Главный герой 2
Шрифт:
– Пал Тиныч, наращивание слоёв энергии явно связано с полом.
– С каким полом? – рассеянно переспросил Хромой и уселся на табурет.
– Тупим, Пал Тиныч?! – Маринка топнула ногой.
– Ладно, ты копытом-то не бей, – тяжело вздохнул Хромой. – Увольняться тебе надо и уезжать.
– Ага, счаз! Чего это вы вдруг?
– Игорь жениться на тебе задумал.
Маринка залилась хохотом, прихрюкивая:
– Губа не дура у парня!
– У Бовы, ясно, свой расчёт. Он за него Виолетту Байнер сосватает. Дочь одного австралийского воротилы. У неё синдром Попрыгайкина. С Игорем – два сапога пара, короче.
– Совет да
– Само собой, – строго глянул на неё Хромой. – Только Бова велел тебя ананимировать.
– Как это? – опешила Маринка. – Как собаку?!
– Наивная… – Хромой осёкся.
– Ой, ладно, Пал Тиныч. Мне работать надо. Я наивная, дурочка с переулочка. А вы такие умные, что мимидосы на вас перегреваются. – Маринка пошла к альмастату.
– Да, помолчи, Марина! – Хромой встал и развернул Маринку к себе лицом. – Ты думаешь, вся эта энергия, – Хромой очертил рукой круг, – из животных? Души животных вообще нельзя использовать в людях. Из людей она выкачана вся. И ананиматы – это не больные, а жертвы. Мои и… Мои, в общем.
Маринка на секунду растерялась, отпрянула, но тут же, тряхнув головой, насупилась:
– Можно отсюда подетальнее?
Хромой рассказал ей предысторию и всю четырнадцатилетнюю эпопею.
Маринка молчала. Ходила, пересаживалась с табурета на табурет, стояла, глядя в одну точку.
– То есть это не Игорь,– сказала она, распутав наконец клубок долгих раздумий, – а вы, влезли без спроса в отцовский сейф. Вы и Бова!
– Я поздно понял… В нашем мире, даже если и вломишься в тайник… Всё равно ничего не поймёшь, пока не найдёшь ключ от двери.
***
– Рано ещё психологии становиться разделом физики! – Маринка сложила в глубокую стеклянную кювету два планшета и несколько флэшек. Достала из сумочки телефон, выключила его и тоже бросила в кювету.
Разъедаемая кислотой пластмасса ещё дымилась и шипела, а Маринка уже подходила к лифту.
Ананимарий занимал несколько подвальных этажей в соседнем корпусе. Просторный зал «приёмного покоя» разделяла прозрачная перегородка. По одну сторону стояли, напоминая душевые кабины, пять ананиматоров. Посреди офисной части неуклюже прохаживался Игорь. Шикарный тёмно-синий костюм с отливом топорщился и смотрелся как шёлковый чехол на самосвале. Второпях, видимо, Игорь вставил пуговицы не в те петли, и несвежая голубая рубашка перекосилась. Маленькие поросячие глазки закрылись от улыбки, а слюнявые пухлые губы перемалывали:
– Маринка! Маринка!
Игорь черепашьей походкой подошёл к ней и порывисто чмокнул в губы. Маринку едва не вырвало. Она вытерла оцепеневшие губы платком.
– Игорь, где Хромой? – Маринка изо всех сил сосредотачивала мысли на главном.
– Маринка! – Игорь смотрел на неё, светясь щенячьим восторгом. – Зачем нам Хромой?
– Игорь! – закипела Маринка. – Где Павел Валентинович?
– Маринка, зачем тебе Полтиныч? – Глаза Игоря забегали. – Ты же с ним ругалась всё время… Папа его боится. А я из-за него…
– Отвечай быстро! – Маринка схватила Игоря за лацканы пиджака. – А не то… – Маринку покоробило. – Не выйду за тебя, понял?
В глубине офиса открылась дверь и вошёл Бова.
– Игорь, какого чёрта ты делаешь? Где дядя Паша? – Краковский не скрывал негодования.
Игорь схватил Маринку за руку:
– Идём! Скорее!
– Да пусти ты! – Маринка отдёрнула руку, и между ними вклинился подбежавший Бова:
– Куда
ты тащишь эту лаборантку?– Простите, Бова Карлович, – возмутилась Маринка, но поняв нелепость своего положения замолчала.
– Я женюсь на ней! Женюсь! – верещал Игорь.
Бова сильно сжал бицепс сына.
– Папа, больно! – вскрикнул Игорь, наклоняясь на бок и морщась.
Краковский, не ослабляя хватку, повернулся к Маринке:
– Что «Бова Карлович»? – ехидство брызнуло из его рта вместе со слюной. – Да, ты не лаборантка. Ты даже не уборщица! Ты грязь из-под ногтей! Это вот – твоя наука? – Бова рывком выставил Игоря вперёд.
– Ай, больно! – хныкал Игорь.
Но Краковский будто его не видел:
– Это кто, мой сын?!
– Да, это он! – выпалила Маринка. – Если бы и не было ничего, сейчас он был бы таким же. Вот из-за такого вашего счастья, столько людей загубили. Игорь, отвечай, где Хромой?
Игорь вырвался из отцовских рук:
– Нету! Нету вашего Полтиныча! – Игорь выпучил глаза и показал на ананиматоры за стеклом. – Ананимировал я его. И знаете, каким он оказался? Тихим! Его сейчас увезут на органы.
– Что ж ты сделал?! – Бова чуть не плакал. – Маринка?
Беспомощная мольба в его глазах чуть было не разжалобила Маринку. Но тут, будто синий шарик равнодушия из лабораторного альмастата разлился внутри неё. Она бросила сумочку на ближайший стол:
– Все свои записи и программы я уничтожила. Горите огнём… – Маринка прошла за перегородку, на ходу скинула пальто и шагнула в кабину ананиматора. Герметичная дверь бесшумно затворилась и включились индикаторы альматаксов.
– Маринка, не уходи, – захныкал Игорь.
Бова пришёл в себя и выхватил планшет:
– Какой там номер? В клинике! Где он сейчас?
– Нет здесь связи, папа, только вон, селектор, – Игорь показал на стол администратора. – Но кто-то украл микрофон.
Бова бросился к двери, но она оказалась заперта магнитным замком. Со стороны ананиматора послышался звериный рёв. Игорь с Бовой обернулись и застыли. Маринка в клочках разодранной одежды упиралась руками в стенки ананиматора и рычала львицей.
– Буйная, – злорадно улыбнулся Игорь и достал из кармана микрофон от селектора.
Дно ананиматора стало опускаться, унося с собой Маринку.
***
Игорь воткнул штекер микрофона и нажал кнопку:
– Хромого и бабу новую на арену!
– Игорь Бовович, но Хромой же тихий, – возразил глухой мужской голос.
– Я в курсе, – холодно отрезал Игорь, – исполнять!
– Игорь Бовович, а Бова Карлович знает? – нерешительно осведомился глухой голос.
– Не знает! Не знает он ничего! – к столу подбежал Краковский-старший.
Игорь отпустил кнопку и наотмашь ударил отца кулаком в лицо. Бова перелетел через соседний стол, звонко приложился головой об пол да так и остался лежать вверх ногами. Игорь снова нажал кнопку.
– Да, он знает, что тебя сейчас уволят. Понял?
– Так точно…
– Без меня не начинать! – Игорь выдернул микрофон.
***
Для зрелищности, тела бойцов не убирали после каждой схватки. Остывающая кровь впитывалась в опилки, источая железистый запах страха и смертной тоски. Публика бесновалась. На трибунах свистели, топали ногами и кричали, требуя начинать следующий бой. Зрители первого ряда свешивались со стены, будто боясь пропустить бойцов, когда их выпустят с разных сторон арены.