Главред: назад в СССР 2

Неужели я вышел на след той самой банды, о которой услышал в прошлой жизни от Рокотова? Осталось всего ничего, чтобы это проверить — съездить с Апшилавой и другими милиционерами на улицу Степана Разина. Найти эту заброшенную контору, вскрыть ее и освободить детей. Странно только, что бандиты их так долго держат — может, услышали сообщение в громкоговорителях патрульных машин и испугались? Точно, и теперь просто не знают, как быть и что делать.

Все это пронеслось в моей голове за считанные секунды, пока Эдик складывал в собственных мыслях все факты. А потом он задал самый логичный в этой ситуации вопрос:

— Так где же дети, Евгений Семенович?

— Я почти уверен, что в бывшем помещении ЖЭКа, — ответил я. — И вот еще, Эдик. Пока мы туда едем, причем как можно быстрее, вашим коллегам нужно по-быстрому найти и задержать человека, у кого остались ключи. Вряд ли бандиты попали туда случайно, должен быть кто-то, кто им помогает.

Апшилава долго смотрел на меня, казалось, целую вечность.

— Евгений Семенович, а вы точно не ошиблись профессией? — наконец, спросил он.

P. s. Друзья, спасибо за вашу поддержку! Рады каждому комментарию и лайку — они значительно ускоряют процесс написания новых глав!

Глава 14

Мы мчались с Эдиком Апшилавой на бежевой «шестерке» в сторону улицы Степана Разина. Машиной управлял Матвеич, человек пожилой, но лихой и уверенной. Казалось, он был единым целым с чудом тольяттинского автопрома — как говорится в подобных случаях, водитель от бога.

Уже стемнело, на город опустился тот самый позднеосенний мрак, характерный для среднерусской полосы. Фонари тщетно пытались его разогнать, однако лишь сильнее подчеркивали контраст между почти мифической тьмой и съежившимися под ней зданиями. Вода в Любице матово блестела подобно нефти, вызывая тревожные ощущения. А каково сейчас бедным мальчишкам, которых поймали и заперли злоумышленники, одного из которых, кстати, уже опознали эксперты. Глеб Синягин — матерый рецидивист, за спиной которого в тридцать лет уже несколько ходок.

По адресу, где проживал тот самый сотрудник ЖЭКа, уже направили милицейский наряд, и ни у меня, ни у Эдика не было сомнений, что его возьмут тепленьким. А вот бандит, вооруженный пистолетом Макарова, мог оказать отчаянное сопротивление. Именно поэтому к дому на улице Степана Разина мчались еще несколько машин с оперативниками и патрульными милиционерами. ОМОНа здесь еще нет, он появится только через два года, в восемьдесят восьмом. А потому предстоящая операция была довольно рискованной.

— Евгений Семенович, я не могу вам приказывать, — с явным напряжением в голосе произнес Апшилава, — поэтому попрошу. Сидите в машине и не высовывайтесь, пока мы будем их брать.

— Не беспокойтесь, Эдуард Асланович, — я кивнул. — Геройствовать не планирую.

Конечно, хотелось ответить по-другому. Внутри каждого взрослого мужика живет безрассудный мальчишка, которому хочется в самое пекло. Вот и в моей голове против воли крутилась картинка, как я отважно отвлекаю преступников, пока милиционеры рассредоточиваются по двору. Потом бандиты выходят, тот самый рецидивист держит перед собой одного из школьников под прицелом. Срывается, открывает беспорядочную пальбу, я бросаюсь и закрываю собой ребенка. Ранение, операция, хирургическое отделение и взволнованное лицо Аглаи. Взволнованное и одновременно восхищенное.

Это очень красиво смотрится в мыслях. А еще в кино. Вот только реальность гораздо проще и прозаичнее. Об этом мне рассказывали полицейские, с которыми я катался по Любгороду, готовя очередной репортаж. Нет никаких эффектных бросков, кинематографичных приемов, залихватской стрельбы. Есть грязь, кровь и мат, а порой — смерть. Причем последняя выглядит настолько неприглядно, что об этом не принято говорить. И если бы я даже выжил после нафантазированного броска, последнее, чего мне бы хотелось, это попасться на глаза любимой женщине.

— Приехали, — Эдик отвлек меня от сложных размышлений и еще раз напомнил: — Оставайтесь в машине. Матвеич, головой отвечаешь.

— А то, — отозвался пожилой водитель.

Возле старинного здания с аркой уже стояли несколько милицейских машин, сотрудники оцепили его, чтобы пресечь любую попытку побега. Эдик хлопнул дверцей и направился к оперативникам в штатском, которые тенями маячили в арке. А потом… Нет, никакой пальбы, криков и грохота. Какой-то огромный оперативник в жилетке что-то проговорил в закрытую дверь, прошло меньше минуты, и она отворилась. Оттуда вышел сгорбленный рыдающий человек, которого тут же скрутили наручниками и повели к желтому «уазику» с синей полосой вдоль борта. А следом выбежали мальчишки, которых тут же приняли врачи дежурившей поблизости «скорой помощи». Одного, вернее одну, я тут же узнал.

— Аглая Тарасовна! — воскликнул я с интонацией одного из персонажей «Бриллиантовой руки».

Она ведь сказала, что сегодня дежурит, и надо же было такому случиться, что именно ее бригада отправилась на улицу Степана Разина. А ведь девушка, получается, меня переплюнула. Я-то, хоть и нашел преступников, на самом задержании прятался в милицейском автомобиле. Аглая же была в числе работников экстренных служб на передовой. Вот тут мой внутренний мальчишка возмущенно запротестовал.

— Матвеич, там все уже, похоже, закончилось, — обратился я к пожилому водителю.

— Нельзя, Евгений Семенович, — невозмутимо ответил тот.

Я хотел было поспорить, но тут уже сам Эдик Апшилава махнул в нашу сторону рукой, показывая, что можно выходить, и я сразу же распахнул дверь, направившись к следователю.

— А где второй? — спросил я Эдика, осознав, наконец, что меня смутило.

— Его ищут, — мрачно проговорил Апшилава. — В городе объявлен план-перехват. Почувствовал, что запахло жареным, и сбежал. Может, даже как-то о наших поисках услышал, шумиха до него дошла. С детьми оставил сообщника, наговорил ему, что вернется, а пока, мол, нужно пересидеть. Фактически сдал его, пожертвовал, чтобы самому по-быстрому смыться. А тот молодой парень совсем, — Эдик кивнул в сторону «уазика» с задержанным. — Видели, наверное, что расплакался как барышня. Понял, что ему за детей светит.

— Поймайте его, Эдуард Асланович, — просто сказал я. — Того, второго. Такие люди, как Синягин, не должны оставаться на свободе. Не возражаете, если я задам пару вопросов нытику?

— Я вас провожу, — кивнул Апшилава, и мы направились к милицейской машине.

Рослый сержант по знаку Эдика открыл зарешеченную заднюю дверцу, явив миру зареванное лицо пухлого здоровяка. Судя по жидким усикам и румянцу, он и вправду был очень молод. Едва ли не вчерашний школьник.

— Вас как зовут? — спросил я, принципиально не поздоровавшись с преступником, и включил запись на «Панасонике».

— Дима… — всхлипывая, произнес парень. — Акимов Дмитрий Олегович.

— Что вы сделали с детьми? Зачем их держали?

— Мы… Я… — преступник терся лицом о красную клетчатую рубашку, так как руки у него были скованы за спиной. — Мы никого не собирались убивать. Только напугать и выведать… выведать, у кого когда родителей дома не бывает. Это все Глеб! Синягин! Он все придумал!

— А ты еще большая сволочь, Дмитрий Олегович, чем этот твой Синягин, — Эдик презрительно сплюнул. — Ревешь, как баба, смотреть на твои сопли противно. А когда на дело шел, ребятишек до полусмерти пугать, королем себя чувствовал?