местах.
– Ваша фамилия в республике известная…
– Дед мой был личностью очень популярной, до 89-го года он считался гордостью нации. Яков Алкснис перед войной шесть лет служил главкомом Военно-Воздушных Сил СССР, участвовал в подготовке всех знаменитых чкаловских перелетов, в спасении челюскинцев… 23 ноября 1937 года деда арестовали, на следующий день взяли его жену, мою бабушку. Мой отец остался без родителей, его сначала отправили в Даниловский детприемник, здесь, в Москве, а потом переправили в детдом под Курском. Отцу было десять лет.
Деда моего расстреляли, бабушка провела по тюрьмам и лагерям 15 лет. Отец смог разыскать ее только в 57-м году, после реабилитации. Тогда же мы и переехали в Ригу из Кемеровской области, где познакомились и поженились мои родители, где родились мы с сестрой.
В Риге стоял памятник моему деду, военное инженерно-авиационное училище, которое я заканчивал, носило имя Якова Алксниса, улица была… Теперь все это пошло прахом – памятник снесли, училище расформировывается, улицу переименовали.
– В честь кого на этот раз назвали?
– Даже не знаю, не интересовался… Так что такая история с нашей семьей.
– А родня ваша рижская смягчилась? Было время, она от вас чуть ли не отреклась.
– С сестрой у меня отношения не портились, а более дальние родственники… Недавно позвонил один из дядьев, который полтора года назад в прессе клеймил меня позором. И так, между прочим, словно ничего и не было, говорит: «Виктор, ты куда пропал? Что-то зазнался, в гости не заходишь. Приезжай, бутылка стоит». Так что и здесь, как говорил некто Горбачев, процесс пошел. И пошел в позитивном направлении. Не скажу, чтобы с родней все стало благополучно, но ничего, еще не вечер.