Гладиатор по крови

— Следуй вровень с ними.

Под сухой треск кнута фургон стронулся с места, загрохотав по мощеной дороге к развалинам городских ворот. Катон, ауксиларии и добровольцы прибавили шагу, продвигаясь вперед мимо обступившей колонну враждебно настроенной толпы.

— Проклятые римляне! — погрозил из толпы кулаком человек в разорванной тунике. — Они хотят все забрать одним себе!

Гнев его подхватили сограждане, и воздух немедленно наполнили злобные крики и насмешки. Молодая мать подняла своего младенца повыше, так чтобы его видали всадники, и пронзительным голосом закричала, что ребенок ее вот-вот умрет, если его не накормят досыта. Катоном владело желание успокоить толпу, обещать всем, что еда будет делиться по-честному, однако он сразу понял, что этот жест окажется бесполезным. Голос его утонет в царящем вокруг колонны шуме, и поэтому сам он покажется толпе слабым.

Отвлеченный криками толпы, он не сразу заметил, что Аттикус пробирается к сложенным на передовом фургоне мешкам с зерном. Когда цепь остановила его, Аттикус упал на живот и таким образом сумел дотянуться до задней стенки повозки. Отвернувшись от толпы, Катон обнаружил, что Аттикус лежит на животе, вытянувшись во весь рост.

— Что он там делает? — спросил один из ауксилариев, шедший возле Катона.

Опершись ногами, Аттикус толкнул руками самые задние мешки с зерном.

— Остановите его! — крикнул Катон, бросаясь к повозке. Однако было уже слишком поздно. Самый верхний из мешков, перевалился через край и шлепнулся на дорогу, раскрывшись при приземлении. Зерно потекло на дорогу с тихим и быстрым шипением. Второй мешок уже валился следом за первым, когда, поравнявшись с фургоном, Катон вспрыгнул наверх. Увидев, что Аттикус старается столкнуть еще один мешок, он со всей силой наступил на его руку. Подбитая гвоздями кованая подошва впилась в плоть грека, и, закричав, он попытался другой рукой столкнуть сапог Катона. Нагнувшись, молодой центурион подхватил третий мешок, не позволив ему упасть. Но прежде чем он успел что-то сделать, в толпе послышался взволнованный вопль, и, скользнув между коней, один из мужчин начал горстью набирать зерно в подол своей рубахи. К нему немедленно присоединились другие, и напор толпы, пытавшейся добраться до просыпанного зерна, оттеснил ауксилариев в сторону.

Наклонившись, Катон с яростью заглянул в глаза Аттикусу и стиснул рукой его горло.

— Попробуй сделать хоть что-то еще в этом роде, и клянусь, я немедленно перережу тебе глотку. Понятно?

Задыхаясь, Аттикус кивнул. Катон на мгновение усилил хватку, чтобы подчеркнуть серьезность своих намерений, и посмотрел на возню позади повозки. Первый фургон еще двигался вперед, пользуясь пространством, расчищенным декурионом и его людьми. Однако отчаянный напор толпы, ринувшейся к зерну, разделил вереницу возов на две части, заставив остановиться остальные три фургона и их охрану.

Повернувшись к Макрону, Катон крикнул:

— Езжайте дальше! Я займусь остальными возами.

Макрон кивнул, и центурион спрыгнул на землю, переступил на месте, чтобы сохранить равновесие, и достал меч. Пробившись ко второму возу, он неподвижно замер перед копошащейся над просыпанным зерном толпой.

— Ауксиларии! Ко мне! Стройся клином!

Катон остановился посреди дороги, и солдаты Двенадцатой построились клином за его спиной. Убедившись в том, что люди его готовы, он набрал полную грудь воздуха и во всю глотку крикнул:

— Щиты ста-авь, копья к бою!

С грохотом древки копий ударили в ободья щитов, составленное из железных наконечников острие обратилось в сторону толпы.

— Ша-агом! — гаркнул Катон, задавая ритм. — Раз… два… раз… два!

Клин ровным шагом приближался вперед, и лица в толпе начали оборачиваться к наступающему строю. Хватая последние горсти зерна, горожане пытались протиснуться в безопасное место.

— Нас убьют! — прозвучал пронзительный голос, и с полными паники воплями горожане разбежались перед наступающими солдатами. Катон крикнул через плечо:

— Фургоны — вперед! Не останавливайтесь, пока мы не доберемся до акрополя.

За спиной грохотали колеса, Катон размеренным шагом шел вперед, сапоги ауксилариев топтали рассыпанное зерно. Перед самым строем какой-то старик, споткнувшись, упал на землю и пытался подняться на ноги, один из солдат движением щита отбросил старика в сторону. Тяжко рухнув на колено, тот свернулся клубком и застонал, держась за ушибленный сустав. Ауксиларий опустил копье, направив острие в старика, но Катон остановил его движением меча.

— Не надо! Пусть живет… переступи через него.

Старика оставили лежать на земле, и когда возы приблизились к нему, тот в ужасе уставился на сотрясавшие землю прочные колеса тяжелых фургонов. Кони аккуратно переступили через лежащего, однако ужас его никак не мог воздействовать на колеса, и Катон, оглянувшийся на тонкий, полный муки крик, с облегчением увидел, что старик все-таки сумел в последний момент вывернуться из-под колеса. Центурион продолжал свое движение по дороге, и задержавшиеся на ней горожане стремились убраться подальше от смертоносных наконечников копий.

Уже перед самыми разрушенными воротами из толпы вылетел камень, ударившийся в щит всадника. Через мгновение за ними последовали другие, чередуясь с комками грязи и навоза, брызги которого разлетались вокруг.

— Не обращать внимания! — рявкнул Катон. — Вперед!

Арьергард колонны втянулся в город и продолжил свое движение по главной улице, уже расчищенной от обломков организованными Макроном рабочими бригадами. Некоторые из горожан увязались следом за ними, все еще бросая в солдат все, что попадалось под руку, но, наконец, сдавшись, они отступили и повернули к своим шатрам, выкрикивая последние оскорбления. Макрон ожидал их на откосе, ведущем к воротам акрополя. Увидев Катона, как раз смахивавшего грязь с плеча, Макрон горестно улыбнулся:

— Что я говорил… Мы всегда в дерьме по самые уши.

— Не скажу, что получил удовольствие, однако мы доставили фургоны в безопасное место, — заметил Катон. — Хватит еды хоть на какое-то время.

— После чего нам придется выйти из города и повторить операцию, — Макрон повернулся к первому фургону и ткнул пальцем в сторону Аттикуса. — Отлично сработано, приятель. Едва не развязал кровопролитие среди своих же собратьев. Доволен?

Аттикус затряс головой:

— Моей вины здесь нет.

— Есть, и еще какая. Если бы ты не выкинул эту штучку, никаких хлопот у нас не возникло бы. — Макрон дал знак двоим своим людям. — Этого обратно в тюрьму. И не кормить следующие два дня.

— Что?!

— В порядке компенсации за выброшенное тобой на землю зерно.

Когда Аттикуса в цепях спустили с фургона и увели, глянув в сторону лагеря беженцев, Катон устало покачал головой:

— Мало нам мятежников на свою голову, так еще и свои горожане во враги лезут.

— Сын мой, благодарностей мы не дождемся, — согласился Макрон, жестом предложив остальным повозкам подниматься к воротам акрополя. — И, невзирая на это, обязаны делать все возможное ради спасения этих людей.

— Ты прав, — ответил Катон и, помолчав несколько мгновений, негромко добавил: — Не хотелось бы говорить так, но если мы не получим никакой помощи извне, причем без особой задержки, в провинции воцарится полный хаос… кровавая баня. И мы почти не способны помешать этому.

Глава 12

— Как, по-твоему, Портиллус годится для такой работы? — спросил Катон, когда они на следующее утро выехали из Маталы. Позади обоих центурионов ехал кавалерийский эскорт. Юлия сидела рядом с возницей в небольшой повозке, находившейся посреди колонны всадников.