Главред: назад в СССР

— Выпущу, — улыбнулся я, вспомнив простой автобусный этикет.

Так я и добрался в итоге до работы, с удовольствием размявшись на остановке сразу после выхода. Дождь все еще хлестал не переставая, но я уже был на месте и мысленно махнул рукой на помокшую насквозь одежду.

— Здравствуйте, Евгений Семенович! — секретарша Валя по своему обыкновению вскочила, завидев меня. — Ой, вас же хоть выжимай! Снимайте плащ, я просушу!

— Спасибо, — кивнул я девушке, заботливо стягивающей с меня бесформенный кусок ткани, в который превратилась одежда.

— В шкафу сменная обувь, — подсказала мне Валя, когда я со вздохом посмотрел на свои хлюпающие ботинки.

Промокшая продукция кимрской обувной фабрики отправилась вместе с носками на батарею, а я, потягивая крепкий сладкий чай, который заранее заварила девушка, прошелся босиком в кабинет. Там я и впрямь обнаружил хорошие югославские туфли, которые пришлось со скрипом натягивать на босу ногу. Ужасное ощущение, но лучше уж так. А потом загорелся огонек вызова на коммутаторе.

— Евгений Семенович, на проводе капитан Величук из милиции, — заговорила Валя. — Соединить?

— Да, — лаконично ответил я, и в следующую секунду в трубке раздалось пыхтение.

— Але! — чуть не оглушил меня Величук. — Але! Евгений Семеныч? Слышно меня?

— Слышу, Платон Григорьевич. Доброе утро.

— И вам не хворать. В общем, мои ребята подсуетились…

— Так-так, — я даже подался вперед, чуть не расплескав на себя чай.

— Нашли они хулиганов, — обрадовал меня Величук. — Весь оставшийся день вчера бегали, с ног сбились. Отыскали в итоге знакомых людей с фотографий… Ну, этих — которые в гробиках. И вышли в итоге на старика со старухой, которые все это сотворили. Сидят у меня в отделении, чистосердечное пишут. Такое плетут!.. Я и подумал, что вам интересно будет. Тем более что вы просили…

— Спасибо, Платон Григорьевич! — радостно крикнул я в трубку и бросил ее на рычаг.

Вот что значит — правильно выстроенные отношения с органами внутренних дел. Объяснил, что приятное о них напишем, и их заинтересовало. В своей прошлой жизни я напрямую с девчонками из пресс-служб общался, с одной, из СК[1], даже какое-то время встречался. Потом, правда, из-за нашего разрыва она меня информацией обделяла, и я с тех пор зарекся гадить там, где пасусь. Зато со всеми другими у меня были прекраснейшие приятельские отношения. Мне даже стали сливать эксклюзив. Всего-то на пять-десять минут раньше, чем остальным, но в век информационных технологий это почти что вечность. Особенно если твои конкуренты менее расторопны.

Здесь, если уж я застрял в этом времени, тоже потребуется обрастать связями. Без них журналисту, в особенности главреду, просто никак. Так что, пока мои газетчики трудятся над наполнением очередного выпуска тридцатидвухполосника, я буду нарабатывать базу. Но перед этим — пара ценных указаний.

— Валечка, вызовите ко мне, пожалуйста, Софию Кантор, Леонида Фельдмана и Виталия Бульбаша, — попросил я секретаршу и откинулся на спинку кресла.

Сейчас я отправлю этих троих к Величуку, они там опросят подозреваемых, Леня сделает эффектные кадры — и сенсационная полоса, считай, готова. Нет, пожалуй, я вместе с ними поеду. С «желтушкой» в этом времени еще не знакомы, правильные вопросы вряд ли сумеют задать. Так что стану им на первое время прикрытием, а там уже сами. Главное, чтобы потом, на волне гласности, газета не дала крен в сторону скандальности, как это сделали некоторые столичные коллеги. Да и регионалы, кстати, тоже.

Я ведь хорошо помню эту трансформацию, когда уже в девяностых крупные СМИ, сохранив старые советские названия, принялись копаться в грязном белье политиков и артистов. По факту из аналитических изданий они превратились в развлекательные таблоиды, где ту же голую женскую грудь печатали к месту и не к месту. Даже на первых полосах, где еще недавно публиковали, скажем, фотографии героев труда или ветеранов Великой Отечественной. Я уж молчу про издания новой формации, среди которых одни специализировались на звездных свадьбах, разводах и внебрачных детях, а другие — на мистике и конспирологии.

Однако тут, в моей газете, я планирую тщательно за этим следить, и «желтизна» будет использоваться исключительно как прием в комбинации с другими, а ни в коем случае не как идейное наполнение.

— Евгений Семенович, София с Леонидом скоро подойдут, а Виталия Николаевича еще нет на рабочем месте, — тем временем виновато, словно это ее самой не было, доложила Валя.

— Как так? — воскликнул я, посмотрев на часы и увидев, что стрелки показывали четверть девятого. Нехорошо. — Соедините меня с ним по домашнему номеру.

В двадцатых годах двадцать первого века журналиста редко застанешь в кабинете. Особенно журналиста сетевого издания и особенно после пандемии ковида, когда все резко ушли на удаленку. Ведь зачем ехать в офис через весь город, когда можно позавтракать и спокойно сесть с ноутбуком у себя в комнате? Был бы интернет, и работа всегда с тобой. Но тут, в СССР образца тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, не было такой роскоши как удаленка. Журналисты собирались в редакции к девяти утра, после чего рассасывались по кабинетам или заданиям «в поле».

— Евгений Семенович, — прервала мои размышления секретарша. — Старший корреспондент Бульбаш на проводе.

— Виталий Николаевич, — укоризненно заговорил я в трубку, услышав невнятное бурчание. — Ты что, даже еще из дому не вышел? Что молчишь? Стыдно? Бери ноги в руки, вызывай такси и дуй в редакцию! Или, погоди, давай я за тобой машину пришлю!

Предложив это Бульбашу, я мысленно плюнул сам себе в лицо. За каким Энгельсом я мок под дождем и трясся в автобусе, если мог накануне договориться с завгаром о служебной машине? Судя по тому, что Валя ничего мне не сказала, по умолчанию за моей персоной не приезжают. Значит, или Кашеваров был в этом плане демократичным, или существовал какой-то определенный порядок действий. Впрочем, это я выясню позже.

— Жень… — голос на другом конце провода звучал странно, но при этом смутно знакомо. — Ты это… Прости меня. Не выдержал я. Уволишь?

«Да он пьян!» — неожиданно осенило меня.

— Сильно поддал? — тихо спросил я вслух. — Только честно!

— Не повторится, — принялся бормотать Бульбаш. — Ты же знаешь, я не подведу… Текстик сдам вовремя… Если что — ночью, ты же знаешь.

И вот тут я не выдержал. Этот длинный старший корреспондент, чтоб его мухи съели, нажрался, тормозит мне эксклюзив с кладбищенскими вандалами и еще бормочет про «текстик ночью»!

— Послушай, Виталий Николаевич, — тихо, но зло начал я. — Мне только что звонил капитан Величук, сказал, что его парни схватили подозреваемых! Соня с Леней уже здесь, — я действительно слышал их голоса за дверью, но они, явно смутившись моего тона, не торопились входить. — Ты мне нужен для гребаной сенсационной статьи! Для бомбы! Для пушки, если хочешь! А ты что? А ты жрешь посреди недели!

— Прости, Жень… — стыдливо бормотал он. — Я возьмусь за себя, возьмусь… Хочешь, я пешком до милиции дойду?