Главный герой. Сборник рассказов

– Я пойду следующим.

С тех пор некоторые из нас, кто острее других чувствует ответственность за жизнь великих племён, уходят, чтобы найти свой берег».

В сумерках тесного прокуренного портового бара с дощатыми столами и закопченой лампой над замызганой стойкой хриплый динамик старенького телевизора с выцветшим экраном вещал последние новости: «Сегодня на северо-западном побережье десятки китов выбросились на берег. Это явление пока не нашло научного объяснения. Ученые продолжают изучать физиологию китов и строят гипотезы, пытаясь объяснить, с какой целью морские млекопитающие совершают массовые самоубийства. Оставайтесь с нами, мы продолжим после рекламы».

Левкас

Кровельщик Артём приехал в городок С. на подворье небольшого монастыря, где уже квартировали иконописцы из Почаева. Познакомились. Поужинали. Художники сели «творить» краски на завтра. Артём на выделенной ему кровати накрылся ватным одеялом и слушал в полудрёме, как они шуршат курантами по стеклянным плиткам, растирая темперу, и рассказывают байки. Про Сурикова, про лавру. И подумалось ему: «Вот и меня жизнь так же трёт по дорогам, по монастырям. Интересно, что я за краска? Киноварь – цвет крови Господа и мучеников? Голубец – цвет Богородицы и мира? Ярь – цвет Святого Духа и преподобных? Нет, куда мне до таких высот. Бывает, работаешь на луковице и думаешь, мол, близко к Богу, а земля-то тянет. Всё же я, пожалуй, левкас. Втёртый, вклеенный в самую доску. Никто меня не видит, а на мне держится вся картина. Да уж, смиренно». Артём улыбнулся, натянул одеяло на голову и, засыпая, вспомнил своего учителя: «Мы высоты не боимся. До пятнадцати метров – ещё не высота, а после – уже не высота».

Коварство

С коварством Сева впервые столкнулся, когда ему было восемь. Коварству стукнуло пять, а имя ему было Мира. Судьба свела их на побережье, где Сева отдыхал с бабушкой и маленьким братиком Вовой, а Мира – с родителями. Бабушка непрестанно корила Севу и всеми силами принуждала его смотреть за братом.

Как-то, увидев пластиковую палочку у Севы во рту, Мира уточнила:

– Это твой Чупа-чупс?

– У бабушки в сумке нашел, – доверительно поведал Сева.

– Какого цвета, покажи! – Мира сделала манящее движение пальцем.

Сева, польщённый вниманием, с причмоком извлёк конфету.

– Вот, она так и сказала: «Красный»! Бабушка твоя его ищет! Говорит, купила Вове, а…

– Вове? – испугано выдохнул Сева. – Что же делать?

– Надо его назад в фантик завернуть, – предложила выход Мира, – давай, у меня есть.

– Нет! – Сева решительно оттолкнул протянутую ручонку. – Я помню, куда свой бросил, он в комнате.

– Беги скорей, – приободрила его Мира. – Чупа-чупс оставь, вдруг там бабушка.

Сева отдал ей конфету и бросился в дом… Дурачок!

Плохая латынь

После наркоза Копыль чувствовал себя отсиженной коленкой. В спутанных мыслях толкались тревожные сомнения вперемешку с обрывками ярких фантазий. «Жаль музычка не играет. А что? Американец "Форда" взял, а я, лучше, "Лексус", – Копыль то и дело приподнимал одеяло, поглядывал на бинты и прислушивался к организму. – Мне вдвое больше обещали. Поди, плохо! Ещё и на туда-сюда останется. Копылихе моей понравится. Да ей, вообще, сюрприз будет!»

В палату вошла лечащая – Анна Марковна, разулыбалась:

– Как вы, Пёт Фёдч?

«Ишь, губы накрасила! А зубки-то белые!» – непроизвольно отметил Копыль. – Что-то, Анна Марковна, пальцы немеют. – Он аккуратно ощупывал себя под одеялом. – Не пойму, что там. От наркоза?

Врачиха наклонилась и потрогала шею Копыля под ушами. «Ох ты, под халатом только бельё! – Копыль отвёл глаза и насторожился: тело отозвалось вялым эхом велосипедного звонка, вместо привычного перегуда туго натянутых струн. – Всё, встал на ручник».

Анна Марковна откинула одеяло. Копыль приготовился, как и до операции, с удовольствием ощутить её прикосновения. Но тело пробуксовало. Анна Марковна посмотрела Копылю в глаза:

– Секундочку, Пёт Фёдч, – она открыла папку-планшет. Полистала, похмурилась. – Щас, щас.

Врачиха ушла. Копыль натянул одеяло на нос: «Почему никогда без "щас-щас" не обходится?»

…

Кризис среднего возраста у Копыля затянулся. Сколько Пётр ни вглядывался, никаких зовущих далей впереди больше не видел. Одни пропасти через каждый шаг мерещились. Да и назад глянет – пустыня. У сыновей своя жизнь: один бебиситтером в Европе, второй где-то за полярным кругом грехи замаливает. Любовницы стареют. Талантов никаких не обнаружилось. Копылиху дома не застать – разъезжает с учениками по конкурсам и фестивалям. Она в музыкальном училище баян преподавала. Люто Копыль затосковал. От курева – кашель, от водки – головная боль. Маялся-маялся, да в очередной женин отъезд решил повеситься.

Снял люстру. Подёргал крюк – качается. Достал инструмент, укрепил. Вспомнил пилёж Копылихи – повесил полки на кухне. Заодно обои в коридоре переклеил. Стал верёвку привязывать, у соседа музыка заиграла: «Мне уже многое поздно, мне уже многим не стать…» «Вот, точно!» – воодушевился Копыль, завязывая петлю. «Самое время мечтать», – утверждали за стеной. «Самое время?» – Пётр проверил, хорошо ли скользит петля, удовлетворенно кивнул и включил телевизор. Собачка из Простоквашина предлагала продать что-нибудь ненужное. «Что б такого загнать, чтоб на "Лексус" хватило?» – горько ухмыльнулся Копыль, разворачивая свежий номер «Спид-инфо». «Американский пенсионер, мечтавший купить новый автомобиль, продал…» – прочитал Пётр и закрыл газету: «Так вот же решение!» Нашёл объявление подходящей клиники и позвонил.

– Здравствуйте! – ответил игривый женский голос. – Меня зовут Людмила. Чем могу вам помочь?

Копыль объяснил.

– Ой, какой приятный баритон, – кокетничала Людмила. – Да, мы делаем такие операции, приезжайте.

…

Анна Марковна без стука ворвалась в кабинет молодого хирурга, оперировавшего Копыля. Регистраторша Люся молниеносно соскочила со стола и оправила короткую юбку:

– Здрасьте! – Люся боком протиснулась в коридор.

Анна Марковна ногой захлопнула за ней дверь:

– Гамлет, ты показания Копыля читал?

– Я всё читаю, – под чёрными кудрями блеснул надменный взгляд.

– Что здесь написано? – Анна Марковна постучала пальцем по планшету перед носом у хирурга.

– Два testiculus, – прочитал Гамлет. – Да в чём дело?

– Testiculus – это единственное число, придурок!

– Э, у меня с латынью всегда было не очень, – Гамлет развёл руками и сощурил глаз, мол, чего вы хотите?

– У тебя и с русским «не очень», – Анна Марковна нависла над Гамлетом.

– Там «два» написано… же, – Гамлет, отстраняясь, качнулся и упал вместе со стулом.

– Два?! Если за тебя Люська бумаги заполняет, пусть хоть группу крови правильно пишет! Тебя не учили, что истории для прокурора заполняются?

– Где учили? – Гамлет барахтался между столом и стеной. – Зачем прокурора?

– Вы себе лет на двадцать назаполняли! Иди и пришивай обратно за свой счёт, что ты Копылю лишнего отрезал! – Анна Марковна пнула Гамлета в бедро.

– Ай! У меня нет счёт! – заскулил он.