Главная улица
Шрифт:
— А, как поживаете, любезная соседка?
Всплеснув самыми благопристойными черными лайковыми перчатками, любезная соседка ворвалась в гостиную и, захлебываясь, начала трещать:
— Легко вам спрашивать, как я поживаю! Я прямо удивляюсь, как я пережила этот день и вынесла все дерзости, которые болтал язык этой женщины. Следовало бы отрезать его…
— Ну, ну, ну! Подождите-ка! — закричал Кенникот. — Кто же эта наглая особа, миссис Богарт? Присядьте и спокойно расскажите нам все.
— Я не могу присесть, мне надо домой, но я не могла заняться своими частными делами, пока не предупредила вас. Видит бог, я не ищу благодарности, но я должна предостеречь город от этой девки. В мире столько зла, а люди просто не замечают и не ценят наших стараний оградить
— Постойте! Да о ком вы говорите?
— Она говорит о Ферн Маллинз, — не слишком дружелюбно вставила Кэрол.
— Что-о?!
Кенникот сразу даже не поверил.
— Да, да, о ней, — подхватила миссис Богарт, — и вы должны меня благодарить, что я вовремя вывела ее на чистую воду, прежде чем ей удалось впутать во что-нибудь вас, Кэрол! Конечно, вы моя соседка, жена Уила и образованная дама. Но позвольте мне прямо сказать вам, Кэрол Кенникот, вы не всегда с достаточным уважением… вы не всегда достаточно чтите… вы не идете испытанными путями, указанными нам господом в Библии, и хотя, конечно, нет ничего дурного в том, чтобы иной раз от души посмеяться, и вы не испорчены, но все-таки надо признаться, что вы не боитесь бога и не гоните нарушителей его воли, как это подобает. Будьте рады, что я разгадала эту змею, которую я пригрела на своей груди, и… Да, да, вы только подумайте: эта важная особа требовала к завтраку два яйца, а яйца стоят теперь шестьдесят центов дюжина! Ей мало было одного, как другим людям!.. Разве ее интересует, сколько это стоит и много ли мне прибыли в том, что она платит за стол и комнату? И ведь взяла-то я ее к себе только из милосердия, и мне следовало бы сразу догадаться по тому, какие чулки и платья она притащила в мой дом в своем сундуке…
Прошло еще несколько минут непристойного кривлянья, прежде чем удалось узнать, что, собственно, произошло. Комедия сточной канавы обратилась в высокую трагедию с Немезидой в черных лайковых перчатках.
Сама по себе история была проста, безобразна и незначительна. Подробности миссис Богарт передавала весьма сбивчиво и сердилась, когда ей задавали вопросы.
Ферн Маллинз и Сай накануне поехали одни на деревенскую вечеринку с танцами. (Тут Кэрол вставила, что Ферн приглашала ее, чтобы не ехать одной с Саем.) Во время танцев Сай поцеловал Ферн, она призналась в этом. Сай раздобыл бутылку виски. Он не помнит, где ее достал. Миссис Богарт предполагает, что ее дала ему Ферн. Сама же Ферн утверждала, что он вытащил бутылку из кармана пальто какого-то фермера, а это возмутительная ложь. Так или иначе, он был пьян в стельку. Ферн привезла его домой и втащила, рыгающего, едва державшегося на ногах, к Богартам на крыльцо.
Никогда раньше ее мальчик не бывал пьян, кричала миссис Богарт. Когда Кенникот что-то проворчал на это, она призналась: «Ну, может быть, всего раз или два от него действительно попахивало вином». Признала она также с видом исключительного беспристрастия, что иногда Сай не являлся домой до утра. Но не напивался он никогда. Он всегда приводил самые убедительные объяснения: приятели зазвали его на озеро бить с факелами острогой щук; или же они уезжали куда-нибудь на машине, и на обратный путь не хватило бензина. Как бы то ни было, ее сын еще никогда не попадал в лапы «интриганки».
— Какую же интригу, по вашему мнению, мисс Маллинз затеяла с Саем? — допытывалась Кэрол.
Миссис Богарт на минуту опешила, но потом продолжала. В это утро, когда она призвала их обоих к ответу, Сай мужественно сознался, что во всем виновата Ферн. Она, его учительница, подначила его напиться. Ферн пыталась это отрицать.
— И эта особа, — задыхалась миссис Богарт, — имела наглость сказать мне: «Какой мог быть для меня интерес в том, чтобы этот дрянной щенок напился?» Так и назвала его щенком! «Я не хочу слышать в своем доме подобных слов! —
сказала я. — А вы еще втираете людям очки и делаете вид, что вы образованная, и хотите быть учительницей и наблюдать за нравственностью молодежи! Да вы хуже последней девки с панели!» Вот что я ей сказала. Уж я ее отделала по заслугам. Я не из тех, кто уклоняется от стези долга. Пусть не воображает, что порядочные люди будут выслушивать от нее всякие гадости. Я сказала ей: «Какой для вас был интерес? Я вам скажу какой! Разве я не вижу, как вы бегаете за всеми, кто только носит штаны и у кого есть время и охота выслушивать ваши бесстыжие речи? Разве я не вижу, как вы выставляете напоказ ноги из — под ваших коротких юбок и носитесь по улицам, разыгрывая из себя молоденькую девчонку?»Кэрол стало тошно от такого изображения жизнерадостной Ферн, но то, что сказала миссис Богарт потом, прозвучало еще отвратительнее:
— И кто может знать, что было между этой особой и Саем до того, как они поехали домой?
Она ничего не говорила прямо, но, дав волю своему грязному воображению, описывала темные закоулки в стороне от фонарей, распаляющую, грубую музыку, танцы в обнимку в темном амбаре, мерзкие животные страсти. Кэрол чувствовала себя до того отвратительно, что не могла даже перебить старуху. Но Кенникот не вытерпел и воскликнул:
— Да перестаньте вы, ради бога! Вы же не знаете, что там было на самом деле. У вас нет ни малейших доказательств того, что Ферн вела себя не просто как взбалмошная девчонка.
— Как нет? А что вы скажете на это? Я спросила ее напрямик: «Пробовали вы это виски или нет?» А она отвечает: «Кажется, сделала один глоток — Сай заставил меня». Если она призналась в этом, то вы можете себе представить…
— Разве это доказывает, что она проститутка? — спросила Кэрол.
— Кэрри!!! Не смейте никогда произносить это слово! — взвыла добродетельная пуританка.
— Хорошо. Если она даже отведала виски, доказывает ли это, что она дурная женщина? Я тоже пробовала виски!
— Это разные вещи. Я не хочу сказать, что одобряю вас. Ведь что говорит священное писание? «Крепкие напитки глумятся над нами». Но совсем другое дело, когда учительница пьет со своим учеником.
— Да, это, конечно, нехорошо. Ферн, несомненно, сделала глупость. Но не следует забывать, что она всего на год или на два старше Сая и, вероятно, на много лет моложе в смысле испорченности.
— Это… это неправда! Она достаточно взрослая, чтобы испортить его!
— О том, чтобы испортить Сая, ваш праведный город позаботился уже лет пять назад.
На это миссис Богарт не ответила новой вспышкой ярости. Она вдруг размякла. Голова ее поникла. Она потрогала свои черные перчатки, подергала ниточку на выцветшей коричневой юбке и вздохнула:
— Он хороший мальчик и очень привязывается к тем, кто с ним хорошо обращается. Некоторые считают его ужасно буйным, но это от молодости. И он такой храбрый и правдивый: ведь он один из первых хотел записаться в солдаты, чтобы идти на войну. Мне пришлось очень строго поговорить с ним, иначе он бы просто убежал. Я хотела уберечь его от дурного влияния военных лагерей. — Тут миссис Богарт снова отбросила свой жалостливый тон. — И вот я сама ввела в мой дом женщину, которая оказалась хуже, чем это можно было вообразить, хуже, чем любая дрянь, какую он мог бы встретить там, в армии. Вы говорите, что эта Маллинз слишком молода и неопытна, чтобы испортить Сая. В таком случае она также слишком молода и неопытна, чтоб учить его. Уж что-нибудь одно из двух! Все равно, за что ее выгонят, — я так и сказала школьному совету.
— Вы рассказали эту историю членам школьного совета?
— Ну, конечно! Всем до единого! И женам тоже! Я сказала им: «Не мое дело, как вам поступать с вашими учителями, и я не собираюсь навязывать вам решение. Я только хотела бы знать, будете ли вы и впредь держать в вашей школе, среди невинных мальчиков и девочек, женщину, которая пьет, курит, сквернословит и делает такие гадости, что у меня и то язык не поворачивается их назвать? Но вы знаете, что я хочу сказать и уж я позабочусь, чтоб об этом узнал весь город!