Главный свидетель

Ее просто убьют – всего-навсего.

Глава тридцать девятая

Женщина скончалась, даже не успев предстать перед судом. Она умерла от СПИДа – униженная и корчась от боли. Единственное, что она хотела перед смертью – это попрощаться с детьми. В просьбе было отказано».

Кендал пересказала Джону историю, которую в свое время, чуть ли не миллион лет назад, поведала Мэту и Гибу. Это и в самом деле происходило миллион лет назад – далеко-далеко от маленькой спальни в деревенском доме дедушки в юго-восточной части Теннесси.

– Всякий раз, проигрывая дело, я принимала неудачу очень близко к сердцу. А в данном случае, похоже, проиграла его дважды.

– Так вот почему ты избрала для себя самую трудную профессию в области юриспруденции.

– В какой-то степени.

– Конечно, случай этот – вещь беспрецедентная, но, мне кажется, ты сделала выбор куда раньше – еще до того, как стала адвокатом и занялась этой больной СПИДом женщиной.

Кендал подняла голову, которая покоилась у Джона на плече, и внимательно посмотрела на него:

– Отчего ты вдруг решил заняться моей биографией? Это так важно?

– Я не знаю ничего вплоть до того момента, когда ко мне вернулось сознание. Да. Для меня это важно.

Вздохнув, она снова склонила голову ему на грудь. На самом деле она не больно-то жаждала распространяться о себе, что и не скрывала. Просто его спокойствие и уверенность в себе невольно вызвали у нее своего рода приступ откровенности. Хотелось же ей – и в этом нет никаких сомнений – остаться в его мыслях и памяти после всего.

– Отчего ты такая загадочная, Кендал?

– Кто сказал?

– Послушай, – произнес Джон, – давай поговорим. Что случилось с твоими родителями?

– Они погибли во время перелета в Колорадо, где хотели отдохнуть и покататься на лыжах. Самолет потерпел аварию.

– А что это были за люди?

– Жизнелюбивые, энергичные, веселые. Отзывчивые, открытые для всех, и, конечно же, они любили меня. Я всегда считала, что лучше моих родителей нет никого на свете, и любила их всем сердцем.

– Родители умерли рано, задолго до того, когда приходит естественная смерть. Поэтому ты решила прожить и за них тоже и получить от жизни то, что не смогли они. Вот что движет тобой в твоих устремлениях.

Кендал снова приподнялась:

– Да кто ты такой наконец, психоаналитик, что ли? – Она явно его подкалывала, но он даже не улыбнулся.

– Так что же сделало тебя столь целеустремленной, Кендал? Откуда такая железная воля, а?

– Я уже говорила…

– А если поглубже.

– Ладно, раз уж ты строишь из себя доктора. Я тебя рассмешу.

Она перевела дыхание и глубоко вдохнула:

– В то самое утро, когда они собирались в Колорадо, отец сказал мне на прощание: «Прежде чем мы вернемся, ты уж постарайся и убери свою комнату так, чтобы мы могли тобою гордиться». – Так вот, они не вернулись и я, по-моему, продолжаю жить так, чтобы родителям было не стыдно за меня.

– Что ж, очень образно, но детали опущены.

– Благодарю. Тем не менее, может, сменим тему? Выберем что-нибудь попроще? Чтобы играть в «доктор – пациент» существует масса способов куда забавнее.

– Трудно разжиться одобрением со стороны мертвых, Кендал. Сомневаюсь, что человек может быть идеальным.

– А мне говорили, что может.

– И кто же?

– Мой муж.

Он взглянул на нее, и сердце Кендал чуть не оборвалось. Объятая паническим ужасом от содеянного, она лихорадочно соображала, как бы понатуральнее продолжить разговор, поскорее придумать удобоваримое объяснение.

– Я хотела сказать, что ты совершенно другой человек, совершенно непохожий на того, которого я называла «мужем» И который предал меня.

– И этот «мужчина» – я. Так или нет?

– Да, ты, – ответила она хрипло; – Ты сумел измениться даже за тот ничтожный промежуток времени, что мы находимся здесь. Более того, ты и отдаленно не напоминаешь парня, за которого я вышла замуж. Тот, другой – часть ночного кошмара, который творился давно и в другом месте.

Некоторое время он смотрел на нее в упор, прежде чем возобновить дискуссию:

– Ты начала лгать с того самого момента, как рассказала о гибели родителей, правда?

– Я не лгу.

– Мне кажется, означенный пункт даже не нуждается в обсуждении, Кендал. В этой области у тебя просто нет равных.

– Ну уж если бы я оказалась такой лгуньей, какой ты силишься меня изобразить, тебе бы в жизни не догадаться, что я лгу.

– Да нет, ты же не только лжешь, иногда и реальные факты сообщаешь. Вероятно, такой профессионализм достигается годами упорной практики.

– Мне просто всегда хотелось приукрасить события. Еще совсем маленькой девочкой… мне хотелось усовершенствовать, что ли, окружающий мир, привести в соответствие с душевными запросами. Вместо своих погибших родителей я придумала других, загадочных, и снабдила их фантастическими биографиями. Согласно моей версии, важные события не позволяли им жить вместе со мной.

В один прекрасный момент я решила, что мои родители – кинозвезды, которые хотят спасти меня от Молоха под названием Голливуд. На следующий год посчитала, что они – исследователи Северного полюса. Затем я начала утверждать, что папа с мамой – миссионеры и работают за «железным занавесом», а заодно выполняют опасную работу по заданию ЦРУ.

– Вот это воображение!

Она улыбнулась лукавой доброй улыбкой и добавила: – Мое воображение не слишком пришлось по нраву школьным учителям. Обычно меня наказывали, поскольку принимали мои фантазии за ложь, а я всего лишь хотела изменить обстоятельства, которые мне казались несправедливыми.

– А как там дальше, в отрочестве? Если ситуация, на твой взгляд, становилась невыносимой, то как ты поступала?

– Например? – осторожно поинтересовалась она.

– Очень просто. Если бы твоего мужа поразила амнезия и он забыл, как складывались ваши взаимоотношения на самом деле, ты сказала бы ему правду или соврала?

На глаза Кендал навернулись слезы. Она печально покачала головой:

– Ты прав. Слишком уж много пришлось обманывать. Но только для того, чтобы приукрасить действительность. Впрочем, признаю, иногда я, таким образом, добивалась какой-нибудь своей цели.