Главред: назад в СССР 2
Шрифт:
— Лучевая болезнь, говорят, заживо изнутри сжигает…
— У зятя знакомый есть, а у того друг, так вот он рассказывал, что в Припяти анаконды завелись…
— Теленка с двумя головами видели…
— Думаете, зачем военные сборы объявили? По атому стрелять? Да там нечисть из-под реактора прет!
— Да ну вас с вашими байками! Вы почитайте лучше, что Кашеваров пишет!
— А военные там зачем? А? зачем?
— Вы ИМР на фотографии видите? Вот, смотрите! Это инженерная машина разграждения, их на случай атомной войны делали. Вот и пригодились…
— У военных техника, ресурсы. Это ж если всю армию туда отрядить, они быстро порядок наведут. Но границы ведь тоже охранять нужно.
—
— По-другому никак, вот Кашеваров и пишет. Стране брошен вызов, люди плечом к плечу… И забывать их нельзя, вот в чем смысл!
— Да-да, он об этом и пишет! У нас тут все отлично, а они оттуда живыми мертвецами возвращаются!
— В Америке, я слыхал, за два дня такое излечивают…
— И наши научатся!
— Мой сосед — тоже чернобылец. Плох совсем.
— А у меня сын там был. И ничего…
— Товарищи, ну вы что такое несете? Люди нас с вами защищали своими телами, как в войну! А вы бред какой-то рассказываете! Телята с двумя головами, анаконды… Тьфу!
— Ну, про мутации и в научных книгах пишут…
— Да о чем вы! Тут про наших парней, им помогать надо!
— Верно, говоришь, сынок! Мой племянник там был, сказывал, что страшное дело творится!.. Все, как в статье! За душу тронул!
— И не говорите!
Я слушал, затаив дыхание. Если отбросить откровенный трэш, как это будут называть в будущем, люди обсуждали подвиг ликвидаторов и сочувствовали их судьбе. То, что нужно! То, чего я хотел добиться! И пусть я пропустил уже несколько автобусов, плевать, когда тут самый настоящий живой отклик! Кстати, я был не единственным, кто опаздывал — люди периодически спохватывались, глядя на часы, и буквально впрыгивали в салон. Причем толпа у газетного стенда не уменьшалась, а только росла. Присмотревшись, я понял, как это происходит — из соседних домов выходили те, кому не требовалось бежать на работу. Пенсионеры, люди на больничном бюллетене, мамы в декрете. Кто-то видел столпотворение из окна, другие интересовались у бегущих соседей, что происходит, и тоже, одевшись, шли к остановке.
— Здорово, Семеныч! — меня окликнули, и я, обернувшись, узнал Петьку Густова, соседа-афганца.
Он был в легкой саржевой куртке, из-под расстегнутой молнии красовался десантный тельник. На голове ветерана красовался лихо заломленный голубой берет.
— Привет, — мы обменялись рукопожатиями.
— О чем в этот раз написали? — улыбнулся Густов и, аккуратно растолкав нескольких зевак, пробился поближе к стенду.
— Про Чернобыль, — ответил я, и Петька нахмурился, но ответить мне не успел.
— Говорят, водка от радиации хорошо помогает, — послышался чей-то явно нетрезвый голос.
Я повернулся на звук. Точно — мужик в засаленной телогрейке с лицом ценителя этиловых паров. На него возмущенно зашикали, кто-то пристыдил, посоветовав пойти проспаться, и пропойца, смутившись общественного мнения, решил было прислушаться к гласу народа. Но тут на сцене вновь появился очкарик в сером плаще. Он подошел к пьянчужке и, похлопав его по плечу, заговорил неожиданно громким голосом:
— А ведь он прав, граждане! — люди принялись оборачиваться, а я, посмотрев с тоской на очередной «ЛиАЗик», решил понаблюдать за происходящим. — Думаете, почему в стране объявили сухой закон? Потому что знали об аварии! Заранее знали и ни о чем нас не предупредили!
— Правильно! — осмелел алкоголик и тут же покраснел, но точно уже не от выпитого, а от испуга.
На него, раздвигая словно бульдозер толпу, надвигался Петька Густов с налитыми кровью глазами. У меня внутри было все упало, однако мой сосед, хоть и оказался экспрессивным, в руках себя держать мог. Он подошел ближе к странной парочке, смерил пропойцу небрежным взглядом и повернулся
к очкарику.— Расскажи-ка мне, где связь между Чернобылем и запретом на водку, — твердо потребовал Петька.
— Посмотри на этого несчастного! — громко заговорил очкарик, ничуть не испугавшийся афганца. — Он вынужден пить одеколон, пока весь алкоголь идет в зону!..
Люди на остановке возмущенно загалдели, но осуждали они не правительство, запустившее антиалкогольную кампанию, а на провокатора в сером плаще. Я не понял, чего тот пытался добиться, зачем нес откровенную околесицу, но мой мозг из будущего быстро провел параллель с городскими сумасшедшими, которых я в своей прошлой жизни видел немало. Такие, как этот парень с немытыми волосами, долгое время осаждали редакции, пока не набрали бешеную популярность соцсети и телеграм-каналы. И тогда вдруг некоторые такие люди возомнили себя журналистами, рассказывая своим подписчикам «всю правду». Плоская Земля, инопланетяне, заряженная вода, заговор рептилоидов, тайная война с демонами из параллельного мира, гомеопатия, зомбирующее излучение…
Помню, одна такая дама позвонила в редакцию «Любгородских известий», когда я еще был неопытным журналистом. Красиво и правильно складывая слова в предложения, женщина пожаловалась мне, что ее преследуют. Профессиональная жилка во мне тут же заиграла, и я принялся выпытывать подробности у собеседницы. Она охотно отвечала на мои вопросы, приводила слова известных правозащитников, которые «разводили руками», едва услышав о ее ситуации. «Против вас работают такие силы, что не подступиться», — сетовали, по словам женщины, топовые адвокаты. А когда я спросил, за что же ее преследуют, дама невозмутимо ответила: мол, за то, что она сторонница действующего президента. И когда я, оторопев, поинтересовался, как так может быть, услышал многозначительную фразу:
— А вот то-то и оно!
Это было мое первое знакомство с такими людьми. Впоследствии я уже знал, как с ними общаться, а наши секретарши Кристина и Ольга ловко отсеивали правдорубов и городских сумасшедших, получив один раз втык от Рокотова, нашего генерального. Кто-то из них, уже не помню, кто именно, дал некоему доморощенному конспирологу номер его личного телефона. Одного раза оказалось достаточно, и наш холдинг облегченно выдохнул. А потом и большинство городских сумасшедших ушли в онлайн.
Мои размышления и напряженный спор между Густовым и очкариком прервали сирены. К остановке подкатил милицейский «уазик», а следом за ним — «рафик» скорой помощи с дополнительной надписью «Специальная».
— Вы не вернете тридцать седьмой! — вдруг закричал очкарик, оттолкнув с непонятно откуда взявшейся силой Густова. — Карательная психиатрия — это политическое преступление! Горбачев объявил гласность!
Из «рафика» вышли два рослых парня-санитара и вежливо, но уверенно, приняли буянящего парня из рук милиционеров. Тот моментально успокоился и дал проводить себя в автомобиль «скорой». Взволнованные горожане рассосались по соседним домам и автобусам, некоторые благодарили парней в погонах. И тут я услышал интересную фразу:
— Опять у Лехи осеннее обострение.
Из глубин памяти всплыл до боли знакомый образ, и я понял, с кем мне сейчас довелось познакомиться. А странный день еще только начинался.
[1] Евгений, в частности, имеет в виду Ашинскую трагедию 1989 года — крупнейшую в истории СССР и России железнодорожную катастрофу, в которой по разным данным погибли от 575 до 645 человек.
P. s. Приключения главреда Кашеварова продолжаются! Новая глава — в среду! Ваши лайки и комментарии, как всегда, мотивируют на сверхурочные проды:)