Главный герой блокбастера

Впрочем, радовался он слишком рано. Маккентой, конечно, стоил каждого вложенного в него доллара, но на площадке вел себя… Нет, он вел себя вполне нормально. Крайне профессионально, доброжелательно, вежливо. И при этом совершенно отстраненно. Не было привычного уже Алефу перебрасывания словами с ассистентами, не было шуток между дублями. Да он даже кофе не пил! Пришел на грим, сел и уставился стеклянным взглядом в зеркало. Потом пошел на площадку и с ходу начал работать. Не запорол ни одного дубля, не злился и не раздражался, когда это делали другие, даже ни слова не сказал, когда статисты его чуть не уронили, волоча в "логово".

В первый раз накрывать его рот ладонью Алефу было откровенно страшно. Но после седьмого или восьмого дубля рука уже сама собой тянулась заглушить стон.

Последующие дни прошли по той же схеме. И вот как тут суметь не облажаться в постельной сцене с этим суперпрофессионалом без чувств, эмоций и нервов?..

Но неприятности нельзя было откладывать вечно, да и к тому же из всех романтических сцен фильма Мион решил начать с наиболее откровенной. Самое кошмарное заключалось в том, что именно Джош в итоге соблазнял Центуриона. И как это изобразить правдоподобно, Алеф решительно не представлял.

Маккентой явился точно в срок, такой же собранный и серьёзный, как всегда. Он кивнул Алефу и даже слегка ему улыбнулся.

— Так, Алеф, я хочу от тебя оголтелой страсти, присущей молодости, но при этом сдержанности хорошо знающего себе цену лидера, который встретил достойного противника и влюбился с головой, — сказал ему Мион. — Ты же, Дерек, прекрасно понимаешь, что слишком взрослый, совершенно ему не подходишь, да и не правильно это все совсем, но при этом ты не в силах противиться его напору, обаянию и желанию.

Оголтелой страсти?.. Когда сейчас кишки скрутит от ужаса? Алеф гулко сглотнул и несколько раз сжал и разжал кулаки. Он сто раз прочитал сцену. Он до секунды знает, что и когда делать. Он выучил текст назубок.

Это часть работы. Не хуже и не лучше каскадерских трюков. Не сложнее драматических монологов. Работа.

Тихонько брякнула включенная цифровая хлопушка.

— Мотор! — скомандовал Мион.

Алеф глубоко вздохнул и вошел в кадр. Камера наехала, беря крупный план.

— Слышал, ты собираешься свалить? — подал он первую реплику сидевшему в кресле Маккентою.

— У меня нет выбора, — ответил тот тихо и посмотрел на него долгим, полным смысла взглядом. Так, будто это, черт возьми, и правда сцена расставания.

— Выбор есть всегда, — Алеф прошел по декорациям комнаты и плеснул в бокал янтарного цвета жидкость из графина. Выпил подкрашенную карамелью воду, отчаянно жалея, что это не коньяк. — Я тебя не гоню.

Мысли лихорадочно метались в голове, переплетались, путались. Алеф отчаянно пытался не сбиваться, не терять концентрацию, но самым важным сейчас была расстеленная кровать, роялем в кустах выглядывающая из-за приоткрытой двери из "кабинета" в "спальню". По спине ручьем тек холодный пот, ступни, кажется, скользили в ботинках. Боже, да от него будет нести как от скунса, едва только перейдут к раздеванию!

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я, — вздохнул Дерек, — то есть, Центурион, — и встал с кресла, подойдя к окну. Алефу стоило немалых усилий подойти к нему и встать сзади, как того требовал сценарий.

— Останься… — выдохнул он и сжал кулаки. Сейчас… Вот сейчас… — Прошу… — и он обхватил Маккентоя за талию, да так крепко, что тот натужно выдохнул.

— Стоп, камеры! — выкрикнул Мион.

— Простите, — Алеф сконфуженно покачал головой, отпрыгнув от Маккентоя.

— Ничего, — тот улыбнулся и вдруг поинтересовался: — Первый раз?

— Нет… то есть да, — Алеф выдохнул, заставляя себя успокоиться. — С мужчиной — да, — наконец это удалось.

— Алеф, чуть менее оголтело, а то наш Центурион до второй части не доживет, — улыбнулся Мион. — Майк, камеру на три градуса левее. Осветители, на одну десятую больше света. Приготовились. Мотор!

— Слышал, ты собираешься свалить? — Алеф снова вошел в кадр. И опять посмотрел на сидевшего в кресле Маккентоя.

В этот раз Джош обнял Центуриона хоть и крепко, но без фанатизма. Правда, Алеф крупно вздрогнул, когда на его ладони легли горячие маккентоевские руки, но реплику подал вовремя.

Блядь! А вот теперь по сценарию Центурион разворачивается, и Джош притискивает его к стене, жадно целуя. Алеф мысленно досчитал до пяти, ослабил хват, и, когда Маккентой развернулся, толкнул, придавил и, подавшись вперед, чуть склонил голову вбок. Так как камера была сзади, иллюзия поцелуя была безупречной.

Вот только он совершенно не ожидал, что Маккентой сам подастся вперед и поцелует его. Твою мать! Едва горячие губы коснулись его, он отшатнулся, попытавшись оттолкнуть Маккентоя прочь, отчего тот неслабо ударился об стену.

На площадке раздались смешки, и Мион снова остановил камеры.

— Нужен перерыв? — поинтересовался он. — Порепетировать?

— Да, пожалуй, — еще никогда Алефу не было так стыдно за свою реакцию, за собственный непрофессионализм.

А вот Маккентоя он бы сейчас с удовольствием приложил бы еще раз. Ну вот нахуя это надо было делать? Точно «радужных кровей» эта большая звезда экрана.

— Ли? — вдруг обратился к нему Маккентой. — Нам обязательно именно эту сцену снимать сегодня? В этих декорациях есть еще две моих.

— В принципе, да… — согласился Мион.

— Так давай, может, снимем их? А вечером и на выходных мы с юношей порепетируем, — Дерек посмотрел на Алефа предупреждающе, но тот прекрасно понимал, как глупо будет возражать.

— Ну что же, порепетируйте, — Мион потеребил подбородок. — Полчаса перерыв и снимаем сцены… — он заглянул в сценарий, — сто сорок три и восемь-три-шесть.

— Спасибо, — выдавил Алеф, совершенно не представляя себе, как он будет репетировать с Маккентоем. И главное, где. Не номер же в отеле снимать.

— Пойдем, — Маккентой не глядя на него пошел к гримерке, где взял со стола телефон. — Я позвоню, когда закончим, и адрес смской скину.

Что? Алефу придется ехать к нему домой? После окончания съемок? Это что же за репетиция такая, в ночи-то?

Хотя… В ночи самое то — репетировать постельную сцену.

— Хорошо, — кивнул он и надиктовал Маккентою номер. А что оставалось делать? Контракт уже подписан, и неустойка за его расторжение будет просто ужасающей.

Он мысленно скривился, представив лицо отца, когда придется раскошелиться. И мать, даже не пытающуюся скрыть удовлетворения. У самого Алефа еще таких денег нет, и если он запустит руку в семейный кошелек, это автоматически будет признанием поражения. И киноиндустрия для него закроется навсегда, даже если Линда найдет сотню ролей. Скучная до зубной боли судьба финансового магната настигнет его со всей неотвратимостью.