Гладиаторы
Шрифт:
Подняв тело собаки на руки, проводник уложил его в десантный отсек и, оглянувшись, взглядом нашёл того, кто осмелился в нарушение всех приказов и инструкций стрелять раньше кинолога. Человек, которого Рой успел перед боем напугать до мокрых подштанников, с презрительной усмешкой смотрел на медленно катящиеся по щекам проводника слёзы.
– Зачем?
– срывающимся голосом спросил кинолог.
– Я же сказал, сочтёмся, - ещё шире усмехнулся стрелок, не опуская автомата.
Сделав вид, что всё понял, и не собирается бросаться на автомат, проводник медленно отвернулся, незаметно передвигая ножны с десантным кинжалом. Сидевшие на броне
Растеряно ахнув, бойцы бросились к уже мёртвому напарнику, но, убедившись, что всё кончено, растеряно повернулись к скорбно замершему проводнику.
– Ты хоть понимаешь, что натворил?
– растеряно протянул механик – водитель.
– Погань прирезал. За Роя. За друга, - тихо выдохнул кинолог, опускаясь на колени, возле тела своей собаки.
Погрузив тело бойца в машину, группа отправилась на базу. Теперь, когда не стало собаки, патрулирование было бесполезно. Обнаружить ксеносов при помощи техники, было невозможно. Не стали они осматривать и труп погибшего гуманоида.
Не понятно, по какой причине, погибшие оккупанты после гибели растекались грязной лужей непонятной субстанции, больше напоминавшей вытекший из тюбика гель. Но самое непонятное происходило с оружием. Оно почему-то сразу выходило из строя, и очень часто просто взрывалось, хотя бывало и так, что взявший непонятный лучемёт человек получал просто кучу разваливающихся в пальцах запчастей.
Он так и простоял всю дорогу, до самой базы, где их встретили бойцы из военной прокуратуры. Увидев вылезающего с мёртвой собакой на руках кинолога, они молча отступили в сторону, отдавая последнюю дань уважения одному из лучших бойцов подразделения. Передав труп собаки ветеринару, для составления отчёта, проводник молча сдал оружие и, протянув прокурорским запястья для наручников, тихо сказал:
– Давайте. Теперь уже всё равно.
– Не дури, разберёмся, - проворчал сержант, беря его за локоть.
Через десять минут, Матвей, сидя в палатке отведённой под допросную, мрачно курил, не сводя с сидевшего перед ним мужика тяжёлого, немигающего взгляда. Мужик, делая вид, что не замечает такого вопиющего нарушения порядка допроса, молча листал лежащее перед ним досье. Наконец, отодвинув его в сторону, он поднял взгляд и, покачав головой, тихо спросил:
– Ну, и за что ты его так?
– За друга, - коротко ответил Матвей.
Гибель Роя словно выжгла из его души все чувства. Стоя над его телом на коленях, в десантном отсеке, он неожиданно понял, что остался совсем один. Совсем. Один. Это было так страшно и больно, что Матвей едва не закричал во весь голос. Рой был единственным существом, которое связывало его с той, прошлой жизнью, где он был, любим, и где любил он.
– Гибель твоей собаки, потеря для службы, безусловно, большая, но ты не имел права казнить бойца сам. Даже за друга, - осторожно подбирая слова, произнёс мужик.
– Имел. Просто вы ничего не знаете, - всё тем же ровным, безжизненным голосом ответил Матвей.
– Ошибаешься. Мы многое знаем, - чуть усмехнувшись, ответил тот, и раскрыв лежавшее на столе досье, принялся читать:
– Матвей Беркутов. Тридцать пять лет,
образование высшее юридическое, до войны был частным предпринимателем, имел жену и пятилетнюю дочь. Обе погибли во время первого налёта ксеносов на город. В СКС состоит уже три года, можно сказать, с первых дней войны. Собака, ротвейлер по кличке Рой, восемь лет, отлично натаскан, на личном счету больше семидесяти обнаруженных особей ксеносов.– Семьдесят четыре, - тихо уточнил Матвей. – За что он его? Ведь Рой мог запросто до сотни добрать.
– Знаю. И именно это, я и должен выяснить, - вздохнул мужик. – Откровенно говоря, я бы этого поганца сам пристрелил. Но это так, между нами. А если быть совсем откровенным, то у меня складывается стойкое убеждение, что целился он не в собаку, а в тебя.
– Хреново целился, раз не попал, - вздохнул Матвей.
– Судя по схеме, он хотел спровоцировать вас.
– На что?
– соизволил проявить вялый интерес Матвей.
– Знаете, Матвей, у меня складывается стойкое убеждение, что вам абсолютно всё равно, что с вами будет, - неожиданно вспылил мужик.
– Теперь, да.
– Даже если вас приговорят к расстрелу за убийство бойца? По закону военного времени?
– Даже. Терять мне больше нечего, - усмехнулся Матвей, и от этой усмешки сидевший перед ним мужик заметно вздрогнул.
Неожиданно, клапан палатки резким движением отбросили в сторону, и к столу подошли трое высоких, крепких мужчин с одинаково хмурыми физиономиями. Молча, предъявив сидевшему за столом мужику какое-то удостоверение, они выхватили у него из рук досье, и едва не в шею, вытолкав его за порог, насторожено уставились на Матвея.
Мрачно оглядев вошедших, Матвей снова закурил и, помолчав, спросил:
– А разведке-то чего от меня надо?
– А почему вы решили, что мы из разведки?
– быстро спросил мужик, предъявивший удостоверение.
– Я может и псих, но не дурак. Просто так прокурорского из допросной выбросить в военное время только вы можете.
– Логично, - усмехнулся мужчина, и присев на освободившийся раскладной стул, со вздохом сказал:
– Ладно, Матвей Иванович, давайте начнём сначала. Меня зовут Андрей Сергеевич, полковник разведки генштаба. Мы случайно узнали о сегодняшнем инциденте, и решили, что такой случай упускать грешно. Мы быстренько ознакомились с вашими документами, и поняли, что вы нам подходите.
– А мне?
– Что вам?
– не понял полковник.
– Мне вы подходите?
– В каком смысле?
– снова не понял разведчик.
– Знаете, мне совершенно всё равно, что со мной будет дальше. Так что, не думаю, что вам стоит продолжать, - вздохнул Матвей, закуривая следующую сигарету.
– Предоставьте это нам решать, Матвей Иванович, - усмехнулся полковник.
– Решайте, - пожал плечами Матвей.
– Как долго вы дрессировали своего пса?
– неожиданно спросил полковник.
– Первые три года, каждый божий день. А потом, боролся с ним за главенство в стае. Бывает у собаки такой период, когда она физически в полной силе, а ума ещё не хватает, вот тогда и начинаются игры, кто сильнее и наглее, - грустно улыбнулся Матвей, вспоминая добрые времена.
Неожиданно, его словно прорвало. Сжав челюсти так, что захрустели зубы, он замер, словно каменный идол, и а из глаз медленно покатились слёзы. Заметив его реакцию, ГРУшники понимающе переглянулись. Сидевший за столом полковник вздохнул и, потерев челюсть, тихо прошептал: